«Надо отвечать добром на добро»
В декабре 2012 года худрук МХТ имени Чехова Олег Табаков дал интервью «Известиям». Впоследствии он завизировал текст, но его помощнице Алле Шполянской (ныне тоже покойной) ответы показались слишком резкими. Олег Павлович прислушался к ее мнению и попросил отложить публикацию. А далее у него все не хватало времени к ней вернуться. Многое из сказанного тогда народным артистом сохранило свою актуальность по сей день.
— По статистике только 8% жителей российских городов ходят в театр. Что, на ваш взгляд, нужно делать, чтобы приобщить людей к театральному искусству?
— Давайте не о высоком, а о деле. Если посмотреть направо и налево, то я вижу, что самостоятельно, достойно жить при нынешнем бюджетном режиме, при наличии нынешнего интереса к театральному искусству у глав регионов может, наверное, процентов 5–7 из существующих театров. Если сильно польстить — 10. Это я говорю, не досконально зная проблемы региональных театров. Но я довольно много езжу по России и основываюсь на своих впечатлениях. Если же говорить, какой может быть выход, что делать и кто виноват, то об этом я не рассуждаю, я человек дела, профессионал.
Я человек, занимающейся делом, как говорит мой отрицательный герой из пьесы А.П. Чехова «Дядя Ваня», профессор Серебряков: «Дело надо делать, господа, надо делать дело!» Вы много знаете людей из нашего театрального цеха, которые дело делают? Оно предполагает динамику движения вперед, если этого не происходит долгое время, то лучше менять место работы.
В 2000 году зрительный зал Художественного театра был заполнен на 40–42%. Что дало эффект? Обновление театра, придача динамики развитию театрального организма, наконец, возвращение театру работоспособности и хорошего коэффициента полезного действия. Поэтому, на мой взгляд, выход один. Не назначения и перемещения руководителей решают эти проблемы, а появление в репертуаре театра спектакля, а лучше 3–4, которые все хотят смотреть. Так поступали отцы-основатели, если посмотреть внимательно переписку Станиславского и его партнера Немировича-Данченко, то там как раз об этом.
И 120 лет тому назад, и 60, и 30 в Москве всегда было 3–4 театра, которые пользовались повышенным спросом у зрителей. Остальные жили своей жизнью. Как вы думаете, какой сегодня процент посещаемости во МХАТе? Правильно думаете: сейчас аншлаги. Вот вам и весь разговор.
Я думаю, что до тех пор, пока у зрителей сегодняшней России будет потребность, согласно рецепту, выписанному Александром Сергеевичем Пушкиным, — «над вымыслом слезами обольюсь».... Вот до той поры будет жив театр.
— У вас ставил Кирилл Серебренников, а сейчас он уходит?
— Человек занят, значит, надо подождать, посмотреть, как он обустроится, как сможет поставить на ноги новое дело (режиссер занялся проектом «Платформа». — «Известия»). Было бы неверно сейчас отвлекать его от дела, хотя мне думается, что желание по-прежнему сотрудничать с МХАТом у Кирилла есть.
— Вы — председатель общественного совета «Общественного телевидения России» (ОТР). В чем вы видите свою главную задачу?
— Я буду лоббировать напоминание о нравственности человеческой, о наличии таких понятий, как сострадание, милосердие, и такой части души человеческой, как культура.
— Каким образом?
— Сначала сделаю, а потом вы мне скажете, получилось у меня или нет. Рассказывать пока нечего. Мне очень часто в последнее время становится стыдно от словоблудия в комментариях моих коллег.
— Мне кажется, вам было бы приятно, если бы на телеэкране больше показывали театральные постановки.
— Сейчас в достаточной мере канал «Культура» показывает театральные постановки. Так что это наличествует. Хорошо это или плохо? Как есть, так есть. То, о чем я говорю, это как человеку человеком быть. Не кажется ли вам, что это разные вещи? Показывать театральную продукцию при помощи средства массовой информации или задаться вопросом: а как человеку человеком быть?
— Вы любите работать с молодыми артистами. Как находите новые дарования?
