В Москве впервые поставили пьесу Юна Фоссе
Центральный дом актера им. А.А. Яблочкиной (ЦДА) открыл сезон премьерой спектакля «Имя» по пьесе неоднократного номинанта на Нобелевскую премию Юна Фоссе. Камерный спектакль Йоэла Лехтонена с участием артистов театра-лаборатории «Да» органично соединил в себе чеховскую тоску с абсурдизмом и утопией современного западного театра.
Имя Юна Фоссе в России не слишком известно: на наших театральных подмостках его пьеса появлялась лишь однажды — в Санкт-Петербурге. Однако в Европе по произведениям Фоссе поставлено более тысячи спектаклей, а в Норвегии этого драматурга считают вторым по значимости после Генрика Ибсена.
Сложно сказать, был ли знаком Фоссе с произведениями Чехова, но «Имя» удивительным образом напоминает «Чайку» и «Вишневый сад»: минимальное количество драматических перипетий, та же тоска о загубленной жизни, те же отчаяние от осознания бессмысленности бытия и омертвение души. «Я бы пошла учиться, да не знаю, чего я хочу», — произносит одна из героинь.
Художник Татьяна Спасоломская наполнила камерное пространство сцены своими картинами, выполненными на железе. В гостиной, где разворачивается действие, стоят диван и два кресла. В углу мерно постукивают часы. Пол устлан живым мхом: его запах в сочетании с шумом дождя за окном и монотонной музыкой создают неповторимую атмосферу отрешенности и рождают предчувствие трагедии.
По сюжету 19-летняя беременная Беата приезжает к родителям со своим молодым человеком, отцом ее будущего ребенка. Девочка ждет поддержки и соучастия от близких, но натыкается на холодную, как сама Норвегия, стену отчуждения. Семья говорит о чем угодно, но только не о будущем дочери. Эти люди разучились любить и чувствовать, единственное, что их интересует, — отдых. Но сон нейдет: так и слоняются герои весь вечер между постелью и гостиной, как маятник на часах.
Финн по происхождению Йоэл Лехтонен уже более 20 лет ставит спектакли в России. В основном — современную зарубежную драматургию. Перед премьерой он сообщил, что посвятил этой работе полтора года своей жизни и вложил в нее свой опыт главы семьи.
Каждого из героев пьесы режиссер наделил особой чертой. Мать Беаты постоянно подкрашивает губы, отец — периодически хрустит позвоночником, парень главной героини без конца читает книгу (название которой, кстати, даже не знает), а сестра — казалось бы, единственный адекватный персонаж — на поверку оказывается нимфоманкой. В алогичности поведения героев заложена добрая порция юмора, и зрители с радостью на него откликаются, но каждая такая улыбка приправлена горькой усмешкой.
Финал, как и в пьесах Чехова, стремителен и безжалостен. В гости к Беате заходит ее бывший любовник, герои цинично придаются страсти, а после парень исчезает. Вслед за ним в дверном проеме растворяется и отец ребенка. И непонятно: вышел ли покурить или ушел навсегда. Под занавес на экране демонстрируется текст молитвы. Кажется, только Бог может уберечь душевный мир героини от пошлостей мира, но он молчит...
