Алексей Рыбников, управляющий временем

17 июля исполнится 65 лет композитору Алексею Рыбникову. Легендарные мелодии Рыбникова узнаются на слух, их растаскивают на рингтоны. С огромным успехом исполняются сейчас две его монументальные симфонии - Пятая и Шестая. Выходят фильмы с музыкой, которую язык не повернется назвать "саундтреком",?- это полноценные инструментальные сочинения. Накануне юбилея Алексей Рыбников встретился с корреспондентом "Известий".

известия: Алексей Львович, недавно вы потеряли очень близкого друга - Андрея Вознесенского. Были ли в вашей жизни люди, подобные Вознесенскому, о которых сегодня вы можете сказать: да, этот человек для меня крайне важен?

Алексей Рыбников: Колоссальную роль в моей жизни сыграл мой учитель Арам Ильич Хачатурян. Который сделал меня композитором, поверил в меня, поддерживал, вразумлял. Безусловно, очень важная для меня фигура - Марк Захаров, с которым мы сделали не так уж много работ, но все они стали значимыми событиями. "Тот самый Мюнхгаузен", "Юнона и Авось", "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты". Леонид Нечаев, снявший "Приключения Буратино" и "Про Красную шапочку". Музыка к его фильмам принесла мне большую известность - до сих пор дети поют эти песни. Могу назвать имя человека, который никогда не стремился к известности, - Сергей Мельник. Он совершенно бескорыстно поддержал в 90-е годы "Театр Алексея Рыбникова". А Андрей Вознесенский подарил мне счастье общения со стихами. После него очень трудно работать с другими поэтами. Он задал недосягаемую планку: с одной стороны, простоты невероятной, а с другой - глубины, мудрости и необычайной словесной выразительности, которую нужно было дополнить выразительностью музыкальной. Кроме того, Вознесенский спас "Юнону и Авось" и меня тем, что прорубил и для меня, и для "Ленкома" окно в Европу, окно в мир. И мир в 1980-е очень сильно удивился, что в Советской России такое может быть.

и: Вы, как композитор, формировались в 60-70-е годы, когда в силе был так называемый авангард. Трудно было ему противостоять?

Рыбников: А я ничему не противостоял. Я сочинял в серийной технике, в технике авангарда того времени. Но я не мог убить в себе эмоциональность. Ведь музыка, построенная по определенным системам, очень часто становится холодной и умозрительной. Олег Каган и Геннадий Рождественский исполнили мой скрипичный концерт, когда мне было всего 22 года, - это, конечно, стало для меня огромным событием. Но потом все-таки мне надоел этот музыкальный язык. Когда я думал, что нужно писать следующее произведение тем же языком, мне становилось скучно и неинтересно. А если мне что-то неинтересно, я этого никогда не делаю. И в тот момент меня заинтересовала рок-музыка. Захотелось сочинить что-то в этом направлении. Вот тогда и появилась "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты". При этом мне огромное удовольствие доставляло сочинять музыку к фильмам, потому что там от меня требовался ясный, понятный мелодизм. Который в общем-то во мне сидит с детства - музыку я пишу с 7-8 лет.

и: Не кажется ли вам, что большинство современных композиторов банально прячутся за композиторские техники, потому что им не дано дара сочинения мелодии?

Рыбников: Эта проблема гораздо глубже и серьезнее. Человек может быть одарен и мелодическим даром, и даром настоящей музыкальной драматургии, но он находится в плену общепринятых норм. Он как бы боится сказать: вот сейчас я напишу трогательное произведение, просто чтобы все размягчились душой... Вот только сегодня я на youtube увидел себя вместе с Хачатуряном - фрагмент какой-то старой телепередачи. Он говорил, что композитор должен идти совершенно самостоятельным путем, ни на кого не оглядываясь. Считать правым только себя. Не ориентироваться на общий поток. Авангардная музыка - это тоже общий поток. Индивидуальности там достаточно быстро стираются. Есть настоящая музыка... Почему я называю ее настоящей? Потому что она построена по закону, заложенному самой природой. Могу привести пример совершенно очевидный: если мы возьмем природные обертоны, то первые из них - это звуки мажорного трезвучья. Минор появился, когда его привнес человек. Понизил мажорную ступень - и стало грустно. Почему от мажора радость? Потому что мы сливаемся с природой. А от минора грустно, потому что мы меняем природу. Даже такое маленькое изменение вызывает у нас эмоциональную реакцию. А если крупные изменения внести, взять и вырубить все природное - это как порубить душу человека. Вот именно это в ХХ веке и происходило. И музыка ХХ века выразила ощущение гибели.

