Несбывшиеся ожидания
До конца 2017 года масштаб участия России в сирийских событиях будет заметно уменьшен. По словам начальника Генштаба Валерия Герасимова, на территории Сирии должен остаться центр примирения сторон, две базы — в Латакии и Тартусе, и ряд подразделений для их обеспечения. Решение было ожидаемым, учитывая разгром наиболее крупных группировок террористов. Между тем, когда осенью 2015-го Россия объявила о начале сирийской кампании, в то, что она будет успешной, мало кто верил. Напротив, наблюдатели наперебой пророчили Москве фиаско с тяжелейшими политическими последствиями. О том, каковы были основные прогнозы по поводу российской операции в Сирии, напоминает iz.promo.vg.
Что нам обещали
В целом негативные прогнозы можно обобщить в несколько групп:
1. Ресурсы и затраты. В рамках этой группы значатся предположения о неизбежном расширении масштабов военного присутствия РФ в Сирии и необходимости фактического содержания этой страны за счет российской экономики.
2. Международная обстановка. Сюда относятся прогнозы об усугублении противоречий между Москвой и исламским миром, суннитским в первую очередь, превращение России в главную мишень для исламистов, рост масштабов поддержки противников Дамаска со стороны Турции и стран Персидского залива.
3. Повторение ошибок. Общим местом стали прогнозы превращения Сирии во «второй Афганистан», неподъемный для экономики и военной машины России.
4. Общая неудача. Итогом всего вышеназванного должен был стать неизбежный, даже в случае сохранения у власти Башара Асада, распад Сирии, ограничение контролируемой Дамаском территории западными районами страны.
В целом определенные резоны у подобных прогнозов были. Основания для негатива давала и история участия СССР в войне в Афганистане, и ход боевых действий в Чечне, не говоря уж о весьма негативной международной обстановке, не позволявшей рассчитывать на благосклонность наиболее значимых партнеров.
Предсказания «второго Афганистана» звучали, в той или иной форме, с самых разных трибун. В конце концов, прогноз о неизбежном увязании Москвы в «сирийской трясине» выдал даже президент США Барак Обама и ряд политиков рангом ниже, включая, например, турецкого премьера Ахмета Давутоглу.
Реальность, однако, оказалась несколько иной.
В чем разница?
Если сравнить сирийскую кампанию России и афганскую СССР, нетрудно заметить, насколько различаются подходы к ведению войны у Москвы в то время и сейчас.
В первую очередь, в отличие от СССР в Афганистане, Россия не стремится к насаждению в Сирии нового общественного строя с радикальной сменой (не сказать — сломом) существующей до того системы общественных и экономических отношений. Это мгновенно и радикально снижает градус возможного конфликта с местным населением, убирая противоречия, обусловленные экономическими, общественными и религиозными традициями.
Президент РФ Владимир Путин и президент Сирии Башар Асад во время встречи в Сочи 20 ноября 2017 года
Вторым ключевым отличием, не менее важным, чем первое, было то, что Россия сумела до начала операции (или в ее ходе) договориться с теми, от чьего мнения мог действительно зависеть ее успех. В первую очередь, помимо собственно правительства Сирии, это Иран, Ирак и Израиль. Первые две страны предоставили России возможность использования своего воздушного пространства и вошли в общую координационную структуру, без чего операция была бы невозможна в принципе. С Израилем же удалось договориться о взаимном нейтралитете и предупреждении инцидентов в воздухе в зоне конфликта.
В отличие от этих стран Россия не смогла достичь взаимопонимания с Турцией, что привело к известному инциденту 24 ноября 2015 года, когда близ сирийско-турецкой границы был сбит российский бомбардировщик Су-24, и в целом осложнило операцию, учитывая поддержку Анкарой боевиков, включая радикальные формирования. Вместе с тем в дальнейшем эту ситуацию удалось переломить, особенно после неудавшейся попытки переворота в Турции летом 2016-го, итогом которой стало резкое охлаждение отношений между Анкарой и ее союзниками по НАТО.
Если снова обратиться к афганскому опыту, то СССР не сумел найти общего языка ни с одной из стран, непосредственно граничивших с Афганистаном, что обеспечило постоянную (и растущую по масштабам) иностранную поддержку боевиков.
Наиболее существенным в тот период стал конфликт со странами Персидского залива, из чьих нефтяных доходов финансировалась поддержка афганской вооруженной оппозиции (и это не говоря о помощи со стороны США). О возможности повторения подобного конфликта говорилось и в связи с началом российской операции в Сирии, особенно учитывая, что террористические организации, включая «Исламское государство» (ИГ, организация запрещена в РФ), пользовались активной поддержкой монархий Персидского залива еще до начала российской кампании.
