Сегодня мы отмечаем тихий, но общенародный праздник — День миграционной службы. Тихий — потому что в отличие, скажем, от 23 февраля никто о нем особо не помнит. Даже мигранты, для которых эта дата по определению должна быть главной, никак себя в этот день не проявляют. Общенародный же этот праздник оттого, что именно миграционная служба определяет то, что в ближайшем будущем будет называться народом России.
При всем уважении к Вооруженным силам ныне миграционная служба не в меньшей степени, чем армия, обеспечивает нерушимость наших границ. Потому что можно натренировать всех пограничников до состояния коллективного Карацупы, можно натянуть пять рядов колючей проволоки, но если в 50 м от всего этого великолепия открыт совершенно легальный переход по документам, то всякая колючая проволока теряет смысл. Дело вовсе не в том, что некто, желающий переехать к нам, хуже нас. Просто он другой — со всеми плюсами и минусами этого положения. Порой настолько другой, что скорее переделает нас в соответствии со своими представлениями о жизни, чем подстроится под наши.
Когда мигрируют народы со сходным историко-культурным опытом, они без труда растворяются в населении своей новой родины. Однажды в Париже я спросил у правнуков эмигрантов первой волны (они говорили по-французски), как они себя идентифицируют в национальном смысле. «Мы — французы русского происхождения», — было мне ответом. И это нормально.
Но ведь мигрируют не только те, кто интегрируются в новую среду. Те, кто не интегрируются, как ни странно, тоже мигрируют. И когда на окраинах того же Парижа начинают гореть машины, власти быстро находят причину бесчинств: в мигрантских районах мало театров. Слыша подобный диагноз, население начинает голосовать за Марин Ле Пен, которая, насколько мне известно, заниматься строительством театров не собирается.
Избыточное количество приезжих само по себе меняет картину жизни — ну просто физически, так сказать, фактом присутствия. Но оно меняет и атмосферу в той среде, которую принято называть коренным населением. Рост националистических настроений коренного населения опасен — не только для тех, против кого он направлен, но и для самих его носителей. Потому что, начиная гнобить живущего рядом представителя другой культуры, человек разрушает прежде всего себя. Борясь с тем, кто кажется драконом, становится драконом сам.
Обратимся к чужому опыту. Легальный (например, трудовой) и нелегальный потоки миграции в Западной Европе достигли в последние десятилетия таких размеров, что сравнение их с великим переселением народов в IV–VII веках совсем не выглядит преувеличением. Как известно, результаты этой миграции для коренного населения были не всегда благоприятны. Нет никаких оснований предполагать, что сейчас это будет происходить иначе.
Впрочем, оптимистические предположения до недавнего времени высказывались довольно активно. В этих высказываниях Европа представала в качестве огромного котла, в котором варятся и смешиваются между собой самые разные ингредиенты. На деле же то, что булькало в этом котле, и не думало смешиваться. Под мантры о мультикультурализме из глубины котла то и дело всплывали крупные куски чего-то, что не хотело растворяться и смешиваться. Разумеется, право не растворяться есть у каждого, но тогда надо срочно выяснять, что именно мы варим.
Строго говоря, такие вопросы надо было задавать до того, как был разведен огонь, но этого никто не сделал. Утопичность глобализма состоит не в том, что нельзя собрать людей разных культур в одном месте — это, как показывает практика, не так уж сложно. Проблема в том, чтобы обеспечить их гармоничное сосуществование. Есть культуры, которые не смешиваются, как вода и масло, и помещать их в одну посудину — значит создавать отложенный конфликт.
Вообще в новейшей истории перемещения народов много загадочного. Заявив о крахе политики мультикультурализма, Ангела Меркель спустя небольшое время приглашает в Германию сотни тысяч людей непонятного происхождения. Этот шаг, показавшийся многим иррациональным, еще будет изучаться историками во всех подробностях. О крахе мультикультурализма заявил также Дэвид Кэмерон. На иррациональные действия у него, в отличие от Меркель, не хватило времени, так как его смел с политической арены Brexit.
Миграция должна существовать, это лекарство от многих общественных и экономических болезней. Как и в случае любого лекарства, вопрос лишь в дозировке. Переходя на язык теории: в любой системе должны быть внесистемные элементы — это важный источник развития, он просто необходим. Но когда внесистемные элементы приближаются к критической точке, система должна по меньшей мере приостановить этот процесс — иначе она перестанет быть системой. Одна из важных составляющих всякой системы — граница, отделяющая ее от других систем. Нет ничего удивительного в том, что в процессе восстановления системных качеств граница играет первостепенную роль.
И вот здесь уместно вспомнить о миграционной службе. Ее сотрудники обязаны быть не только честными и неподкупными (это подразумевается само собой), они должны быть еще историками, этнологами и геополитиками. Должны, наконец, просто любить своих детей, которым придется столкнуться с результатами их деятельности — положительными или отрицательными.
Автор — писатель, литературовед, доктор филологических наук, лауреат премий «Большая книга» и «Ясная Поляна», ведущий научный сотрудник Пушкинского Дома.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
