Кто боится встречи Путина и Трампа
После окончания холодной войны еще ни одной встречи российского и американского лидеров не ожидали с такими чувствами, с какими ожидают открывающийся сегодня в Хельсинки саммит с участием президента России Владимира Путина и президента США Дональда Трампа.
Возможно, это действительно самая удивительная встреча наших лидеров в истории двусторонних отношений. Прежде всего впечатляет даже не сам накопившийся груз проблем, который привел эти отношения к откату на самую низкую точку, наверное, со времен Карибского кризиса — в конце концов, проблем у нас всегда хватало. Однако — и это особенность нынешнего саммита — никогда еще эти проблемы не были настолько искусственными, как сегодня.
В свое время патриарх американской политики Генри Киссинджер сказал, что «у Израиля нет внешней политики, а есть только внутренняя». В наши дни эти слова в полной мере можно отнести к самой Америке: ее внешняя политика, и в особенности на российском направлении, сегодня полностью производна от внутренней. Даже острые проблемы, вроде сирийской или украинской, на нее влияют меньше, чем, например, ход расследования неких связей администрации Трампа с Москвой, которое ведет американский спецпрокурор Мюллер.
Не случайно к поездке Трампа в Хельсинки приурочили очередной вброс про якобы вмешательство российских спецслужб во внутриполитические процессы в США. Зачем это делается, никто и не скрывает: председатель Национального комитета Демократической партии США Том Перес и лидер демократического меньшинства в сенате Чак Шумер тут же заявили, что встречу Трампа с Путиным нужно отменить, пока, мол, Россия «не предпримет конкретные шаги, чтобы доказать, что она не будет вмешиваться в наши выборы в будущем». Известный американский эксперт Стивен Коэн даже пришел к выводу, что большая часть американского политического истеблишмента скорее «сделала бы выбор в пользу импичмента Трампа, а не в пользу предотвращения войны с Россией, еще одной ядерной сверхдержавой. Для подобного варианта в американской истории тоже нет прецедента».
Поэтому еще одна удивительная особенность саммита — американский лидер не представляет в Хельсинки весь американский истеблишмент и в принципе не свободен в принятии своих решений. И когда Трамп несколько раз повторил в ходе своей европейской поездки, что на саммите он будет представлять американский народ, «очень сильно отстаивать его интересы», к которым относятся и «отличные отношения» с Россией, в частности в противостоянии ИГИЛ (запрещенная в РФ организация. — «Известия»), то это не просто риторический оборот. Глава Белого дома действительно больше опирается на поддержку и интересы населения, а не политикума.
Сегодня он уже ограничен законом, инициированным конгрессом в рамках пакета расширенных санкций 2017 года, в котором конгрессмены прописали себе право блокировать любой шаг Трампа, направленный на их ослабление. Но и в других сферах любые серьезные договоренности с Россией могут натолкнуться (и, скорее всего, натолкнутся) на обструкцию и саботаж со стороны конгресса и вашингтонской бюрократии. Парадокс: если будут результаты и тем более прорывы, их постарается сорвать мощная внутренняя оппозиция, но и отсутствие результатов поставят в вину самому же Трампу, как это было после встречи с лидером КНДР.
Однако Трамп не только не представляет в Хельсинки весь американский истеблишмент. Впервые президент США не выглядит и «лидером свободного мира», а является, скорее, его парией — еще одна странная особенность нынешнего саммита. Парадокс в том, что доселе американцы встречались с главами СССР, а потом и России, в роли сурового «старшего брата», притом что «младшие братья», прежде всего в Европе, чаще играли роль «доброго следователя» и вообще всячески демонстрировали заинтересованность в максимальном прогрессе на российско-американском треке.
