На переднем крае жизни: как ученый-хирург спасает раненых бойцов на линии фронта
Сложнейшие операции буквально в окопах, ежедневная ракетная опасность и отсутствие красных крестов на униформе и медицинских автомобилях. На передовой противник охотится на врачей с особенным ожесточением — видимо, мстит за умение вытаскивать раненых с того света. Наш собеседник Роман в мирной жизни был врачом-хирургом, научным сотрудником крупного НИИ в Москве. Сейчас он здесь, на фронте — работает начальником медпункта, который развернут всего в четырех километрах от линии боевого соприкосновения. На его счету — сотни спасенных жизней наших ребят. В редкие минуты затишья между операциями и обстрелами Роман рассказал корреспонденту «Известий», с чем приходится сталкиваться медикам на передовой.
Гонка со смертью
Все-таки нас прервали. Вначале в медицинский пункт десантно-штурмового батальона морской пехоты прибежал водитель багги. Он летел сюда по открытой полевой дороге, чтобы успеть спасти жизнь бойцу, истекающему кровью в его машине.
— Ехал максимально быстро, но постоянно приходится оглядываться по сторонам. «Птичка» может прилететь в любой момент, — быстро проговорил водитель.
Раненого встречают фельдшер, врач и два санитара с носилками.
Вчетвером его спускают в блиндаж, начинается осмотр. Лицо и шея все черные, земля словно въелась в кожу, форма с бронежилетом в крови.
— Необходимо срочно остановить кровотечение, но для этого нужно найти рану, — говорит один из медиков.
Бронежилет быстро снимают, форму срезают медицинскими ножницами.
— Как его ранило? — спрашивает Роман водителя.
— Дрон противотанковую мину сбросил на блиндаж, его всего землей засыпало, пришлось откапывать, — ответил тот.
Пока фельдшер отмывал лицо от грязи и крови, Роман нашел рану.
Оказалось, что осколок зашел под бронежилет и пробил грудную клетку. Остальные осколки остановила броня. От большой потери крови раненый почти потерял сознание, но всё же стонет от боли.
— Ранение осколочное, слепое, проникающее в полость грудной клетки с переломом ребра справа, но внутреннего кровотечения, сдавливающего легкое, нет. Значит, грудную клетку на данном этапе дренировать не надо, — комментирует врач.
После промывания на рану накладывают специальную пленку, чтобы избежать попадания воздуха (это грозит смертельно опасным пневмотораксом) и перевязывают давящей повязкой.
— Большая кровопотеря, ставим капельницу с транексамом на фриостерине, восполним потерянный объем крови и остановим кровотечение. Промедол колоть не будем, может задохнуться, подколем нефопам повторно в дорогу, по времени соответствуем. Рана сильно загрязнена землей, в капельницу вводим антибиотик цефтриаксон, добавляем другой — метронидазол, — быстро и четко говорит доктор.
Медики тут же начинают работать.
Спустя полчаса состояние раненого стабилизируется. Кровотечение остановлено, продолжает действовать обезболивающее, бойца можно эвакуировать в госпиталь.
Дорога к тыловому госпиталю
К медпункту подъезжает санитарная «буханка». Вся машина окутана масксетями, на крыше средства радиоэлектронной борьбы. Раненого осторожно, но быстро грузят в салон, боец с автоматом контролирует воздух: удары БПЛА по медицинским пунктам и эвакуационным группам — излюбленная тактика противника. Доктор отдает водителю карточку ранения. В ней записаны характер ранения, время наложения повязки и содержание оказанной медпомощи.
— Это чтобы врачи в госпитале быстрее сориентировались, — объясняет Роман.
Раненого в медицинский отряд специального назначения (МОСН) сопровождает санитар. Врач остается в медпункте. В любой момент может вновь понадобиться его помощь. Дорога в распутицу занимает до трех часов, бывает и больше.
— Повсюду летают дроны, РЭБ на машине спасает, но зачастую приходится укрываться в лесополосах и ждать, когда небо будет чистое, — замечает Роман.
Системы РЭБ на автомобилях скорой помощи
Только после этого мы всё же начинаем с ним беседу.
Наука подождет — время защищать Родину
Выбор профессии для Романа был очевиден: его родители — врачи, всё детство прошло среди представителей этой благородной профессии. С отличием окончив школу, он поступил во второй медицинский вуз Москвы имени основоположника всей мировой военно-полевой хирургии Н.И. Пирогова. Успешно окончив университет и отучившись в ординатуре, мой собеседник какое-то время проработал в больнице, а затем решил стать ученым по специализации.
— Я занялся изучением и работой с медикаментами и препаратами в области хирургии. Много лет проработал в НИИ. Защитил диссертацию и дальше собирался продвигать науку, но началась специальная военная операция. Противник у нас серьезный — весь коллективный Запад, который поставляет свое вооружение на Украину. Нашим парням здесь не сладко. А раз Родина в опасности, значит, наука подождет, решил я, — вспоминает врач.
И он пошел и подписал контракт.
