А еще нам петь охота: почему мюзиклы никогда не умрут
На российские экраны 16 августа выходит «Mamma Mia! 2» — мюзикл шведских композиторов из ABBA Бенни Андерссона и Бьорна Ульвеуса с участием Аманды Сайфред, Энди Гарсиа, Шер и Колина Ферта. Журналист Алексей Королев для портала iz.promo.vg вспомнил, что мюзикл — вовсе не такой легковесный жанр, как представляется иногда.
Аккордное задание
Все первые 30 лет своего существования кинематограф отчаянно мечтал о звуке. Не о цвете и не о кинокамерах повышенной чувствительности: все понимали, что это в конце концов чисто технологическая проблема, решение которой — в совершении прогрессом нескольких понятных и последовательных шагов. Кроме того, это считалось излишеством.
Не то со звуком. И дело заключалось даже не в возможности слышать человеческую речь: в конце концов, целая куча авторитетов, от Чаплина до Абрама Роома, долго считали звук в кино нелепой безделицей. (А широко известную цитату Виктора Шкловского затаскали уже и по школьным рефератам: «Перед цветным кинематографом и кинематографом говорящим в качестве препятствия стоит не техника, а отсутствие необходимости. Говорящее кино почти так же мало нужно, как поющая книга».) Дело было в музыке. Продюсерам было ясно, какой коммерческий потенциал несет в себе музыкальный ряд, недаром тапер сразу стал почти неотъемлемой частью киносеанса. И как только технология Vitaphone стала доступной реальностью, все бросились делать что? Правильно, мюзиклы.
Собственно, мюзиклом был уже первый полнометражный звуковой фильм «Певец джаза» (1929). Главную роль в нем сыграл, кстати, уроженец Российской империи Ася Йолсон, известный в Америке как Эл Джолсон (чтобы не выдумывать ничего лишнего и не тратиться, — фильм и так вышел баснословно дорогим — в ленте сюжет вертится вокруг юного иммигранта Яши Рабиновича, делающего карьеру певца под псевдонимом Джек Робин). Успех был фантастическим, сборы превысили $3 млн, немое кино было обречено.
До окончательно победы кодекса Хейса (это, напомним, 1934 год) успели снять несколько весьма убедительных мюзиклов вроде «Люби меня сегодня» (1932) Роберта Мамуляна или «42-я улица» Ллойда Бэкона и Басби Беркли (кстати, это первая полноценная попытка перенести на экран актуальный бродвейский хит, и весьма успешная).
Танцуют все
При чем тут кодекс Хейса, добровольно-принудительный инструмент киноцензуры, существовавший в Голливуде почти половину прошлого столетия? Всё очень просто. Ранние мюзиклы были, по сути, единственным по-настоящему эротичным жанром кинематографа, откровенность была их могучим и едва ли не главным коммерческим преимуществом.
Кодекс Хейса, особенно поначалу, убил всю чувственную составляющую американского кино и в последующие пару десятилетий хороших мюзиклов в Америке попросту не снимали. Образчиком жанра тех времен может служить «Встречай меня в Сент-Луисе» (1944) Винсента Минелли с Джуди Гарланд в главной роли — красивая, но совершенно выхолощенная история идеальной любви под ванильную музыку. Впрочем, толк от фильма все-таки был: режиссер влюбился в актрису, и через год родилась Лайза Минелли, одна из тех, кто вернет мюзиклу статус и славу.
(Занятно, что первый советский квазимюзикл — «Цирк» — тоже проходил у советских подростков той эпохи по разделу самой натуральной эротики: многие уходили сразу после танца Мэри в короткой юбке — дальше, мол, ничего интересного).
Не всякая картина с большим количеством песенных номеров есть мюзикл — достаточно посмотреть на продукцию Болливуда. От мюзикла принято отличать и оперетту, хотя здесь грани тоньше и условнее (в целом в оперетте больше разговорных диалогов, чем в мюзикле, обязательно доминирует комическая составляющая, а хореографических номеров может не быть и вовсе — для мюзикла же они обязательны и несут самостоятельную смысловую нагрузку для сюжета). Оперетта в СССР пользовалась большим уважением, потому ее довольно часто переносили на экран. Ее предельно легкомысленный характер гарантировал и идеологическую безопасность, и хорошую кассу, кроме того, оперетту удобно было противопоставлять буржуазному мюзиклу, в котором полуодетые девицы пропагандируют безыдейный разврат.
Как мы уже знаем, вплоть до конца 1960-х с мюзиклом всё было не так. Поразительно, но он оказался по сути в одном окопе с советской опереттой, ибо агитировал ровно за те же ценности. Впрочем, это не мешало американцам делать по-настоящему великие фильмы (им в этом вообще ничего и никогда не может помешать) — «Поющие под дождем» (1952), «Звуки музыки» (1965) и «Мэри Поппинс» (1964) при всей их легковесности стали классикой жанра.
Почти серьезно
В любом жанре кинематографа есть великие фильмы (даже в порно). Но далеко не во всяком можно снять серьезное, действительно глубокое кино, далеко выходящее за границы жанра, оперирующее действительно вечными вопросами, достигающее вневременных художественных высот. Таких лент нет среди боевиков и вестернов, фильмов катастроф и хорроров (хотя, повторим, великие фильмы в каждом из этих жанров снимались, и неоднократно). А вот мюзиклы, которые смотрят не ради одних музыкальных и кинематографических номеров, мюзиклы, которыми гордится история кинематографа в целом, — существуют.
Во-первых, это, разумеется, «Весь этот джаз», величайший, вероятно, мюзикл всех времен, уникальное кино, в котором Боб Фосс осмелился говорить языком эстрадных номеров о смерти и бессмертии. Во-вторых, это «Кабаре» того же Фосса, фильм более традиционный стилистически, но даже спустя полвека завораживающий феноменальной игрой Лайзы Минелли, вывернувшей наизнанку все представления о том, какой должна быть главная героиня мюзикла. В-третьих, это «Чикаго», вернувший мюзикл в высшую коммерческую лигу и доказавший, что условности формата в умелых руках превращаются в инструменты для подлинного творчества. И в-четвертых, да-да, «Ла-Ла Ленд», фильм, который, несмотря на громадную свалившуюся уже на него славу, нам, вероятно, ещё предстоит по-настоящему оценить, фильм, который, несмотря на строгую каноничность, по большому счету вообще не мюзикл, а просто великое кино о нашем времени, слишком, может быть, скучном для настоящей драмы, но тем более интересном для настоящего художника.
Многим казалось, что в эпоху больших блокбастеров, марвеловских супергероев и прочего 4D мюзикл умрет одним из первых. Ничуть не бывало. Взяв серьезный тон, что сейчас по-прежнему кажется несколько рудиментарным, мюзикл вдруг оказался чуть ли не единственным массовым жанром, говорящим о том, что нас волнует по-настоящему. Ну а музыка в этом еще никому и никогда не мешала.