Гражданская оборонка
Производство общедоступных дефибрилляторов и строительство пассажирских судов, запуск спутников, контролирующих леса, и появление отечественных аппаратов ИВЛ, в которых остро нуждаются тяжелобольные дети (об их нехватке Константин Хабенский рассказал Владимиру Путину во время «Прямой линии» два года назад), а также создание в составе ОСК речной лизинговой компании. Всё это со временем заменит выпуск военной техники и позволит крупнейшим предприятиям ОПК выжить после 2020 года, когда пик гособоронзаказа будет пройден. О том, как избежать ошибок конверсии 1980-х годов и эффективно переориентировать оборонку на «гражданку», эксперты рассказали на круглом столе «Известий».
50х50
«Известия»: Почему вопрос диверсификации ОПК стоит так остро?
Владимир Гутенев, председатель комиссии Госдумы по развитию предприятий ОПК, первый вице-президент Союза машиностроителей России: Мы хорошо помним ситуацию конца 1990-х, когда целый ряд производственных цепочек был разрушен. «Оборонка» еле выживала. Начиная с прошлого десятилетия потихоньку начали склеивать производственную кооперацию. На этап динамичного развития ОПК вышел в 2006–2007 годах. Был создан целый ряд крупнейших вертикально интегрированных структур, в том числе «Ростех», Объединенная авиастроительная корпорация (ОАК), Объединенная судостроительная корпорация (ОСК). Государство сформировало большую программу перевооружения армии, выделило на нее 20 трлн рублей. Плюс 3 трлн рублей — на техническое перевооружение предприятий ОПК. Увеличились и объемы оружейного экспорта. В год Россия продает оружия на $15 млрд при портфеле заказов на $50 млрд. В итоге «оборонка» вышла на достаточно приличную серию.
Казалось бы, беспокоится не о чем. Но это не так. Санкции в отношении российской экономики создали определенные проблемы. Пришлось направить ресурсы на импортозамещение. Сегодня по абсолютному большинству критических комплектующих удалось заместить зарубежных поставщиков.
С экспортом тоже есть нюансы. Благодаря демонстрации высоких характеристик нашего оружия, в том числе в Сирии, на него увеличился спрос. Но западная политика сдерживания продвижения нашего оружия на новые рынки не позволяет надеяться на значительное увеличение объемов российского оружейного экспорта.
Это внешние факторы, а есть и внутренние. В 2019–2020-е годы пик гособоронзаказа будет пройден. При этом предприятия обладают хорошим кадровым потенциалом, современными производственными мощностями. Что со всем этим делать? Закрывать? Сокращать? Ясно, что это было бы неправильно и даже преступно. Отсюда и очень важная задача диверсификации, выхода на рынок, в том числе зарубежный с гражданской продукцией. От того, насколько удачно пройдет диверсификация, зависят перспективы целого ряда отраслей.
«Известия»: Каковы целевые показатели?
Владимир Гутенев: Президент на встрече с работниками Уфимского моторостроительного производственного объединения обозначил конкретные цифры: 30% «гражданки» к 2025 году, 50% — к 2030-му. Кстати, уже сейчас на ряде предприятий «Ростеха» такие показатели достигнуты. Но нужно приложить еще много усилий, чтобы достигнуть таких показателей в среднем по отрасли.
«Известия»: Для российского судостроения освоение гражданской продукции и выход на зарубежные рынки — это вопрос жизни и смерти?
Алексей Рахманов, президент Объединенной судостроительной корпорации (ОСК): Можно и так ставить вопрос. У нас динамика роста гражданских заказов год от года демонстрирует восходящий тренд. С 2014 до 2017 год мы увеличили в 3,5 раза общий объем заказов на гражданскую технику. Но структура выручки в гражданском сегменте пока всё равно меньше 20%. Мы двигались от 10% выручки десять лет назад до примерно 14% в 2017 году. К 2025 году у нас задача выйти на 30%, а к 2030-му — на 50%. Будет очень тяжело, но мы знаем, что делать.
Надежда на государство
«Известия»: На внутреннем рынке у ОСК есть резерв увеличения заказов?
Алексей Рахманов: Мы проанализировали внутренний рынок и глубоко убеждены, что нужно немедленно приступать к модернизации флота «река — море». Через 5–7 лет будут большие проблемы с речным транспортом. Это и пассажирские, и грузовые суда. 11 тыс. единиц стоит на учете в Российском Речном регистре. Из них львиная доля старше 35 лет. Эта проблема аукнется по всем фронтам. Мы много говорили о необходимости сделать межотраслевой баланс грузовой базы, чтобы быть четко уверенными, какие виды грузов целесообразнее перевозить по реке, какие — по железной дороге, а что — по дорогам общего пользования. Перевозчикам можно предложить перейти на реку как самый надежный, экологичный и экономичный вид перевозки определенных грузов.