— Вы знаете, я не могу сказать, что очень люблю этим заниматься. А кто, кроме меня, будет? В жизни люди делали мне много добра, начиная от руководительницы Саратовского драмкружка Дворца пионеров Натальи Сухостав, заканчивая покойной внучкой художника Валентина Серова, Царствие ей Небесное. Вот такой размах.
С 1949 года много мне добра сделали, надо и совесть иметь, по возможности возвращать, отвечать добром на добро. И никакой такой потребности воспитывать или учить у меня не было. На дворе был 1972 год. Вместе с молодыми людьми, которые поверили мне, пошли со мной, а это Гарик Леонтьев, Костя Райкин, Валера Фокин, Андрюша Дрознин, Сережа Созонтьев, Володя Поглазов, мы прослушали 3,5 тыс. московских детей, отобрали 49 человек и потом два года учили их. На довольно высоком профессиональном уровне. А жили мы на те деньги, которые я «закосил» от семейных доходов. Я много работал.
Знаете сколько денег пропало у меня, когда угробил наши сбережения премьер-министр Павлов? Знаете сколько «Волга» тогда стоила? 10 тыс. У меня пропало 15 «Волг» и книжка, отложенная на образование моей внучки Полины. И я не взял ни рубля компенсации. Из протеста. Обобраны были многие люди, с куда меньшим достатком, чем у меня. И смириться с этим я не мог. У меня всё же человеческая логика. Она неформальная, не общепринятая даже. С тех пор я выпустил немало студий. Надо перечислять фамилии моих учеников? Думаю, если сделать сборную команду драматических артистов России от 35 до 55 лет, половина будут мои ученики.
— Что движет людьми, которые стремятся стать актерами? Тщеславие, бескорыстная любовь к искусству, еще что-то?
— Назовите как угодно мое желание заниматься любимым ремеслом. Для меня это было самым интересным занятием на свете и остается таким до сих пор. И когда я выхожу на сцену, зритель аплодирует еще до того, как я что-либо сказал. Как думаете, почему? Часто это встречаете? Я сам так аплодировал Раневской, Гриценко, Грибову, Андровской, Плятту. Эти люди никогда не подводили меня, зрителя. Вот и всё. А если это так, то что может быть дороже?
— Театр и искренность — сложно совместимые вещи?
— Ну для кого как.
— Как вы относитесь к тому, что уважаемые театральные актеры снимаются в сериалах, играют в коммерческих антрепризах?
— Я полагаю, что многое зависит от культуры человека, его критериев, от книг, которые он читал.
— Кто-то из ваших учеников или коллег снялся во второсортном «телемыле». Что вы ему скажете?
— Не надо никому ничего говорить. Горбатого могила исправит, если он не соображает. Если актера не останавливает посредственный текст, то тогда и говорить с ним не о чем. Если у него временные сложности, то надо заработать деньги и забыть об этом кошмаре. Как вы думаете, почему я в сериалах не снимаюсь?
— Зачем вам? Вы уже можете себе позволить заниматься тем, что по душе.
— Да, я достаточно зарабатываю. Тот, кто уже выбился в люди, не делает этого.
— Как поживает ваш детский колледж?
— Он поживает хорошо. Только самые одаренные попадают туда. Лично я смотрю не всех, сначала гонцы во все концы страны рассылаются. Это первый круг, потом второй, а на третий раз остается 120 человек, то есть порядка пяти человек на место. Вот эти 120 человек при помощи наших друзей-меценатов привозятся в Москву из Кенигсберга, Чукотки, Ангарска и других разных мест. А потом я отбираю из них 24, а те, кто не попали, возвращаются родителям.
— Годы идут. Задумываетесь ли вы о том, кто станет вашим преемником?
— Вы думаете, что это моя прерогатива? Или моя обязанность? Моя обязанность сделать то, что я считаю нужным. В 2000 году было мало людей, точнее, никто не верил, что этот тонущий корабль — Художественный театр — можно поднять. Вот и всё. Я не задумывался, у меня не было рассуждений, мне надо было подставить плечо.
— Откуда вы берете силы на такую активную и ответственную деятельность?
— Сплю мало, читаю много, но когда я играю спектакль, то обязательно сплю днем два часа. Чтобы быть честным перед теми людьми, которые приходят на спектакль.
