Я к вам пишу
Издательство «КоЛибри» впервые опубликовало на русском языке все письма Владимира Набокова к жене Вере. В увесистом томе около 400 страниц посвящены эпистолярию великого русского писателя и еще три сотни страниц занимают комментарии и научные материалы. Нет только ответных писем Веры Евсеевны — супруга гения уничтожила их...
Набоков и Вера Слоним познакомились на эмигрантском балу в Берлине в 1923 году. Причем девушка, которой было на тот момент 19 лет, в течение всего вечера не снимала маску, так и не позволив заинтригованному писателю увидеть ее лицо. Однако в следующие дни она ему послала сразу несколько писем, лишь на одно из которых соблаговолил ответить 21-летний Владимир. «Маленькая хитрость» — тут же признается он.
Зато в дальнейшей переписке на протяжении более полувека перевес был явно на другой стороне — снова и снова Набоков сетует, что Вера ему не отвечает. Впрочем, тотальная сосредоточенность на самом себе и нескрываемая эгоцентричность писателя, судя по всему, и не предполагали интенсивного диалога. «Письма к Вере» — скорее монолог в форме дневника, нацеленный на единственного (без сомнений, благодарного!) читателя.
Первые же письма — шедевры любовных признаний, страстные и в то же время изысканные. «Не скрою: я так отвык от того, чтобы меня — ну, понимали, что ли, — так отвык, что в самые первые минуты нашей встречи мне казалось: это — шутка, маскарадный обман… А затем… И вот есть вещи, о которых трудно говорить — сотрешь прикосновеньем слова их изумительную пыльцу», — пишет автор «Горнего пути».
Романтическая поэтичность здесь разлита не только в стиле, но и в форме: Набоков, прославившийся как прозаик, а не поэт, периодически прикладывает к посланиям стихи, а то и вставляет их прямо в плоть текста. И если в ранних письмах это выглядит, конечно, желанием очаровать, «спеть серенаду» прекрасной возлюбленной, то с годами всё внешнее уходит, а остается трогательная игра слов — удивительная иллюстрация той степени близости, когда не пытаешься произвести впечатление и не боишься быть непонятым.
«Не люблю ничевошеньки, кроме одной кошеньки», — обаятельно рифмует Набоков. А последние письма к Вере и вовсе содержат лишь несколько поэтических строк. «А помнишь грозы нашего детства? / Страшный гром над верандой — и сразу / Лазурнейшее последствие / и на всем — алмазы?» (1975).
Таких поэтических, да и прозаических «алмазов» в письмах Набокова — множество. Даже когда писатель перечисляет расходы, пишет о сугубо бытовых вещах, нет-нет да и мелькнет яркий образ, метафора, а то и хлесткая шутка.
«Каждое утро в 9 часов вынужден посещать с начальницей колледжа chapel и сидеть с ней в академическом плаще на сцене лицом к четырехстам девицам, распевающим гимны среди органной бури. Я взмолился — что, мол, еретик, что ненавижу всякое пение и музыку, но она строго возразила: ничего, у нас полюбите», — рассказывает Набоков о своем пребывании в колледже Атланты.
Это и другие письма начала 1940-х годов — пожалуй, самые ироничные в эпистолярном наследии Набокова. И показательно, что о войне в них — ни слова. В каком-то смысле письма Набокова — параллельная реальность, где если что и омрачает бесконечную любовь к Вере (а еще — к бабочкам) и столь же бесконечный успех автора, так это мелкие бытовые неурядицы и преодолимые финансовые затруднения. Но там нет места глобальным проблемам и тем более конфликтам с самой Верой.
Самый драматичный эпизод семейной жизни Набокова в письмах и вовсе не отражен. В 1937 году писатель, живший в Париже, с головой окунулся в роман с Ириной Гуаданини. Вера же с сыном Дмитрием остались в Берлине, откуда не могли уехать и по финансовым причинам, и из-за сложностей с визой. По приезде жены во Францию Набокову пришлось признаться в измене, но объяснение было устным, а следующее (после лета 1937-го) письмо к Вере датировано уже 1939 годом.
За скобками остался и период максимального успеха писателя, связанный с выходом «Лолиты» в 1955 году. Во второй половине века переписка практически иссякает, лишь изредка сверкая трогательными «эсэмэсками», как бы мы сейчас назвали эти лаконичные искорки в несколько слов. Пройдя разлуки, драмы, моменты отчаяния и триумфа, супруги достигли того уровня взаимоотношений, когда слова — даже набоковские — не нужны.
В письмах первых 20 лет брака Набоков раскрылся сполна. Вера же так и осталась загадкой, сняв маску перед мужем, но не перед его поклонниками. Зато согласилась разделить с ними наслаждение его письмами. «Кушай, моя радость, этот виноградность», — напутствует Набоков в своей последней весточке Вере. Теперь мы можем попробовать его «угощение» вместе с ней.