и: Каково это - работать в кино, где есть тайм-коды, правила , ограничения, задаваемые режиссером или продюсером? И как они соотносятся с вашей свободой?

Рыбников: Музыка управляет временем, и кино тоже управляет временем. Можем время в кино растянуть, можем сократить, что и делает музыка, если режиссер правильно понимает ритм, дыхание. Если же у него нет этого чувства, то приходится выручать, чтобы какие-то скучные затянутые вещи смотрелись интересно. Музыка ускоряет, замедляет, окрашивает в разные тона... В молодости я брался за любую работу, но каждый раз писал произведение как последнее. Фильм может быть любым, но если в титрах стоит моя фамилия, то музыка должна быть определенного уровня, ниже которого опускаться нельзя.

В последнее десятилетие мне безумно везло с режиссерами: Эльдар Рязанов, Павел Чухрай, Станислав Говорухин, Владимир Хотиненко, Павел Лунгин, Николай Лебедев, Тигран Кеосаян. Работа с ними была подарком.

и: В современном кино нередко в качестве саундтрека используют анонимные звуковые формулы, за копейки взятые из банка данных. Типа "Любовь N 12" или "Погоня N 4".

Рыбников: Это самое ужасное, что может быть. Или когда говорят: вот ты просто повтори такое-то произведение. Не знаю, заметил ли кто, но в "Аватаре" звучит ария Кутузова из оперы Прокофьева "Война и мир". Создается некий коммерческий продукт, который должен делать сборы. Поэтому продюсер думает прежде всего о комфорте зрителя. Зрителю, конечно, приятно слышать цитаты из Прокофьева, Римского-Корсакова и так далее. Что-то новое сочинять - это риск, а использовать проверенное - гарантированный успех.

и: У вас никогда не было мысли покинуть Россию и попытать счастья где-то еще?

Рыбников: С тех пор как разрушился железный занавес, смысла не было уезжать. Для меня жить, если не в России, - то разве что где-нибудь на экваториальных островах. А там с искусством совсем плохо... На Западе слишком жесткие рамки. Там сложно развиваться стихийно, все разложены по полочкам, каждому свое место: этот - кинокомпозитор, тот пишет симфонии, и так далее.

и: Вы считаете себя патриотом?

Рыбников: Безусловно. Болею за Россию, и чем хуже бывает России, тем больше я за нее болею. И всегда хочется что-то сделать, чтобы именно здесь, у нас в стране, стало лучше.

и: Если посмотреть на вашу жизнь, кажется, все выстраивалось очень логично и линейно. Центральная музыкальная школа, консерватория, карьера композитора - достаточно целенаправленная. Вы обласканы премиями, званиями...

