Чертова кухня: как создаются самые страшные книги в мире
Стивена Кинга знают, наверно, даже те, кто в жизни не читал не то что ни одной его книги, но даже и вовсе ничего не читал. По его романам и рассказам поставлены десятки фильмов, а само его имя давно стало чем-то вроде торговой марки, знаком качества для историй о неизведанном и ужасном. Но как американскому писателю удается придумывать свои невероятные сюжеты? А вот он сам и расскажет: литературный критик Константин Мильчин представляет книгу недели — специально для портала iz.promo.vg.
Стивен Кинг
Секретные окна
М.: АСТ, 2018
Говорим Стивен Кинг — подразумеваем ужасы. Хотя на самом деле далеко не все его книги содержат описания кошмаров. Есть разные Стивены Кинги — один действительно пугающий и кошмарящий, другой изводит читателя сложными психологическими конструкциями, третий — фантаст, четвертый — сказочник; наконец, есть еще один Стивен Кинг, самый занудный из всех и при этом, как ни странно, имеющий внушительное количество поклонников. Это Кинг, который рассказывает о своем ремесле.
Стивен Кинг
Даже если вы не читали этого Кинга, вы могли слышать байку про гвоздь. На который он вешал бесконечные отказы от издателей, а когда их стало слишком много, вбил в стену что-то вроде кола. Книга, о которой пойдет речь, обошлась без гвоздей, но зато вся она состоит из советов начинающим писателям и бесконечных оправданий. По тому, с какой страстью Кинг оправдывает свое право писать ужасы, его крепко достали вопросом «Почему вы пишете о таких ужасных и мрачных вещах?» Кинг объясняет, что не он один таков, вон Достоевский тоже мрачен, но его же никто не называет «королем ужасов»? А вот этот пассаж о писателях, которые рассказывают о кошмарах, кажется, написан прямо-таки кровью. «Видите ли, большинство из нашей братии выглядят совершенно обыкновенными, и мы такие и есть. Мы не топим своих гостей в ванной, не истязаем детей и не совершаем кровавые жертвоприношения путем умерщвления кошек в глухую полночь внутри пентаграммы. Никаких запертых чуланов, никаких криков из погреба».
Кинг рассказывает про «медведей» — собственные ходовые страхи, которые он использует для того, чтобы переносить их на бумагу. Список достойный: «Боязнь темноты; боязнь всего липкого и хлюпающего; боязнь увечий; боязнь змей; боязнь крыс; боязнь замкнутого пространства; боязнь насекомых (особенно пауков, мух и жуков); боязнь смерти; боязнь других людей (паранойя); страх за кого-то другого». Эти страхи он периодически «выводит погулять на солнышко», использует их в романах. Иногда смешивая друг с другом. «В этом-то и заключается прелесть работы в жанре ужасов: не ты платишь психологу, чтобы он избавил тебя от фобий, а журнал платит тебе за ту же самую терапию».
С «медведями» разобрались, а есть еще и «шлюшки» — эффектные фразы, с которых начинаются книги и которые должны привлечь внимание читателя. В одном из текстов Кинг честно сознается, что со «шлюшками» у него не очень. Помимо практических советов и специальной терминологии Кинг занимается еще и мотивационной работой. Расписывает в красках всю безнадежность своего положения в те времена, пока он еще не был великим писателем. «Мы жили в трейлере, мой кабинет был возле печки. Я писал на детском столике на машинке «Оливетти», принадлежащей Табби. Время, отведенное на писательство, сократилось до часа или полутора в день, да и от тех до изумления мало было толку из-за шести уроков и мыслей о стопках работ, которые надо будет потом проверять».
Кинг писал рассказы, их печатали, романы никто не брал, а он испытывал всё новые и новые трудности в поисках сюжетов. Он начал писать то, что потом станет его первым успешным романом — «Кэрри». Начал описывать сцену первой менструации, понял, что ничего в этом не понимает, выкинул рукопись в корзину, а жена достала (про жену он вообще много чего хорошего пишет; она, кстати, тоже писатель), прочитала и сказала, чтобы продолжал. Денег на поездку на первую встречу с издателем он взял в долг у бабушки жены. А потом у него стало так хорошо, что даже текст о том, как он бедствовал, становится бестселлером.
В общем, книга «Секретные окна», с одной стороны, совершенно необязательная, но если вы истинный фанат Кинга или начинающий писатель-неудачник, то она вам как раз очень нужна. Другое дело, что здесь собраны тексты, написанные в промежутке между семидесятыми годами и двухтысячными, и некоторые реалии писательской жизни (отдельные журналы и, скажем, пишущие машинки), о которых Кинг упоминает, безбожно устарели. А вот его метафоры («Писательство — как судорога») — нет. Как и прекрасный список самых безумных вопросов, которые ему когда-либо задавали на встречах. Например: «Я вижу, вы носите бороду. Вы боитесь бритвенных лезвий?» Или: «Вы не пробовали писать голышом?»