— Первые месяцы служил в госпитале, работающем в самом центре Артемовска, как раз во время самых ожесточенных боев, — говорит он. — За всю историю сложные операции не проводили так близко к передовой. Полноценный госпиталь, где более ста медиков принимали несколько сотен раненых в сутки, был открыт всего в полукилометре от позиций противника.
Он подчеркивает: главная задача медиков, находящихся на первой линии боев — стабилизировать состояние пациента, чтобы дальше его отправить в больницу.
— На деле украинские боевики бьют ракетами по госпиталям в нарушении всяких конвенций, военно-медицинские учреждения приходится отодвигать дальше от линии фронта, а, значит, время эвакуации кратно увеличивается, — сетует Роман.
При этом фронтовая медицина совершенствуется постоянно, отмечает медик.
— Например, в Артемовском госпитале время эвакуации было минимальным, операции часто проводились в пределах «золотого часа» — время после ранения, когда очень велик шанс спасти человека и сохранить ему здоровье, — рассказывает он.
Во время боев за город Роман с коллегами проводил сложнейшие хирургические операции. Для врача важно не только спасти жизнь, но и сохранить здоровье раненому солдату. По словам медика, это был уникальный в своем роде госпиталь.
— Однажды к нам поступил боец с серьезными осколочными ранениями. Но самое неприятное заключалось в том, что у него была перебита артерия на руке. Как правило, в таких случаях руку ампутируют, чтобы спасти жизнь. Но мы решились на сложную для себя операцию по пересадке. Из ноги в руку бойцу пересадили кость, мышцу и артерию. Получается, спасли не только жизнь, но и руку, — подытожил доктор.
Встретили как родного
После освобождения Артемовска подразделение перевели на другое направление, ближе к тылу.
— Я попросился у начальника медицинской службы группировки остаться «в окопах», так как за несколько месяцев службы получил бесценный опыт спасения раненых солдат, которые только прибыли с передовой. Мне предложили должность командира медицинского взвода — начальника медицинской службы десантно-штурмового батальона одной из бригад морской пехоты, — объясняет Роман.
Он отметил, что в бригаде его встретили как родного, посвятили в морские пехотинцы, подарили тельняшку и черный берет.
— Хотя головной убор на передовой один — шлем. Националисты в прямом смысле охотятся за медиками. Мы не ставим красные кресты на машины, снимаем их с формы. Медперсонал — одна из главных мишеней, — эмоционально говорит Роман.
Вопреки всем моральным принципам и Женевской конвенции, как он замечает, противник пытается выбить как можно больше наших санитаров и врачей, а вместе с ними уничтожить и наших раненых.
Почти все возвращаются в строй
— Количество поступающих раненых идет волнообразно, в зависимости от интенсивности боевых действий на том или ином участке. Контузии, осколочные ранения, раны после попадания под миномет — распространенные истории в эпикризе, — разъясняет специалист.
Почти 100% ребят, которые поступают к нему и его коллегам, становятся на ноги — пусть не сразу, через какое-то время.
— В том числе и по этой причине на нас охотятся, — уверен Роман.
Продолжая разговор, врач вспоминает, что несколько недель назад, когда морпехи освобождали населенный пункт, он с коллегами работал сутками. Медики совсем не спали.
— К нам привезли раненого бойца, у него были перебиты ноги, сильно обожжено лицо, очень много касательных ранений, а также осколков, которые застряли в теле. Одна нога болталась на сухожилиях, пробито легкое, — говорит он. — Мы установили ларингеальную маску, подключили кислородный аппарат и начали срочно выводить из шока: из-за потери большого объема крови сосуды опустели, поставить внутренний катетер было невозможно, пришлось вводить катетер через кость.
Затем медики постарались спасти ноги — восстановили сосудистый пучок — это артерии, вены.
— Разорванные сосуды соединили трубками, тем самым вернули кровоснабжение и сохранили конечность для ювелирной работы бригады сосудистой хирургии на следующем этапе, — подробно рассказывает доктор.
Состояние раненого бойца медикам удалось стабилизировать, затем его отправили в госпиталь. Сейчас морской пехотинец находится на лечении, его жизни ничего не угрожает.
— Ходить тоже со временем начнет и заживет полноценной жизнью, — заверил Роман.
Завершая беседу, он обращает внимание на то, что бесчеловечная тактика ВСУ затрудняет оказание ранней хирургической помощи. Медики вынуждены отказываться от привычных медицинских палаток и модулей, а зарываться под землю, устраивать госпитали в подвалах, где сырость не благоприятствует скорейшему выздоровлению.
— Несмотря на все трудности и опасности, с которыми мы сталкиваемся, никто из нас не жалеет, что сменил светлые палаты больниц на медицинские пункты в блиндажах и госпиталях, которые постоянно подвергаются обстрелу. Спасение жизни и здоровья наших парней — это и есть выполнение с честью клятвы Гиппократа, которую мы давали, — говорит Роман. — На мой взгляд, опыт, полученный за время СВО, — колоссальный. Многие операции отработаны до автоматизма.
Цена первой врачебной помощи в прифронтовых районах — это жизни бойцов. И медики тут делают всё, чтобы их сохранить.
