«Венчурный бизнес — дело молодое»
Глава Национального исследовательского центра Михаил Ковальчук и генеральный директор Российской венчурной компании Александр Повалко побеседовали об инновационном предпринимательстве, Национальной технологической инициативе и будущем рынка беспилотных автомобилей
Михаил Ковальчук: Российская венчурная компания, РВК — один из государственных институтов, созданных для поддержки развития наукоемкого и высокотехнологичного бизнеса в стране. Если у кого-то появилась гениальная идея и он захотел превратить ее в бизнес, то для этого нужны деньги. Но банк под непроверенную идею денег не даст: она может не сработать, риск слишком велик. С другой стороны, если проект «выстрелит», то на этом можно получить большую прибыль. Именно такими высокорисковыми инвестициями и занимаются венчурные фонды и компании. Они дают деньги десяткам компаний, из которых большая часть со временем разоряется. Выживают две-три, но они с лихвой окупают затраты на всех остальных и приносят инвестору иногда колоссальную прибыль.
Это и есть венчурный бизнес, и связан он сегодня, как правило, с наукоемкими и высокотехнологичными отраслями. РВК занимается этим бизнесом с 2006 года, но сейчас для нее наступил новый этап развития. Он связан с появлением Национальной технологической инициативы, с тем, что президент В.В. Путин недавно обозначил четкий курс на вовлечение молодого поколения в науку и наукоемкий бизнес.
Итак, что же представляет собой РВК сегодня?
Александр Повалко: Вы правы: сегодня одна из главных функций РВК — проектный офис Национальной технологической инициативы. Но в то же время мы сохраняем за собой функции государственного фонда фондов: ищем и поддерживаем управляющие команды — частные компании, — которые в состоянии привлечь деньги с рынка. Сейчас у нас в портфеле 26 венчурных фондов, где примерно половина денег — частные.
Сейчас перед нами стоят новые задачи — и те, которые поставил президент, и те, что постепенно сформировались в ходе работы по Национальной технологической инициативе. В первую очередь мы должны привлечь с рынка новые деньги на развитие венчурного инвестирования и технологического предпринимательства.
Глава Национального исследовательского центра Михаил Ковальчук
М. К.: Какое место вы сейчас занимаете в инновационном ландшафте страны?
А. П.: У РВК финансирование полностью государственное. В 2007 году был сделан разовый взнос из бюджета, и с тех пор мы оперируем этим объемом средств. Мы отбираем управляющие компании, которые принимают на себя риски по поиску проектов, их выращиванию.
Мы работаем с проектами чуть более поздних стадий, чем, например, фонд Бортника — Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере. Он занимается инвестициями посевной стадии, дает первоначальные средства на разработку и доведение технологий до стадии прототипа — по сути, до подтверждения того, что идея работает. Причем фонд Бортника дает гранты — невозвратные деньги. У нас же формат несколько иной: наши фонды инвестируют в венчурные проекты, то есть приобретают долю в проектных компаниях.
М. К.: Как это выглядит практически?
А. П.: Управляющая компания берет на себя обязательство найти проекты и войти в них. Сформировать портфель проектов, который отвечает требованиям стратегии каждого создаваемого фонда. Для каждого из них пишется инвестиционная стратегия. Сейчас это оформляется договором инвестиционного товарищества, раньше это были закрытые паевые фонды.
В каждой управляющей компании и каждом фонде у нас есть частные участники. То есть эти компании рискуют не только государственным финансированием, но и частными деньгами.
В первых фондах не сильно, но преобладал государственный капитал — 51%. Сейчас, во вновь создаваемых, наша доля составляет обычно 30%, остальное — частные средства.
М. К.: Вот вы вырастили инновационный проект, он стал благополучно окупаться. Что дальше?
А. П.: А дальше фонд ищет покупателя на проектную компанию. Это еще один из плюсов деятельности этих фондов: вы всегда знаете, за счет чего сможете выйти из проекта. Как правило, хорошие инвесторы рассматривают варианты выхода уже на входе.
М. К.: Велик ли возраст участников проектных команд, получающих поддержку от фондов РВК?
А. П.: Венчурный бизнес — дело молодое. В основном мы имеем дело с довольно молодыми людьми, которые очень мотивированы заниматься именно высокотехнологичным бизнесом. Это группы ребят, как правило, с очень хорошим физико-математическим и экономическим образованием. У них есть очень точное представление о том, как они хотят жить в ближайшем будущем. Они хотят строить интересные бизнесы, развивать технологии, умеют работать с инвесторами, в том числе на внешних рынках. Таких ребят становится всё больше.
