«Табакерка» рассказала о таинствах актерства
Московский театр-студия под управлением Олега Табакова, более известный как «Табакерка», представил спектакль о превратностях актерской профессии. «Кинастон» в постановке Евгения Писарева обещает стать одной из самых успешных премьер нового сезона.
Гарантией тому интересный исторический материал, все достоинства костюмной драмы, временами оборачивающейся фарсом, и яркая актерская работа мхатовского артиста Максима Матвеева.
В основе «Кинастона» — пьеса американского драматурга Джеффри Хэтчера, в которой популярный бродвейский автор обратился к действительной британской истории 1661 года. На троне — Карл II, в политической повестке — реставрация, смягчившая пуританство кромвелевской эпохи, а в театре царствует Эдвард Кинастон, непревзойденный исполнитель ролей Дездемоны и Офелии, великий актер и невыносимый человек. От совершенства его героинь зрители падают в обморок, но ничто не вечно. Король издает приказ, запрещающий мужчинам выходить на сцену в женском обличье.
Сцену, с этого момента для Кинастона запретную, режиссер мыслит центром представления. На поднимающемся, опускающемся и кренящемся помосте (сценограф Зиновий Марголин) рождаются кумиры и рушатся репутации. С него, как со скалы, срывается поверженный герой, и на нем же он празднует финальную победу. Окрестности импровизированного театра населяют многочисленные персонажи, и у каждого имеется своя «фишка», отыгранная с похвальной сочностью.
Беттертон в исполнении Михаила Хомякова, в реальности выдающийся артист, здесь удачливый менеджер. Король Карл II (Виталий Егоров) — обаятельный самодур. Его фаворитка Нелл (Анастасия Тимушкова) — наглая оторва. Герцог Бэкингемский (Кирилл Рубцов) — утонченный развратник. Актриса Маргарет Хьюз (Анна Чиповская), сменившая Кинастона в ролях шекспировских героинь, бездарно копирует его достижения. Белошвейка Мария (Евгения Борзых) в него беззаветно влюблена.
Почитатели многослойных прочтений, в частности, экранизации Ричарда Эйра (в нашем прокате — «Красота по-английски»), огорчатся такой одноплановостью, но режиссер, похоже, имеет свой резон. Окружение, в том числе монарх, не должно блистать разнообразием, у него одна задача: показать истинного короля — Кинастона.
Тема «актер–театр–жизнь» не первый год интересует Писарева. Об этом «Апельсины и лимоны» и «Эта прекрасная жизнь» — премьеры прошлого сезона в Театре имени Пушкина, в котором он служит худруком. Особенно любопытны поставленные им самим «Апельсины» с Верой Алентовой, где отчетливо показано, как актер, даже уйдя на покой, остается заложником собственной профессии.
В «Кинастоне» режиссер продолжает тему и обогащает ее размышлениями о разновидностях театра. Действие начинается с театра условного, а завершается театром реалистическим. Для исполнителя заглавной роли эта метаморфоза — прекрасная возможность блеснуть гранями зрелого мастерства, и Максим Матвеев ее не упускает, рассказывая историю своего персонажа со всеми ее противоречивыми нюансами.
Кинастон в его трактовке — профессионал до мозга костей, всё в его жизни подчинено актерству. Во влюбленной в него девушке он даже в момент близости видит актрису. «Скажи, а как ты умирала?» — интересуется он женской технологией смерти Дездемоны. И получив ответ — «Я с ним (Отелло) дралась», понимает, что красота на сцене, столь им ценимая, кончилась. Исчезла дистанция между персонажем и актером. Женщина играет женщину. Где же здесь игра? И где красота?
Условный театр в подаче Кинастона-Матвеева эстетичен и безмерно далек от реальности. О травестии здесь речь не идет, это способ существования, заставляющий актера превратить сцену смерти в изысканный пластический этюд и, как цветы в венок, вплести в него реплики. Смысл слов при этом не важен, главное — интонация.
Что касается реалистического театра, то он отвратителен, как сама жизнь. Его «всамделишность» для Кинастона невыносима, но это обязательное условие этой театральной формы. «Ты меня чуть не убил», — хрипит рухнувшая на пол Дездемона. «Я тебя убил, только ты не умерла», — равнодушно отвечает герой, уничтоживший красоту ради правды.
Артисты, играющие зрителей, — режиссер располагает их на авансцене, спиной к залу — на ура воспринимают обе подачи: и ту, что открывает спектакль, где персонаж Матвеева играет Дездемону, и ту, что закрывает, где он — Отелло. И этим ничем не отличаются от зрителей в зале. Для посетителей театра все форматы хороши, кроме скучного. А что до пристрастий актера, так они — его сугубо личная проблема. На то он и выбрал эту окаянную профессию, чтобы быть разным.
