У нас, если разобраться, очень много воспитателей. Гораздо больше, чем их существует в штатном расписании дошкольных по преимуществу учреждений. Между тем — и это звучит как парадокс — большинство нашего населения составляют взрослые.
Почти еженедельно мне приходится ездить поездом «Сапсан» в Москву и обратно. Поезд трогается под длинный текст, условно определяемый как «много о разном». Сам по себе объемный, текст зачитывается дважды — по-русски и по-английски. Динамик неторопливо рассказывает о «Сапсане» и предоставляемых в нем услугах. Если не считать того, что такого рода информация должна предоставляться пассажиру в печатном виде (в кармане впереди стоящего сидения), задачи ее распространения можно, по крайней мере, понять.
Дальнейшие сведения озадачивают. Пассажир узнает, что, переходя через железнодорожные пути, следует откинуть капюшон (капюшоны закрывают обзор), что ребенка нужно держать за руку и т.п. Нет, всё правильно: и обзор должен быть, и дети присмотрены. Но должны ведь быть и штаны застегнуты, и шнурки завязаны — есть еще столько условий успешного перехода путей, что начни только рассказывать… Почему об этом в «Сапсане» умалчивают?
Почему не рассказать о птице сапсан (разновидность сокола — прежде его соколом и называли), которой поезд обязан своим названием? Собственно, благодаря названию поезда многие о такой птице впервые услышали. Не знаю, как птице, но мне наименование кажется не самым привлекательным.
Интересно, что сапсан — птица молчаливая, голос ее можно услышать только в брачный период. Может быть, это манера РЖД ухаживать за пассажирами? Если да, то это действие избыточное: «Сапсан» прекрасен сам по себе. Все мы в него и так давно влюбились.
Отдельная песня — метро. Я много езжу по миру, но такое говорящее метро видел только в двух городах — Москве и Петербурге. Темы — две: рекламная и воспитательная.
Что касается первой, то совершенно понятно, что аудиореклама в закрытом пространстве аморальна. Если от плакатов можно отвернуться, то как же ты отвернешься от атакующего тебя голоса? Уши заткнуть — не выход, руки ездящих в метро обычно заняты. Да и как-то, в общем, некрасиво с заткнутыми ушами стоять на эскалаторе.
Вторая тема — воспитательная. Пассажирам предлагается стоять с правой стороны, не бежать по эскалатору и еще много чего. В троллейбусе, добавлю, еще советуют держаться за поручни. Открою страшную тайну: за границей ничего подобного не объявляют, и — что вы думаете? — никто не бросается бежать по эскалатору и не переходит на левую сторону.
И еще одно впечатление от заграничного метро. Помню, как одна пожилая дама, сойдя с эскалатора, начала что-то поправлять то ли на своем чемодане, то ли на себе. Дама вела себя, скажем так, беспечно, но речь-то не о ней. Меня восхитила реакция пассажиров. Ни один человек ее, простите, не обругал, не сказал ей, что сделать с чемоданом и куда отправиться самой. Никто, цитируя Зощенко, даже строго не посмотрел. Обходили. Улыбались.
Рассказав об этом случае моим приятелям, услышал возражение: эти улыбки неискренни, они тоже результат воспитания. Не знаю. Воспитание еще не признак неискренности, да и в любом случае неискренняя улыбка лучше искреннего мата. А что уважение к личности воспитывается, у меня не вызывает сомнений. Другое дело, что лицензию на воспитание должны иметь не все.
В 1990-е один мой коллега уехал на стажировку в Америку и там сдавал экзамен на водительские права. Теоретическая часть экзамена включала вопрос, на который надо было выбрать один из трех возможных ответов. Представьте себе, говорилось в экзаменационном задании, что вы за рулем, а перед вами пешеход переходит улицу в неположенном месте. Ваши действия: а) вы тормозите и разъясняете ему, где и как переходить улицу; б) вы тормозите и не даете никаких разъяснений; в) вы не тормозите. Любя в жизни порядок, мой коллега выбрал вариант а), оказалось, надо было б): ему сказали, что давать разъяснения не входит в его компетенцию.
Почему кто-то считает, что в его компетенцию входит советовать мне держаться за поручень? Он ведь понимает, что совет дурацкий, что я не хуже его знаю, что такое поручень и как им пользоваться. Если с самых разных сторон меня заваливают совершенно ненужной информацией, значит ли это, что такие действия лишены смысла? Ответ здесь не может быть однозначным. Информация — ненужная, но определенный смысл — есть. Он, выражаясь научным языком, не информативный, а коммуникативный. Состоит в обозначении присутствия: мы рядом, и вы о нас знаете далеко не всё.
Ошибаются те, кто считает, что такой подход быстро себя исчерпывает. Это только кажется, что об обуви нечего сказать. Почему не посоветовать носить ее на ногах? Можно, скажем, настаивать на соблюдении парности при использовании перчаток, подчеркивать желательность размещения подушки под головой.
А кто мешает делиться дополнительной информацией? При входе в автобус полезно ознакомить пассажиров со статистикой обновления парка, а может быть, и с кратким отчетом профкома. При покупке булки желательно предоставлять сведения о художественной самодеятельности на хлебозаводе. При обращении клиента в банк уместно продемонстрировать ему фото последнего корпоратива, чтобы он понял, какие открытые и милые люди в банке работают.
Существует, наконец, море информации, не имеющей никакой конкретной привязки. Так, сев в такси, непременно узнаешь последние новости в области шансона и послушаешь ведущих юмористов страны. Не верьте высоколобым интеллектуалам, что они с этой сферой незнакомы. Знакомы, еще как. Несмотря на отсутствие прямого дидактизма, каждая поездка в такси содержит воспитательный элемент: слушай и не отрывайся от коллектива.
Предлагаю эксперимент — что-то вроде дня тишины перед выборами. Пусть на день все ограничатся своими прямыми обязанностями — перевозят, например, население в городах и между городами — без всяких наставлений. На следующий день мы посмотрим, такими ли уж катастрофическими окажутся последствия. Бросятся ли все, натянув капюшоны, на железнодорожные рельсы? Все ли руки отпустят поручни? В известном смысле этот день тоже будет связан с выбором. Выбором стиля наших отношений.
Автор — писатель, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинского Дома)
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
