До последней капли крови
Николай Иванович Бухарин, один из первых деятелей советского государства в начале его существования, в феврале 1934 года пересек порог служебного кабинета в здании комбината «Известия» на Пушкинской площади Москвы, став седьмым (с 1917 года) ответственным редактором главной правительственной газеты страны.
Это была своего рода почетная опала — разногласия Сталина и Бухарина уже стали достоянием партийной общественности, однако в «Известиях» Николай Бухарин, как ни странно это прозвучит, на два с небольшим года обрел второе дыхание. Человек увлекающийся, он отдался газетному делу с захватывающим окружающих азартом.
Бухарин в «Известиях» — особая и очень яркая страница в истории газеты и советской печати вообще. Ни до, ни долгие годы после «Известия» не ожидались и не читались с таким интересом. Газета и внешне выделялась на фоне безликих изданий той поры — крупными фотографиями, смелой версткой, привлекательными заголовками, но всё же главное – интересными материалами своих и приглашенных авторов, цвета отечественной интеллигенции.
При нем шагнули к читателям молодые журналистские таланты — Лев Кассиль, Евгений Кригер, Татьяна Тэсс. Среди авторов и героев «Известий» были видные деятели науки и культуры, знаменитые военачальники и летчики-герои. Страницы газеты украшали громкие писательские имена — Алексей Толстой, Михаил Пришвин, Всеволод Иванов. В этом на Бухарина работал его авторитет в предыдущем десятилетии.
Особая дружба связывала Николая Ивановича с Максимом Горьким. Тот в свое время в одном из писем из-за рубежа писал Бухарину: «…хорош вы человек, чудесный товарищ». Именно Бухарин от имени советского правительства встречал «буревестника революции» в Москве, когда тот в 1928 году вернулся на родину после долгого заграничного отсутствия. В бухаринских «Известиях» Горький становится постоянным автором.
В 1934 году они вместе готовят Первый Всесоюзный съезд советских писателей, Горький делает на нем основной доклад, Бухарин – содоклад о поэзии. «Известия» освещают работу съезда в многополосных отчетах, печатают дружеские шаржи и эпиграммы на делегатов. Среди авторов — Борис Ефимов, штатный карикатурист газеты, и блестящий поэт-сатирик Александр Архангельский.
Бухарин и сам много писал в газету — передовые статьи, публицистические «подвалы» на международные и внутренние темы. Откликался он также на события в культурной жизни Москвы и страны, часто не ставя подписи. В одном из разговоров как-то признался, по какому признаку можно узнать его неподписанные статьи — они набирались особым шрифтом.
И всё же неумолимо приближался финал зловещего сталинского сценария по физическому уничтожению политических противников. В ряду кровавых процессов 1936–1938 годов кульминационным стал третий большой процесс антисоветского правотроцкистского блока, главным обвиняемым в котором проходил Николай Бухарин.
Вряд ли следует считать случайным совпадением (скорее роковым стечением обстоятельств), что одним из последних выступлений Бухарина в «Известиях» была статья «Горький» с подзаголовком «Последнее «прости». В пылких бухаринских словах — искренняя скорбь по «певцу разума» и личная боль по ушедшему близкому другу.
Но — гримаса жестокой реальности: этот страстный публицистический некролог напечатан 23 июня 1936 года, и ровно через два месяца (23 августа) в тех же «Известиях» опубликована статья «Расследовать до конца связи Бухарина, Рыкова и других с подлыми террористами». До ареста оставалось еще полгода. Но тучи над Бухариным уже сгущались.
Номер от 23 августа, подписанный Бухариным (эта формальность иезуитски сохранялась еще без малого шесть месяцев), открывался передовицей с истошным призывом «Расстрелять взбесившихся псов!». Имелись в виду Григорий Зиновьев и Лев Каменев. В прошлом близкие соратники Ленина, теперь они проходили главными подсудимыми на только что завершившемся процессе троцкистско-зиновьевского центра. Через три дня они были расстреляны
28 августа Бухарин послал в «Известия» записку с объяснением, почему не может присутствовать на очередном партсобрании: «…ни физически, ни умственно, ни политически я на работу ходить не в состоянии, пока не будет снято с меня обвинение». Святая простота! Пружина террора раскручивалась необратимо.
16 января 1937 года вышел номер «Известий», под которым последний раз стояла подпись Николая Ивановича. 27 февраля Бухарина арестовали. Больше года держали в следственном изоляторе, добиваясь признания в организации тайных заговоров, шпионаже в пользу иностранных разведок, причастности к насильственной смерти Горького (еще одна темная страница советской истории) и даже к покушению на Ленина в 1918 году, а позже — и на Сталина. Все эти фантастические бездоказательные обвинения Бухарин категорически отвергал, хотя был вынужден признать «политические ошибки, выразившиеся в уклонах от генеральной линии партии» (расхожая формулировка на все времена).
Через полвека после расстрела Бухарина, в 1988 году, в «Известиях» было опубликовано стихотворение Евгения Евтушенко «Вдова Бухарина». Вот четверостишие из него:
В чем был Бухарин виновен
И старая гвардия вся?
В чужой и собственной крови,
Дважды казнить нельзя.
Что говорить! Ухабиста и обоюдно кровава была временами стезя старых большевиков, и идти по ней к высокой, как они считали, цели, ни разу не скатившись вниз, было практически невозможно. Сомнительное оправдание тяжких ошибок. Такие, как Бухарин, наверно, казнились собственной совестью. Но прав поэт: казнить дважды?
Стихотворение посвящено Анне Михайловне Лариной, дочери Юрия Ларина (настоящее имя — Михаил Александрович Лурье), видного экономиста 1920-х и друга Николая Ивановича. 45-летний Бухарин и 20-летняя Анна поженились в 1934 году. Как раз в это время он пришел в «Известия». Судьба подарила им два с небольшим года счастья. 8 мая 1936 года у них родился сын Юра.
Когда Бухарина арестовали, Анну сослали в Астрахань. И начались ее 19-летние скитания по тюрьмам, лагерям и ссылкам, о которых спустя годы она написала книгу кровоточащих воспоминаний «Незабываемое». Годовалого Юру усыновили родственники Анна Михайловны. Через десяток лет арестовали и их, а его отдали в детский дом под Сталинградом. Долгие годы он носил их фамилию, ничего не зная о своих настоящих родителях. Анна Михайловна разыскала сына в 1956 году, лишь после своего освобождения.
В 1988 году ее пригласили в «Известия», с 1977 года располагавшиеся в новом здании. Коллектив стоя ее приветствовал. А она высказала единственное желание: чтобы ей показали бывший рабочий кабинет мужа в старом здании, где она когда-то мимолетно побывала. С некоторых пор его занимали главные редактора «Недели», популярного известинского приложения.
Она медленно переступила порог кабинета. В чистых, небесного цвета глазах — сдержанное выражение печали (до сих пор помню взгляд этих глаз). Подошла к сохранившемуся с давних времен камину, погладила его малахитовую плитку, задержалась взглядом на покрытой дерматином дверце в противоположной стене. «За ней ведь часовой механизм, — заметила полуутвердительно. — Да-да, Николай Иванович любил заводить эти часы, которые выходили на Пушкинскую площадь. Собственно, ничего другого от прошлого здесь больше не осталось».
Она еще несколько минут молча постояла посреди комнаты — ни слезинки, ни дрожащих рук. И тихо удалилась, унося с собой видения прошлого...