«Известия»: Государство, насколько известно, поддержало эту программу организацией лизинговых схем.
Алексей Рахманов: Да, но при этом в самый разгар навигации, когда река работает или должна работать на полную мощность, вдруг появляются скидки на железнодорожный транспорт при перевозке жидких нефтепродуктов. Об этом говорил Владимир Лисин на последнем заседании РСПП, на котором был президент России. Как же так? Мы только что построили десятки новых пароходов. Для чего? Мне кажется, что здесь государство должно применить регуляторную функцию и сказать: «Коллеги, давайте поймем, что из этих грузов должно перейти на реку». Тогда у нас появится стимул обновления 11 тыс. судов. Иначе они просто лягут на дно и будут экологическим вредом для будущих поколений.
«Известия»: Это лоббистская история.
Алексей Рахманов: Да, я не скрываю: это лоббистская история. Наши лоббистские возможности направлены на то, чтобы оптимально использовать транспортную инфраструктуру и управлять грузовыми потоками, чтобы возродить гражданскую составляющую судостроения в России и строить похожие решения, например, в Индии. У нас для этого есть хороший набор инструментов.
В структуре ОСК появилась лизинговая компания. Мы уже имеем возможность предложить готовый продукт с финансовой услугой. Возможно, когда-то в будущем, если следовать логике мировых трендов, мы придем к необходимости оказывать нашим клиентам полный комплекс судостроительных и транспортных услуг, то есть не только построить судно, но и обеспечить перевозку на нем грузов. Это пока звучит диковато для текущего бизнеса корпорации, но весь мир к этому движется.
«Известия»: Холдинг «Швабе» специализируется на оптикоэлектронике. Какая у вас ситуация с гражданским сегментом?
Иван Ожгихин, замгендиректора «Швабе» по развитию систем продаж, маркетинга и сервисной поддержки гражданской продукции: По итогам 2017 года доля «гражданки» составила 28,6%, поэтому к 2025-му году перед нами стоит задача выйти на 80%. Это амбициозная задача. В абсолютном выражении это 240 млрд рублей по гражданской продукции.
«Известия»: Некоторые оборонщики говорят, что мер господдержки в диверсификации надо больше.
Иван Ожгихин: В целом создано много инструментов для поддержки предприятий ОПК, нужно только правильно уметь ими пользоваться. Меры господдержки работают. Для «Швабе» векторными с точки зрения развития внутреннего приборостроения стали заказы, которые государство сделало на медицинскую технику. Я говорю о перинатальных центрах, которые в том числе возводит госкорпорация «Ростех» в 15 регионах РФ. «Швабе» — один из комплексных поставщиков. Помимо того что смогли загрузить свои предприятия, государство получило значительную экономию. На каждом перинатальном центре снижение цены составило до 100 млн рублей только на медоборудовании.
Польза для человека
«Известия»: Вы будете выпускать новые виды оборудования?
Иван Ожгихин: Конечно. Мы ищем партнеров и приобретаем компетенции, которых нам не хватает. Сейчас, например, формируется программа общедоступной дефибрилляции. Один из наших ведущих заводов — Уральский оптико-механический завод (УОМЗ) — в рамках импортозамещения сделал дефибриллятор. Подобное оборудование планируется установить в каждом аэропорту, на каждом вокзале. Оно позволяет оказать экстренную медицинскую помощь в местах массового скопления людей.
Владимир Гутенев: Поясню, если позволите, почему законодатели поддерживают этот проект. В стране за год гибнет от 25 тыс. до 27 тыс. граждан от внезапной остановки сердца. Им не смогли своевременно оказать экстренную помощь. Мы направили законопроект, который дает доступ к дефибрилляторам неограниченно широкому кругу лиц. Производители заработают, по моим оценкам, около 7–8 млрд рублей только на текущей поставке. При этом отечественный дефибриллятор в 2,5 раза дешевле зарубежного, стоящего около двух тысяч долларов. Самое главное, что мы спасем массу людей от внезапной смерти.
«Известия»: А портативные аппараты искусственной вентиляции легких, которых так не хватает тяжелобольным детям, вы не выпускаете? Ведь такие пациенты месяцами лежат в реанимации, а могли бы находиться дома.
