Терроризм не новость, в той или иной форме он был всегда, просто до поры до времени, примерно до XVIII–XIX веков, собственно терроризм было трудно выделить из общего моря насилия, в котором жили и погибали люди. Очень хочется назвать, например, террористами ассасинов, верных слуг знаменитого Старца Горы в XI–XII веках, или секту душителей в Индии. Впрочем, если можно спорить о том, когда терроризм появился, то совершенно очевидно, что сегодня терроризм есть, он опасен, жертвы его многочисленны и их число растет.
И потому главный вопрос: а что можно сделать с терроризмом? Наиболее распространенный ответ — улучшить работу правоохранительных органов, внедрять больше агентов, ужесточить правила пересечения границ, усилить досмотр там, где много людей, ограничить движение транспорта в таких местах и т.д. Довольно характерны высказывания мэра пострадавшей Барселоны о необходимости мэрам городов совещаться почаще или требования «повтыкать» маленькие надолбы повсюду, чтобы машина убийц не наехала на гуляющих. А чтобы пожарные или скорая помощь могли проехать, то надобно сделать часть этих ограничительных столбиков убирающимися, то есть всё же доступными для технически подготовленных террористов.
Конечно, эти требования звучат анекдотично, хотя я вовсе не собираюсь оспаривать эффективность разного рода заграждений: посольства многих государств в неспокойных регионах напоминают натуральные крепости. И это реально спасает жизни, так утверждают.
Но всё же превращать улицы и площади мировых столиц в своего рода резервацию для граждан, в зоопарк, в клетках которого содержатся мирные обыватели, а террористы фланируют по дорожкам, выгадывая момент, когда можно, пользуясь невнимательностью сторожа, швырнуть гранату в вольер мирных политических животных, — не хочется.
Помимо защиты, есть и нападение. Упомянутые ассасины долго свирепствовали, пока не пришли монголы и не вырезали не только всех ассасинов, но и все прилегающие селения. В общем, монгольская идея была проста — на насилие нужно отвечать десятикратно более жестоким насилием. Уничтожать дома, семьи, родственников террористов. Сторонников подобных идей немало, но они трудно осуществимы.
Тем более что терроризм мутировал за последние годы.
Но нам не стоит считать сегодняшние атаки чем-то исключительным. 40–50 лет назад Карлос Шакал устраивал такие «фокусы», что нынешним террористам и не снились. Он стрелял из базуки по самолетам в аэропорту Шарль де Голль, брал в заложники в Вене десятки министров иностранных дел стран ОПЕК одновременно, взрывал магазины в центре Парижа.
Но кое-что новое есть в нынешнем терроризме. И Шакал с соратниками, и «Фракция Красной Армии», и Баадер-Майнхоф, и русская «Народная воля», и прочие им подобные были своего рода организациями, в которые стекались те, кто по тем или иным причинам был воодушевлен террористическими идеями. Сегодняшние террористы, конечно, тоже воодушевлены, тоже считают, что старый мир должен быть разрушен, что созидать новое можно только разрушая и уничтожая, что кровавые убийства чуть ли не необходимое жертвоприношение на алтарь нового, справедливого и прекрасного будущего. Но в отличие от сравнительно изолированных, хотя часто пользовавшихся общественной поддержкой, террористических организаций даже недавнего прошлого нынешний терроризм приобрел черты почти что индивидуального или малочисленно-группового гражданского насилия.
Терроризм, прежде существовавший в форме более или менее крупных кристаллов в общественном теле, превратился в суспензию, в мутную взвесь маленьких частиц, проникших буквально во все поры общества. И все эти частицы, что крайне важно, заряжены идеологически, элементами лютой ненависти и несбыточной мечты.
