Встречал я людей, которые «Антигона» читали как «Антинога», считали, что кинолог — это специалист по кино, а полиглот — обжора. Поговорим о полиглотах, ведь даже те, кто это слово не связывает с глотанием, знание языков не всегда считают великим преимуществом. А зря.
На строгое отношение к полиглотам я впервые обратил внимание в Ясной Поляне — во время экскурсии, которую наши тамошние коллеги проводили для сотрудников Пушкинского дома. Как-то так получилось, что к нашей группе примкнула чета тульских пенсионеров — Мария, помнится, и Николай. Это были благодарные слушатели. Обозначая внимание, они кивали в такт речи экскурсовода, кое-что записывали. Так, я заметил, что на Марию произвело впечатление сообщение о том, что Толстой знал пятнадцать языков. «Правда, — тут же оговорилась экскурсовод, — в совершенстве только три: французский, английский и немецкий». Эта информация показалась Марии достойной записи.
После экскурсии я отчего-то замешкался — и увидел их, спускающихся рука об руку по лестнице. Парное движение, замечательный кинокадр. Одухотворенное лицо Марии: «Вот, Коля, человек знал пятнадцать языков!» На середине лестницы пара остановилась. «Маш, — он посмотрел на нее не без сарказма, — но в совершенстве-то только три». Бескомпромиссно, хотя и не без ревности. Знай свое место, полиглот.
Между тем мне известны случаи, когда полиглоты приносили прямую пользу. Недавно, в Страстной четверг, когда в церкви читаются Двенадцать Евангелий, я вспомнил историю, рассказанную мне моим добрым товарищем переводчиком Дмитрием Петровым. Однажды в Риме он вел курс итальянского языка. Курс был предназначен для соотечественников, хотя, не сомневаюсь, Петрову было чему научить и итальянцев. По окончании занятий (а это был вечер Страстного четверга) всей группой они решили пойти в русскую церковь, что находится недалеко от вокзала Термини.
Церковь была полна народу, и вошедшим удалось найти место лишь у самого входа. Вскоре в их направлении двинулся один из священников. Вежливый Дмитрий, пропуская его, посторонился было, но оказалось, что священник шел именно к нему. «Вас ждет настоятель», — сказал он полиглоту. Через мгновение священник рассекал толпу в обратном направлении, крепко держа Дмитрия за руку.
Поприветствовав Петрова, настоятель перешел к делу: «Двенадцать Евангелий мы читаем обычно на двенадцати языках. В этом году — так уж сложилось — нам не хватает немецкого и английского. Вот вы нам и поможете — пусть это будет вашим послушанием». Настоятель спросил, получал ли раб Божий Димитрий когда-нибудь благословение участвовать в литургии и носит ли он крест. Благословения Петров не получал, но крест носил.
Настоятель благословил его, выдал ему облачение чтеца — и Дмитрий свое послушание исполнил. Вслед за древнееврейским, греческим, латинским, церковнославянским, русским, грузинским, румынским, итальянским и так далее — чтение Двенадцати Евангелий прозвучало в церкви Святого Николая также на немецком и английском.
Потом настоятель рассказал Петрову, что, исчерпав земные возможности по поиску англо-немецкого чтеца, он обратился с молитвой к Богу. Это был крепкий в вере человек — из тех, кто (вспомним чеховскую историю), выходя молиться о дожде, берет с собой зонтик. Понятно, что, получив немедленную помощь, он не очень-то удивился. «Но как вы узнали, что я владею языками?» — изумился Петров. «Очень просто, — ответил настоятель. — Мои прихожане учат итальянский по вашей программе на телеканале «Культура».
Изучение языков — процесс длительный и трудоемкий. Здесь (страшно подумать) даже взятку давать бесполезно, потому что в языке нет обходных путей. У того же Дмитрия Петрова во время нашего совместного выступления как-то спросили, можно ли выучить язык во сне. «Можно, — уверенно ответил Петров. — Но у этого метода есть существенный недостаток: когда просыпаешься — всё забываешь».
Иностранному языку трудно не только учиться, но и обучать. В молодости мне также случилось преподавать русский иностранцам. Бывали дни, когда я чувствовал, что мои возможности на пределе. Особенно когда речь шла о немцах, которые, ценя логику и систему, по любому лингвистическому поводу требовали от меня общего правила. Я искал эти правила, но, поскольку в пособиях их часто не оказывалось, я начинал выводить их сам, перебирая в памяти весь доступный мне материал. В таких ситуациях я испытывал синдром сороконожки, поскольку во многих случаях правила просто не выводятся. Как не выводятся они для всех сорока ног задумавшегося насекомого.
Да, язык — это система, но не механическая, а живая, и, значит, полная исключений и противоречий. Аналогия в языке значит больше, чем логика или этимология. Есть, скажем, в народном языке слово «лебедить». Это переосмысление слова «лебезить» (однокоренное — лобзать), намекающее на избыточную трепетность лебедя. Но народная этимология поставляется вовсе не только «простыми людьми». Существует в русском вполне интеллигентское слово «довлеть». Довлеть — это, вообще говоря, быть достаточным (однокоренное слово — «довольно»). Иллюстрируя это значение, один мой коллега говорил, что кому-то довлеет стакан водки, а кому-то — два. Но почему же, спрашивается, это слово приобрело значение, близкое к «тяготить»? По одной простой причине: оно похоже на слово «давление». В данном случае — давление в нефизическом смысле. Какая уж тут логика…
Вывод — один. Он напоминает напутствие молодоженам: не стоит близкому человеку навязывать свои правила. Нужно его просто любить, слышать и принимать таким, какой он есть. Это — и лучший способ поладить с языком. И уж, конечно, не бояться.
В этом отношении положительным примером является еще один полиглот — Генрих Шлиман. Основой его метода было бесстрашие по отношению к языку. В каждой посещаемой им стране Шлиман с первого дня начинал говорить на ее языке. Кому-то это может показаться невозможным. Но казалось ли кому-то возможным найти Трою на основании мифа? А он нашел. Учите языки: обязательно что-нибудь найдете.
Автор — писатель, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинского дома)
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