Иван Ожгихин: Для неонатальной медицины мы производим транспортные инкубаторы. Но планируем производить и портативные аппараты ИВЛ. Мы разработали такой аппарат ИВЛ, и у нас задача в этом году — получить на него разрешительное удостоверение. Это универсальный аппарат, который может и в стационаре работать, и в домашних условиях. Идет разработка, уже есть опытные образцы. Потом мы должны пройти клинические испытания.
«Известия»: Когда появятся такие аппараты и сколько они будут стоить?
Иван Ожгихин: Планируем в конце 2018 — начале 2019-го. Будем делать линейку таких аппаратов. Стоить они будут в зависимости от модели от 150 тыс. рублей до 1 млн. Импортные аналоги дороже в несколько раз. Эти аппараты будет выпускать УОМЗ.
«Известия»: Как в госкорпорации «Роскосмос» обстоит дело с диверсификацией и коммерциализацией?
Антон Жиганов, исполнительный директор «Роскосмоса» по развитию бизнеса и коммерциализации: Наша традиционная продукция — ракетно-космическая техника — делается как для нужд обороны, так и для решения социально-экономических задач. У нас уже 54% продукции — гражданского или двойного назначения. Наша задача, помимо целей, которые ставит руководство, еще в том, чтобы научится меньше зависеть от госзаказа.
Прозвучало правильное слово «коммерциализация». Год назад в корпорации началось направление развития бизнеса и коммерциализации. Не просто попытки продать в большем количестве то, что мы уже производим, а развить новые бизнесы, которые позволят корпорации меньше зависеть от госзаказа. Есть направление традиционных изделий, продуктов, услуг космической отрасли и направление непрофильное — новых продуктов, никак не связанных синергетически с продуктами и услугами, которыми «Роскосмос» занимается.
«Известия»: Примеры можете привести?
Антон Жиганов: Да, конечно. Наш спутник может служить как для оборонных, так и для гражданских нужд: может снимать Сирию, а может снимать, каким образом управляется территория региона, как осуществляется контроль и мониторинг объектов недвижимости, лесных хозяйств. Сам снимок сегодня большой ценности не представляет, ценность представляет аналитика, ответ на запрос клиента — что на самом деле происходит.
Мы хотим пойти в сервисный рынок, в рынок управления большими массивами данных. Это не только данные со снимков, но и данные Росреестра и кадастра, Минсельхоза. Фактически мы хотим объединить все базы в одну большую виртуальную систему. Мы хотим сделать следующий шаг в сферу управления данными и предоставления клиентских сервисов. Есть интересная история, которая связана с турбонасосными агрегатами для ракетных двигателей. Из этого направления выросло производство агрегатов газоперекачки для ТЭКа.
Минимум 6–7 предприятий госкорпорации достаточно успешно производят такую продукцию. В октябре 2017 года мы подписали «дорожную карту» по отбору и созданию нового оборудования в интересах ПАО «Газпром», в том числе в целях импортозамещения зарубежных аналогов.
Есть опыт в освоении производства медтехники. Например, Центр имени Хруничева освоил с конца 1990-х производство барокамер. Они поставляются в 14 стран, включая США, Австралию. Работаем с аграрными корпорациями для выработки пакетного решения по точному земледелию, где можем использовать возможности дистанционного зондирования Земли, чтобы эти решения работали для агропрома.
«Известия»: Россия, наверное, не единственная страна, которой пришлось решать задачу диверсификации ОПК?
Виктор Мураховский, член экспертного совета Коллегии Военно-промышленной комиссии РФ, главный редактор журнала «Арсенал Отечества»: В прошлом году для ВПК был подготовлен серьезный труд по теме диверсификации ОПК. В этом труде, в частности, исследован опыт диверсификации в Китае. Там исходное положение 20 лет назад было гораздо хуже, чем у нас, существовали сельскохозяйственные дивизии, которые занимались производством сельскохозяйственной и промышленной продукции, в том числе и военной. Сейчас в Китае абсолютно другая картина: практически не осталось специализированных военно-промышленных компаний, все они производят от 30% до 50% продукции широкого потребления.
Планировать диверсификацию на 5–10 лет, конечно, надо. Но надеяться, что это на 100% реализуется, не стоило бы. Ситуация иногда стремительно меняется, в том числе и военно-политическая. Мы совсем недавно уничтожали боеприпасы миллионами тонн, а сейчас некоторые предприятия боеприпасной отрасли в три смены работают, чтобы обеспечить текущие потребности и создать мобилизационный запас. Мало ли что случится через пять лет.
Уроки перестройки
«Известия»: У страны есть опыт конверсии, которая проводилась в СССР в перестроечные 1980-е годы. К сожалению, неудачный. Мы извлекли уроки из неудачной конверсии?