Рыбников: По-моему, у меня в жизни сплошные резкие повороты. Плавно и бесконфликтно никогда ничего не было. Может быть, только в детстве: пока я учился в ЦМШ, все было хорошо. Хоть я и учился по классу фортепиано, у меня уже было почетное "клеймо" композитора. Дальше я вышел в мир, уверенный, что все меня будут любить, на руках носить и восхищаться, какой я хороший. И вот, в 21 год я получил страшный удар, когда разгромили мою фортепианную сонату, причем с такой ненавистью и таким азартом! У меня сразу открылась язва, я попал в больницу и понял, что мир совсем не так благожелателен. Пережил страшный кризис, но продолжал писать. Стали появляться киноработы, и я почувствовал, что не зря произошел такой переворот в моей судьбе... Через несколько лет, был еще один жесткий момент - конфронтация, связанная с рок-оперой "Юнона и Авось", которую пытались уничтожить, так как она не соответствовала советской идеологии. Чтобы удержаться на плаву, надо было иметь очень твердый характер. Меня лишили возможности всяческой работы, все контакты были порушены. Потом была борьба за свой театр с бесконечными обстоятельствами и недоброжелателями. Потом - снова борьба, чтобы дать нашему театру статус государственного. Это было самое тяжелое время в творчестве, несравнимое с советскими невзгодами. Да и возраст был уже не маленький - за пятьдесят. Кстати, тогда еще не было у меня никаких наград и премий, ничего!

В начале 2000-х произошло новое мое рождение. Переход в новое состояние. Прежде всего - обратно к симфоническому творчеству. Кроме того, как раз в это время Николай Лебедев заказал мне для фильма "Звезда" симфоническую партитуру, без всякой электроники. Я ему за это бесконечно благодарен. Так что нельзя сказать, что у меня сплошная ровная линия - наоборот, абсолютный излом и все время противостояние. На советской сцене в глухие годы застоя запеть молитвы, в открытую...

и: А потом работать при зверином капитализме...

Рыбников: Да, в 90-е годы. И сейчас приходится бороться за право на существование. Я, честно говоря, не знаю, какой у нас сейчас строй, но чувствую все время, как стараются отодвинуть, сломать, не дать работать...

и: Мне кажется, в последнее время вы переживаете необычайный подъем в творчестве. Это так?

Рыбников: Мне действительно в последние годы везло. Мои произведения исполнялись совершенно замечательными коллективами и дирижерами. Это и Марк Горенштейн, и Теодор Курентзис, и Валерий Гергиев, который сыграл Шестую симфонию, и Александр Сладковский, и Юрий Башмет с Борисом Андриановым, которые сыграли двойной концерт. Кстати, третья часть этого концерта построена на музыке из фильма "Поп". Я никогда не ставил перед собой задачи сочинять симфоническую музыку, просто есть некая духовная программа, некая сверхзадача, которая заведомо выше моих возможностей. Всегда нужно ставить цель, которую тяжело достигнуть, но хотя бы шажочек к ней сделать. Уже и возраст такой, и время такое... Мне кажется, что это время подведения итогов, взгляда на прошлое, на ХХ век, осознание того, где мы оказались в результате этого страшного вихря. Время сейчас наступило благодатное - в том плане, что прежние музыкальные формы исчерпали себя, наступил кризис. А с ним - и полная свобода. Возможность работать, не ориентируясь на какие-то рамки.

и: Ваши дети - сын и дочь - выбрали творческие профессии. Советуются ли они с вами?

Рыбников: Дети уже очень взрослые, у них есть свои дети, свои дома, свои семьи, но мы все равно крепко духовно связаны. Все их проблемы решаем сообща - и творческие, и бытовые. Мои успехи и замыслы их, конечно, тоже радуют и интересуют.

и: Сколько у вас внуков?

Рыбников: Сейчас посчитаю... На сегодняшний день - пять.

и: Что позволяет вам сохранять такую прекрасную форму? Вы не пьете, не курите, занимаетесь спортом, бегаете по утрам?

Рыбников: Нет, не бегаю. Спорт - ну, разве что плавание во время отпуска. Я не слежу пристально за своим здоровьем - все мои попытки за ним следить заканчивались жуткими болезнями. Безусловно, вреден табак. Я абсолютно независим от курения, могу выкурить пару сигарет, а могу вовсе не курить месяц. А то, как человек выглядит, думаю, зависит от его энергии, а не от того, следит ли он за здоровьем. Энергия складывается из очень многих компонентов. Самое главное - чувствовать, что ты еще в жизни должен много чего сделать. Это и дает силы.