Недаром терроризм стал примитивно простым и вместе с тем технологичным, что вполне естественно для нынешнего состояния общества. Нож, мачете, топор, автомобиль, булыжник — всё что угодно. И не надо, как Брейвику, готовиться. Надо просто сесть в машину и поехать. Количество жертв не угадаешь, конечно, но тут как повезет. И к тому же можно скрыться, как показывает практика.
С терроризмом, растворенным в тканях общества, бороться трудно. Одних — даже самых честных, умных и храбрых — полицейских будет мало, хотя без них никак не обойтись. Тут нужно, конечно, определенное общественное воодушевление. Романтике и обаянию терроризма, особенно привлекательным для молодых людей, должна противостоять какая-то другая важная идея. Это необходимо, кстати, и для полицейских: хорошо ведь защищать правое дело.
Между прочим, победа над левацким экстремизмом и терроризмом в 70-е годы прошлого века не состоялась бы, если бы общественные симпатии к левакам-убийцам не были разрушены.
В античные времена говорили, что лучшие стены города — доблесть граждан. Это утверждение едва ли потеряло актуальность, поэтому сплочение граждан — совершенно необходимое условие борьбы с терроризмом. Пример Израиля, конечно, слишком специфичен, но решительные граждане с оружием в руках довольно успешно отражают атаки террористов.
Ситуация в Европе иная. Исламское население растворено в европейском обществе, частично оно вполне инкорпорировано, частично, правда, нет. И внутри этого исламского европейского общества идет острая идейная борьба, которая в известной степени отражает раскол в исламском мире в целом. Причем, судя по крайне вялым попыткам европейских мусульман осудить терроризм, верх, скорее, берет радикальное крыло.
А для того, чтобы общество сумело эффективно противостоять терроризму, крайне необходимо, чтобы условно исламская часть Европы соединилась бы с остальными. Иначе консолидация неисламского общества только усилит раскол с исламской уммой и нынешний терроризм обернется фактически восстанием в Европе своего рода «псевдограждан», гражданской войной. Увы, это не такой уж фантастический сценарий.
В общем, единого рецепта борьбы с терроризмом, конечно, нет. Но то, что общества должны сплотиться для борьбы с террором, — факт. И каждый должен быть готов к своему сопротивлению.
Сплочение это, конечно, не может и не должно сводиться только к моральному осуждению террористов. Это, в общем-то, есть. Тут важнее добиться консенсуса по поводу понимания террора и всякого отказа от его оправдания. Такой консенсус потребует уступок и от части мусульманской Европы, и от части либеральной общественности, неспособной назвать черное черным, а белое белым.
Сплочение предполагает и куда более ответственное и требовательное отношение к окружающим. Барселонские террористы или бельгийские из района Маальбек жили и действовали не в безвоздушном пространстве. Нет сомнений, об их намерениях знали многие. Ответственность должна возникнуть и у тех, кто знал, но не сказал, не предупредил.
Касается сплочение и политического поведения. Граждане вправе и даже должны сообщить свою волю тем, кого избирают. А последние обязаны соответствовать своим избирателям и быть способными найти здоровый компромисс со своими политическим конкурентами.
Сплочение не может не коснуться и прессы, и вообще сферы коммуникации. Основа всякого конструктивного согласия — по возможности точная и достоверная информация. Нынешний информационный потоп и вовлечение сотен миллионов в активную коммуникацию порождают часто информационный хаос и приводят к дезориентированности и фрустрации, к потере способности здраво судить и отличать правду ото лжи, зло от добра.
В каком-то смысле для эффективного противостояния террору необходим информационный ренессанс, воссоздание информационной иерархии, существование источников информации, которым доверяют.
Конечно, мои рассуждения о сплоченности, разных формах гражданской активности могут показаться прекраснодушными мечтаниями. И я это хорошо понимаю, но в то же время без существенного изменения состояния общества и всех его институтов терроризм не только не победить, но даже и не ограничить.
Автор — председатель Совета Фонда развития и поддержки дискуссионного клуба «Валдай», декан факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ, член Союза писателей
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
