На этой неделе отмечается День музыки. Праздник под таким названием появился в 1973 году по решению Международного музыкального совета ЮНЕСКО при непосредственном участии России (заместителем председателя ММС был тогда советский музыковед Борис Ярустовский). Но пока никаких особых традиций празднования не сложилось. Ну а как прикажете его праздновать?
А между тем в День музыки стоит серьезно задуматься, что такое музыка и как ей помочь. Особенно это актуально для представителей так называемой серьезной академической музыки, которая пишется ныне живущими композиторами. Композиторов у нас много, несколько тысяч только членов Союза композиторов, почти все с консерваторскими дипломами. Однако тех, кто может выжить в этой профессии, то есть прожить на деньги, зарабатываемые сочинением музыки, — всё меньше и меньше.
И дело даже не в том, что столько композиторов просто не нужно и их музыку некуда девать. Так, наверное, было всегда, и при Бетховене были сотни композиторов, чьи имена благополучно забыты, — это нормально, так и должно быть. Шуберт ведь остался!
Но сейчас у композиторов появился новый конкурент, и называется он «современные технологии». Под этим имеются в виду многие вещи: саунд-арт, мультимедиа, электронные импровизации, музыкальные компьютерные программы. Люди борются с самой концепцией слушания музыки в концертном зале, происходит деконструкция самой идеи писания музыки на бумаге, партитуру пишут прямо на сцене, и она появляется в зависимости от движения исполнителей и слушателей.
На самом деле в этом нет ничего плохого. Экспериментировать можно и нужно, искать новые пути просто необходимо. С того момента, как Джон Кейдж провозгласил в 1952 году, что любой звук может быть музыкой, и написал свою знаменитую пьесу 4'33'', в которой не надо играть на музыкальных инструментах, а только слушать, что происходит вокруг, открылись все двери и всё стало можно.
Кроме этого, Кейдж придумал еще несколько моделей развития музыки (например, включение одновременно шести радиоприемников, настроенных на разные волны и на полную громкость, подкатывание рояля к краю сцены с риском его падения на публику, бросание концертного рояля с вертолета), и многие его последователи стали пытаться выдумывать штучки похлеще.
Кейдж был, безусловно, гениальным выдумщиком и эксцентриком, и все его идеи вошли в золотой фонд музыкального экспериментаторства (хотя его собственно сочинения мне никогда не нравились). Но он открыл ящик Пандоры, из которого повалили, как тараканы, шарлатаны, музыкальные проходимцы и псевдокомпозиторы.
Люди, по-прежнему пишущие ноты, грубо отодвинуты в сторону. Те, кто по старинке сочиняет мелодии, ищет новые гармонии, придумывает красочные оркестровки, никому не интересны. Им не заказывают музыки, они не могут добиться исполнения своих сочинений. Существуют пока несколько музыкальных фестивалей («Московская осень», «Петербургская весна» и т.д.), но их совсем мало и они еле-еле выживают.
Композиторы сегодня не нужны, нужны придумщики. И эти придумщики чаще всего или вообще не учились музыке, или получили минимальное музыкальное образование. Зато очень часто они компьютерные программисты, видеоинженеры, саунд-дизайнеры. И из их лагеря всё чаще раздаются заявления, что музыкальные звуки вообще не нужны, что сейчас модны шуршания и поскрипывания и что гораздо важнее визуальная часть — то, как выглядит партитура.
Ничего нового в этом нет.
В юности я часто ездил на фестиваль современной музыки «Варшавская осень». Это было лет 50 назад. И уже тогда активно продавались партитуры авангардистов, походившие на абстрактную живопись, — их вполне можно было вешать на стену. А как написанная музыка звучала, не имело никакого значения.
Там же я впервые услышал авангардистские эксперименты в области электронной музыки (скажем, 40 минут звучания одной и той же ноты, исполненной на электронном синтезаторе) и инструментального театра. Один кларнетист разобрал прямо на сцене своей кларнет до мельчайших винтиков, затем разделся до трусов, лег — и имел большой успех.
Но в этом направлении всё время надо выдумывать новые штучки. Повторяться нельзя. И нынешние авангардисты усердно работают над этим. Им приходится непросто. Вот только нот писать не надо. И учиться музыке тоже больше не надо.
И это очень жаль.
Еще раз подчеркну — я не против экспериментов. И сам в молодости был не чужд всякого «модернизма», писал и серийные, и минималистские опусы, моими кумирами были Карлхайнц Штокхаузен и Пьер Булез, Янис Ксенакис и Стив Райх. Но в какой-то момент я ощутил желание обращаться к сердцу слушателей. И моим идеалом стал Рахманинов, который сказал в одном из интервью: «Музыка призвана приносить облегчение. Она должна оказывать очищающее действие на умы и сердца».
Хорошо бы в День музыки нам всем вспомнить об этом.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