Но сегодня мы имеем дело с уникальным явлением: «миролюбивая» Европа боится мирных договоренностей США и России. Лондонская Times вышла с заголовком: «Увеличиваются опасения по поводу перспектив «мирной сделки» Трампа с Путиным». Именно Европа выглядит «ястребом», требующим от Вашингтона максимальной жесткости к Москве, поскольку попросту боится остаться один на один с Россией, которую в пылу антироссийской горячки сама же обвинила во всевозможных грехах, причем бездоказательно. В европейских столицах уже привыкли говорить с нами с позиции силы (американской) и вот вдруг там почувствовали перспективу неприятной ситуации, когда пришлось бы говорить с Россией на равных, да еще и уважая и признавая ее интересы, а не обучая ее, как ей жить.
Однако Трамп и его ближайшие сподручные вполне резонно предъявили претензии самим европейцам. Как сказал советник по нацбезопасности Джон Болтон, «если вы считаете Россию угрозой, то задайте себе такой вопрос: почему Германия тратит на военные нужды менее 1,2% ВНП?». Мол, вы кричите, что «русские идут!», но ваш бюджет показывает, что вы сами в это не очень верите, и деньги вам нужнее на обеспечение социально-экономической привлекательности Европы, а не на борьбу с раздутой химерой «угрозы с Востока».
О чем же можно договариваться — и вообще говорить — в такой непростой и непривычной обстановке? Сам Дональд Трамп сказал в ответ на вопрос корреспондентов, что собирается говорить со своим российским коллегой о Сирии, ну и «зададим ваш любимый вопрос о вмешательстве» (чем вполне откровенно дал понять, что это не его любимый вопрос, и он будет об этом говорить лишь потому, что к нему с этим пристают). Еще он упомянул Украину, а также согласился, что среди тем будут проблемы контроля над вооружениями.
В принципе, круг вопросов вполне очевиден и ожидаем. Однако нельзя не понимать, что перспективы у каждого из них разные. Причем дело не только в разных оценках и подходах сторон. Просто в том, что касается третьих стран (Сирии, Ирана, Украины и других), достижение далекоидущих договоренностей маловероятно уже в силу зависимости от этих самых третьих сил. Пока тому же Киеву выгодно саботировать Минские соглашения, он будет это делать, если, конечно, вместо «джавелинов» к нему не «прилетят» американские санкции, что пока исключено.
Поэтому логичнее сделать упор на сугубо двусторонние темы, не углубляясь в те, где Трамп несвободен (санкции). Конечно же, это разоруженческий блок, и особенно судьба договора о ракетах средней и малой дальности, а также перспективы соглашения по СНВ. Не нужно ждать решений, но нужно постараться выйти на договоренность о дальнейшем обсуждении этих и других тем и об институциализации самого диалога. Необходимо восстановление каналов общения и диалоговых площадок, включая межпарламентскую.
Но, разумеется, контакты необходимы в первую очередь там, где может «заискрить» — то есть в точках соприкосновения российских и американских военных. Созданный между начальником Генштаба российских Вооруженных сил Валерием Герасимовым и его американским коллегой — председателем объединенного комитета начальников штабов Джозефом Данфордом — канал связи уже показал свою полезность, и очевидно, что такие связи необходимо расширять и фиксировать. Для начала нужно избежать случайностей, ну а потом можно начать работу и над деактивацией всей напряженной обстановки в наших отношениях в целом.
Поэтому убежден, у саммита даже в таких необычных условиях есть реальные шансы сдвинуть ситуацию с мертвой точки — и это касается не только российско-американских отношений. Разумеется, весь позитив после саммита должен быть подхвачен заинтересованными структурами, политиками, экспертами, СМИ и институтами гражданского общества с обеих сторон, ибо без этого сегодня перемены невозможны. Эпоха «дипломатии саммитов» скорее отживает свое, однако без них пока нельзя. Роль личностей в истории, тем более таких как Владимир Путин и Дональд Трамп, никому недооценивать не стоит.
Автор — председатель комитета Совета Федерации по международным делам
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