Сергей Хапров, советник гендиректора ПАО «Ил» и гендиректора АО «Воентелеком»: Конечно, все боятся повторения конверсии конца 1980-х годов, когда оборонка многое потеряла. Она была не подготовлена. Смысл ее был не в том, что оборонка была дорогая. Она забирала основные таланты из экономики. Там были лучшие инженеры и ученые, лучшие материалы и оборудование. То, что оставалось гражданской промышленности, было не мирового уровня, и мы всё больше проигрывали международным конкурентам.
Одной из задач было не сократить оборонку, а эти таланты и мощности подключить к «гражданке». Но политически и технологически тот вариант не был готов. Сегодня диверсификация доходов ОПК должна решить две задачи. Во-первых, обеспечить предприятиям ОПК долгосрочную финансовую сбалансированность и достойный уровень жизни на постоянной основе, а не раз в 10–15 лет. Во-вторых, снизить зависимость экономики России от экспорта нефти и газа. Без гражданской высокотехнологичной продукции ОПК сделать это практически невозможно.
Виктор Мураховский: У меня большой армейский бэкграунд, я времена «перестроечной конверсии» 1980-х годов застал. Поэтому при слове «конверсия» рука тянется даже не к пистолету, а к орудию. Что тогда произошло? В тот период наш ВПК вышел на уровень завершения разработки оружия нового поколения. Если бы не та неудачная конверсия, мы бы получили новое оружие на 20 лет раньше. Например, на зенитную ракетную систему С-400 техническое задание было сформулировано в далеком 1983 году.
«Известия»: А в сегодняшней диверсификации что вызывает вопросы?
Виктор Мураховский: Меня пугает, что показатели 30% и 50% директивно начинают «утрамбовываться» во все отрасли, холдинги, спускаться на уровень отдельных предприятий. Производитель малокалиберных боеприпасов мечется: как же ему выдать эти 30%. Почему мы должны задачу в 50% ставить для кораблестроения? У нас по военным делам там непаханое поле. У нас нет эсминца, универсальных десантных кораблей, вертолетоносцев, комплексных судов снабжения. Полный винегрет в классе корветов, фрегатов. Всё это надо систематизировать, выводить на современный уровень и делать сериями, которые должны обеспечить наше присутствие в Мировом океане, как сказано в нашей Морской доктрине.
«Известия»: Какой выход?
Виктор Мураховский: Я бы предложил попросить законодателей и Минпромторг обратить внимание на то, чтобы нормативы в 30% и 50% не спускали сверху. Бюрократическая система не учитывает конкретного положения в холдингах, на отдельных предприятиях, в отраслях. Там еще многое можно сделать.
Владимир Гутенев: Я согласен, что никто не будет усреднять и спускать нормативы в 30% и 50% до каждого предприятия. Самая нижняя планка — это будут холдинговые компании. В плане законодательного обеспечения деятельности ОПК есть что совершенствовать. Осенью усилена уголовная ответственность до 10 лет за неисполнение гособоронзаказа. И он выполняется на 98,5%. Такого не было никогда. Могу спрогнозировать, что в ближайшее время выйдут поручения по итогам поездки президента в Уфу, в которых наряду с «пряниками» обязательно должен быть «кнут».
Иван Ожгихин: Думаю, ситуация со времен конверсии 1980-х годов изменилась кардинально. В ОПК прошло техперевооружение, в том числе под программы гражданского приборостроения. Ставя задачу осваивать гражданскую продукцию, мы сразу смотрим и на внешний рынок. Продукция должна быть конкурентоспособна не только в России, но и за рубежом. Экспортные центры оказывают российским предприятиям ОПК поддержку, чтобы максимально выходить на зарубежные рынки. Есть субсидия на компенсацию процедуры сертификации за рубежом, масса других инструментов. То есть если сравнивать конверсию 1980-х с сегодняшними процессами, то это уже даже не прошлый век, а прошлое тысячелетие.
Алексей Рахманов: Начну с шутки: в СССР были макароны трубочками, серенькие такие. От нечего делать взяли штангенциркуль и замерили диаметр: оказалось — 7,62 мм — калибр патрона АК (смех). Ясно, что с такой военизированной экономикой надо было что-то делать. Но я прошел через ту конверсию и могу сказать: это была не конверсия, а разрушение оборонной промышленности. Сейчас другие люди, которые понимают, что такое рынок, рыночные связи и рыночные законы.
Владимир Гутенев: Я считаю, что диверсификация ОПК — это сложный вызов нашей стране. Но в отличие от той конверсионной истории мы сейчас смотрим на проблемы открытыми глазами. Будет достаточно тяжело, нас ждет много испытаний, но я надеюсь, что мы сможем их пройти.