М. К.: Вы сейчас представляете проектный офис Национальной технологической инициативы. Что это значит и что такое НТИ?
А. П.: Барьеры входа для развитых, давно сложившихся рынков очень высоки. Новой компании там будет необходима очень серьезная поддержка.
Идея Национальной технологической инициативы очень проста: сейчас возникают новые рынки, которые сформируются к 2035 году. Если сейчас начать работать, искать проекты, команды, компании, поддерживать их целевым образом, то, вполне возможно, к 2035 году вырастить линейку российских компаний — глобальных лидеров. Они займут ведущие позиции в перспективных отраслях — беспилотных летательных аппаратов, нейро-, био-, генетических технологий. Для этого необходимо преодолевать технологические и снимать нормативные барьеры. Яркий пример: беспилотные автомобили пока не имеют доступа на дороги общего пользования. Такие барьеры надо снимать, и при этом приходится решать огромное количество сопутствующих проблем.
Генеральный директор Российской венчурной компании Александр Повалко
Должно быть достаточно людей, чьи усилия сконцентрированы на задачах, связанных с этими рынками. Эти люди должны быть подготовлены, обучены в соответствии с требованиями, которые потенциально с соответствующей отраслью связаны. В этом и есть суть Национальной технологической инициативы.
М. К.: Как выбирались приоритетные направления НТИ? Сколько их?
А. П.: Основной инструмент — это «дорожные карты» по перспективным рынкам. Сегодня принято восемь таких дорожных карт. Три из них транспортные: «Автонет», «Аэронет» и «Маринет». «Нейронет» — всё, что связано с нейротехнологиями, сюда же относятся VR/AR — виртуальная и дополненная реальности. «Технет» — производственные технологии, цифровые двойники, использование цифровых и новых производственных технологий. «Хелснет» — персонализированная медицина, новые лекарственные препараты, медтехника. «Энерджинет» — энергетика.
М. К.: Ключевая цель инициативы — развитие новых рынков?
А. П.: Даже не развитие — создание! Мы должны создать их.
При этом значительная часть новых рынков связана с тем, что у нас действительно хорошо получается, — это разработки информационных систем, научных решений. Все-таки сильные математическая и физическая школы у нас никуда не делись.
Но для того, чтобы заработал рынок, например, беспилотных автомобилей, ему необходимо обеспечить карты, по которым ездить. Должна быть очень четкая привязка карт, фактически цифровой двойник, поскольку машина принимает решение, сравнивая карту, которая у нее в памяти, с окружающей обстановкой. Необходимы датчики, которые поставляют ей информацию. Должны быть юридические основания, чтобы выпустить машину на дорогу.
В какой-то момент нам нужно принять решение, что мы допускаем эти машины на улицы и в каком виде. Может быть, там водитель должен сидеть, который в какой-то момент перехватывает управление, — в Японии распорядились именно так. В Калифорнии другое решение: они некоторым компаниям явочным порядком разрешают допуск на трассы. Но в любом случае это наше будущее, тут ничего не сделаешь.
М. К.: Президент Владимир Путин, выступая с посланием Федеральному собранию, сказал, что нам грозит только одна опасность —технологического отставания. Мир развивается сейчас чрезвычайно быстро. Развитие идет такими колоссальными темпами, что очень легко оказаться в последних рядах. Поэтому и была принята Национальная технологическая инициатива: чтобы анализировать и готовить будущие рынки, готовить людей к выходу на них.
Мы должны абсолютно по-другому относиться к будущему. На уровне национальной безопасности и независимости мы должны понимать, что наш суверенитет под угрозой, если в воздухе будут летать не наши дроны, по дорогам поедут не наши беспилотные автомобили.
А. П.: Если мы допустим малейшее технологическое отставание, произойдет неизбежное замещение.
М. К.: Я на протяжении нескольких лет продвигаю простой тезис: сегодня военная колонизация заменилась технологической. Причем объектом ее, в отличие от прежних времен, становятся не отсталые страны, а развитые государства. Если вы сами не умеете создавать высокие технологии, их замещают извне, и страна, по сути, превращается в технологическую колонию. Это ключевой вопрос. И несмотря на наши ведущие позиции в самых технологически сложных на сегодня сферах — атомной и космической, если технологически мы не будем развиваться, то в конце концов выпадем из числа лидеров. Необходимо учиться, учить детей, развивать новые технологии, в том числе природоподобные, создавать новые рынки, новые правила жизни в новом цифровом мире.