Однако этот сценарий так и не был реализован, более того, раскол возник внутри самих стран залива — в первую очередь между Катаром и Саудовской Аравией. В конечном счете России удалось достичь компромисса с «нефтяными монархиями», который ознаменовался визитом в Москву короля Саудовской Аравии Сальмана Бен Абдель Азиза Аль Сауда.
Что получилось
Перечисленные процессы снижали вероятность «повторения Афганистана» сами по себе. Но не менее важным было и то, что Россия не стала брать на себя ответственность за ход войны в целом, что могло действительно потребовать ввода большого сухопутного контингента. Вместо этого «на земле» главной российской военной структурой стал не штаб общевойсковой армии, как в Афганистане, а центр по примирению сторон, работа которого обеспечила возвращение к мирной жизни многих населенных пунктов и целых районов страны, население и политические лидеры которых признали посреднический авторитет России.
Такой подход не исключал возможных ошибок, включая довольно крупные неудачи — такие как повторная потеря сирийцами Пальмиры, затянувшиеся бои за Алеппо, провал наступления на Ракку летом 2016 года и некоторые другие, но оказался верным стратегически, обеспечив надежную стабилизацию «замиренных» районов и постепенное изменение политического, а затем и военного баланса в пользу Дамаска. В первую очередь за счет того, что замиренные районы уже не требовали поддержания там плотной сети гарнизонов и блокпостов и, напротив, не позволяли боевикам любых сортов свободно перемещаться по своей территории.
Российское присутствие в этой обстановке, не отличаясь масштабностью, было тем не менее весьма действенным: поддержка авиации, частей спецназначения, в ряде случаев — артиллерии, военных инженеров и иных «технических» видов оружия позволили сирийским военным решить наиболее важные проблемы, стабилизировать обстановку и добиться перелома в войне. Попутно Москва решала и собственную задачу: уничтожение кадрового ресурса потенциального террористического подполья, способного развязать войну на территории бывшего СССР и в самой России.
Местная жительница в очереди на раздачу гуманитарной помощи российскими военные из Центра примирения враждующих сторон жителям деревни Мшейрфа в провинции Латакия
Разницу в подходах СССР и РФ для iz.promo.vg прокомментировал один из представителей российского военно-дипломатического сообщества.
«Во многом нам на пользу пошли наши очевидные слабости. Если бы экономическая обстановка в стране была получше, а наш ВМФ, в первую очередь его экспедиционная составляющая — помощнее, то не исключено, что соблазн развернуть в Сирии полноценную группировку корпусного или армейского уровня и сделать всё самим оказался бы слишком велик. Но это было очевидно не по силам, и решать задачи исходно пришлось, примеряясь к суровой реальности», — сказал эксперт.
В совокупности эти процессы позволили Москве и Дамаску на сегодняшний день стабилизировать обстановку в наиболее населенных районах Сирии и вернуть под контроль официальной власти большую часть территории страны, включая районы нефтяных месторождений и ряд стратегически важных населенных пунктов, в том числе Алеппо и Пальмиру. Освобождение крупных городов и поселков имело особое значение, поскольку, теряя их, боевики сталкивались с логистическими трудностями и утрачивали свободу маневра.
Настоящая ирония судьбы заключается в том, что в итоге в максимально неблагоприятном положении оказалась западная коалиция, вынужденная действовать, полагаясь на ненадежных союзников в лице «светской» оппозиции, да еще и на враждебной, малоизученной территории, в условиях противодействия центрального правительства, а также России и Ирана.
В целом же наилучшим аналогом советской афганской кампании, как это ни странно, оказалась в итоге афганская кампания США и их партнеров по коалиции, при этом в отличие от СССР, силы НАТО так и не смогли покинуть страну. Последовательная серия операций, продолжающихся уже более 15 лет, не привела ни к каким видимым результатам: Кабульское правительство по-прежнему не контролирует значительную часть территории страны, а теракты и вооруженные столкновения регулярно происходят и в районах, объявленных зачищенными от боевиков. В войне со стороны НАТО участвует уже второе поколение военнослужащих, многие из которых детьми встречали своих отцов, вернувшихся из первых командировок в Афганистан в начале 2000-х годов. Ни военное, ни политическое решения для этого конфликта на горизонте не просматриваются.
Впрочем, новые негативные прогнозы по сирийской кампании вряд ли заставят себя ждать. Скорее всего, вскоре мы услышим предположения о неизбежном резком ухудшении ситуации после сокращения российского присутствия в стране.
