Три поросенка с китайской спецификой: в Поднебесной снимают запреты
На днях в соответствии с универсальной народной мудростью «готовь сани летом» Китай выпустил в обращение новую почтовую марку, посвященную Новому году по лунному календарю. Марка с символом нового года — желтой земляной свиньи — вызвала дикий ажиотаж. Но вовсе не потому, что в Китае так много филателистов. Дело в том, что у нарисованной «семейной четы» свиней оказалось сразу трое поросят — китайское общество тут же прочло в этом намек на желание властей отменить ограничения на деторождение и вернуться к поощрению многодетности. «Известия» попытались разобраться, почему в стране, где несколько десятилетий подряд придерживались политики «одна семья — один ребенок», перешли к стимулированию рождаемости и что из этого выйдет.
От поощрения к наказанию
Во времена первого председателя КНР Мао Цзэдуна рожать детей было не только можно, но и нужно: бедной аграрной стране требовались новые рабочие руки. И, конечно, военные — на случай полномасштабной войны с США. Сам товарищ Мао, к слову, подавал согражданам личный пример: за свою жизнь Великий кормчий, имевший вдобавок к трем официальным женам еще и бесчисленное количество любовниц, стал отцом десяти детей. И других агитировал, заявляя, что китаянки должны рожать столько, сколько смогут. Матерям-героиням (то есть тем, у кого было от десяти отпрысков) были обещаны щедрые государственные субсидии.
Пример вождя оказался заразительным: в 50–60-х годах прошлого века китайские женщины в среднем рожали по пять-шесть детей. Но уже к 70-м годам наступило отрезвление: власти поняли, что прокормить растущее число жителей становится затруднительно. В ход пошла политика «поздно, редко, мало» — поощрялись поздние браки, длительные периоды между рождением первого и последующих детей, а также отказ от воспроизводства слишком большого числа «цветов жизни».
Первый председатель КНР Мао Цзэдун
В 1979 году, уже при Дэн Сяопине, рекомендация рожать поменьше оформилась в официальную государственную политику ограничения рождаемости. Именно тогда и появился знаменитый китайский лозунг «Одна семья — один ребенок», благодаря воплощению которого население КНР планировалось к 2000 году удержать на уровне 1,2 млрд человек. В итоге к этой дате численность китайцев на материковой части страны действительно составила 1,242 млрд.
Разумеется, рассчитывать исключительно на сознательность граждан власти не стали. За нарушение закона, то есть за самовольное «производство» второго ребенка, семьям-нарушителям прописали гигантские штрафы. Кроме того, рожденных «сверх квоты» детей, по сути, вывели за рамки закона — лишили права на государственные детсады, школы и медицинское обслуживание. По понятным причинам эти правила не распространялись лишь на двойни.
По данным журнала Economist, с 1980 по 2015 год китайские власти собрали с нарушителей штрафов на 2 трлн юаней ($315 млрд). Одной из самых громких историй такого рода стал случай с прославленным на весь мир китайским режиссером Чжаном Имоу. В 2014 году Чжан, которого пресса подозревала в отцовстве как минимум семи детей от разных женщин, перевел в казну более $1,2 млн за двух из трех своих отпрысков, рожденных от второй официальной супруги.
К середине 80-х руководство КНР пошло на небольшие послабления — оставив в силе ограничения для городских семей, власти дали «зеленый свет» на второго ребенка тем, кто проживал в сельской местности, а также представителям нацменьшинств (всего в КНР числится 56 национальностей, подавляющее большинство — ханьцы, которым, собственно, и запрещалось рожать «сверх нормы»).
Отрезанные ломти и маленькие императоры
Политика ограничения рождаемости дала свои плоды: прирост населения резко пошел на спад, а уровень жизни — потихоньку двинулся вверх. Но, разумеется, у такой политики была и обратная сторона медали. Невзирая на популярную в Китае фразу о том, что «женщина держит половину неба», иметь единственного ребенка женского пола многие семьи не хотели. Поскольку дочка в китайском традиционном сознании — «отрезанный ломоть»: она выйдет замуж и, покинув отчий дом, станет членом чужой семьи.
По этой причине КНР накрыла волна абортов на основании гендерных предпочтений: будущие родители массово избавлялись от неродившихся детей, как только узнавали, что у них будет девочка, чтобы иметь шанс на «легального» мальчика. В деревнях, где с медицинскими учреждениями было хуже, новорожденных девочек нередко попросту топили в речках и колодцах. Известная американская феминистка Энн Уоррен даже придумала термин для такого рода дискриминации — «гендерцид» (gendercide).
