Не царское дело — балет
В этом году вышло сразу два крупных фильма об инфернальной сущности балета. О том, что сцена способна разрушить человеческую судьбу, рассказал Валерий Тодоровский в своей ленте «Большой». Впрочем, это была лучшая иллюстрация того, как балет может перекочевать в кино. Алексей Учитель же в «Матильде» — пусть и невольно, неуклюже — представил другой взгляд: как кино может превратиться в балет. Кинообозреватель РЕН ТВ попал на закрытый показ «Матильды» и решил специально для портала iz.promo.vg рассказать о своих впечатлениях.
Мариинский театр, где торжественно прошла премьера «Матильды», в картине представлен отнюдь не торжественно. Всё его отличие от скверного борделя (да простит меня читатель, это сравнение придумано не мной, а режиссером) в том, что он еще и получает «казенные субсидии». Балерины тут — товар, и товар для самых высокопоставленных лиц. Вот и Матильда, решительная, энергичная и, конечно, красивая, становится объектом прихоти молодого престолонаследника. Этим спойлером сегодня, разумеется, никого не удивишь — даже если бы очень хотелось отключить все каналы информации. Но интересен не сюжетный ход — драматургия, к своему несчастью, болезненно зависима от любовных конфликтов, — а интересно, как он подан.
Матильда (Михалина Ольшанска) не сходит со сцены к Николаю II (Ларс Айдингер), а милостиво приглашает на нее. Иначе как объяснить абсолютно театральные страсти, разворачивающиеся в фильме? Во время коронации Ники, увидев балерину, падает в обморок. В театре он, исполнившись эротических желаний, ненасытным волчьим взглядом пронзает танцующую на сцене Матильду. А стоит ли говорить, как неестественно выглядят пышные минуты их близости? Безусловно, к оператору Юрию Клименко претензий нет — он делает свое дело, и делает его виртуозно. Но на поверку происходящее на экране выглядит не столько красиво, сколько нарядно. Обычно такое положение вещей в мире кино презрительно называют театральщиной.
У Шекспира есть пьеса, которая иллюстрирует поговорку «Много шума из ничего». Она так и называется. Сейчас же это выражение прочно ассоциируется с другим устоявшимся клише — «шекспировские страсти». Этих страстей, высосанных из пальца, много в «Матильде», как и шума вокруг картины. А если убрать эти два лишних отвлекающих элемента, в общем, ничего-то и не останется.
Учитель, конечно, не хотел сделать из своего фильма икону. Но и очеловечить персонажей ему не удалось. Бесконечные обмороки, слезы, патетические восклицания и гамлетовские сетования на превратности царской судьбы скорее превращают картину в карикатуру. Или, если использовать более корректный, проверенный временем термин, в развесистую клюкву. И ладно если бы Учитель намеренно снял комедию (признаться, во время просмотра трудно было удержаться от смеха), но он предельно серьезен в своем повествовании. Дескать, да, негоже престолонаследнику накануне свадьбы бегать за балериной, но сердцу не прикажешь, страсть сильнее рассудка, настоящая жизнь важнее статусной, да и Матильда красивее Александры Федоровны. Похоже на парад клишированных сентенций. Но в фильме нет ни намека на самоиронию, ни попытки показать психологию без демонстративных припадков.
Возможно, вся проблема в том, что режиссер тщетно пытался облачить историческое кино в реалистические одежды. Сколько ты ни снимай в первом акте ружье со стены царской опочивальни, оно всё равно появится в третьем. Если ты в театре, то нужно знать его законы: там играют, а не переигрывают. Искусство — это когда ты веришь происходящему, но не забываешь, что перед тобой выдумка. В литературе так было с романом «Война и мир», в котором Толстой с эпическим размахом рассказал полную художественной смелости и в некоторых местах дерзкой выдумки историю дворянских семей. В «Матильде» же история придумана с не меньшим размахом, но рассказана она незатейливо, наивно, как будто на лавочке возле подъезда.