Ввиду размаха, который приобрели избирательные аборты, на каком-то этапе власти запретили врачам сообщать будущим родителям пол ребенка. Но это породило другую «моду», правда, в основном среди зажиточных пар, — отправлять пробирки с биоматериалами для определения пола малыша в Гонконг, а при возможности и рожать в этом специальном административном районе КНР (главным образом ради получения ребенком куда более крутого гонконгского паспорта).
Разумеется, дискриминация слабого пола не прошла бесследно — соотношение новорожденных мальчиков и девочек в Китае стало достигать пугающих 117 на 100. И если в России «на десять девчонок по статистике девять ребят», в КНР, наоборот, накопился «излишек» представителей сильного пола. Уже сейчас внушительная часть китайских мужчин — порядка 30 млн — не в состоянии найти вторую половину. Отсюда и все вытекающие последствия в виде гомосексуализма (а у геев в этой стране жизнь совсем не сахар), изнасилований и экспорта «китайского тестостерона» в другие азиатские страны.
Побочным эффектом политики плановой рождаемости стала и смена мировосприятия у подрастающего поколения одиночек. Если при Мао Цзэдуне китайцы привыкли мыслить в категориях «коллективного», которое выше «индивидуального», то единственные дети в китайских семьях быстро превратились в избалованных и эгоистичных «маленьких императоров».
Но главная диспропорция, которой обернулась многолетняя политика «одна семья — один ребенок», — снижение числа трудоспособных граждан на фоне старения населения. Сейчас китайцы, перешагнувшие 60-летний рубеж, составляют около 17% от 1,39-миллиардного населения страны. К 2050 году при нынешних темпах рождаемости и смертности доля стариков достигнет уже трети. Понятное дело, что столь же стремительными темпами вырастут и госрасходы, связанные с обеспечением людей старшего возраста медицинскими и другими услугами.
От обезьянок и поросят к ангелочкам и жемчужинам
Пессимистичные выкладки экономистов и демографов заставили власти КНР пересмотреть взгляды на политику рождаемости. Сначала завести второго ребенка дозволили парам, где каждый из родителей сам является единственным ребенком. Потом — семьям, где единственным является кто-то из супругов. В конце 2015 года Пекин официально разрешил рожать второе чадо всем и уже без каких-то предусловий.
Определенный эффект это дало: в 2016 году рождаемость увеличилась почти на 8%. Но для такой страны, как Китай, — пока самой многонаселенной в мире — это оказалось каплей в море.
На этой неделе у жителей КНР появилось предчувствие, что не за горами — снятие вообще всех ограничений на число детей. Первым знамением, сулящим перемены, стала вышеупомянутая новогодняя марка с тремя радостными поросятами. Многие не поленились и посмотрели, что на прошлогодней марке у символа года обезьяны было всего двое детенышей. Так что пополнение в семействе новогоднего животного многие сочли символичным.
Кроме того, «марочная история» совпала по времени и с публикацией в ведущей китайской газете «Жэньминь жибао». В разделе «Мнения» появилась редакционная статья под весьма недвусмысленным заголовком «Дети — это дело не только семьи, но и государства». Общая суть колонки сводится к сетованиям, что современные семьи не стремятся рожать детей, невзирая на то что того требуют вызовы времени. А между тем «каждый ребенок — это ангел и жемчужина». Заканчивается статья призывом к властям принять меры, чтобы китайские пары без страха и упрека начали больше рожать. Таким образом, посыл властей можно истолковать так — планирование семьи по-прежнему останется в руках государства, только теперь деторождение будут не ограничивать, а поощрять.
Пока, впрочем, китайцы ведутся на такие поощрения не особо охотно. Во-первых, ввиду особенностей пенсионной системы в Китае забота о престарелых родителях падает преимущественно на их повзрослевшего ребенка (а он, напомним, один). В стране даже родилась формула «4:2:1» — когда в семье четверо престарелых бабушек и дедушек, двое работающих родителей и единственный ребенок.
Да и в целом воспитание детей в КНР — удовольствие не из дешевых. Не так давно агентство Синьхуа подсчитало, что траты с момента рождения до окончания ребенком колледжа в Пекине составляют в среднем 2,76 млн юаней ($403 тыс.). Так что «потянуть» второго могут позволить себе далеко не все.
Кроме того, невзирая на многочисленные законы, гарантирующие равенство полов, большинство китайских работодателей по факту дискриминируют женщин — именно за то, что они рожают. Как показал прошлогодний опрос специализированного сайта 51job.com, после официального разрешения на двух детей 75% работодателей стали еще меньше расположены принимать на службу женщин — оплачивать второй декретный отпуск в Китае мало кому хочется. Не говоря уже про третий.
