«Там, где я стою, — уже Россия»
Пункты временного размещения ДНР продолжают принимать переселенцев из городов и сел, перешедших под контроль российской армии. Один из таких ПВР находится в общежитии в городе Енакиево, сейчас здесь разместились более 100 человек из Селидово, Дзержинска, Красного Лимана, Ямполя, Новгородского и др. Кто-то живет в этих стенах с 2022-го, кто-то приехал всего несколько недель назад. Но истории у всех схожие — потерянное жилье и невозможность вернуться обратно.
На этажах
Тусклый свет. Узкая комнатка. На полу сидит мальчонка — Игорь, ему пять лет, он раскладывает, как кубики, только что полученные гуманитарные продукты — бутылки с растительным маслом и пачки с макаронами. Лицо его в малиновых пятнах марганцовки — от ветрянки.
На стене висит картинка — девочка с голубыми волосами: ее нарисовала сестра Катя, ей десять лет, она сейчас в школе. Катя, Игорь, их мама Аня и бабушка Люба Карасевы из Дзержинска (украинское название — Торецк), города, за который пятый месяц идут бои. Выбраться из зоны обстрелов им удалось чудом. Правда, повезло не всем: если в июне, в начале сражения, Карасевых было шестеро, то теперь осталось четверо.
— 22 июня украинская сторона закрыла город, — рассказывает бабушка Люба. — Тогда же начались тяжелые бои. Мы жили в частном секторе, прятались в подвале. Через неделю, когда стало совсем невмоготу, перебрались в один из пятиэтажных домов по соседству, под защиту бетонных стен, там казалось безопаснее. С нами были мой муж и сын Вадик. А 4 июля, — Любовь закрывает глаза и кивает на портрет на столе в траурной рамке, — украинский снайпер убил Вадика — через окно, в висок. Ему было 32 года. Он так и остался там, завернутый в одеяло, на этажах, не похороненный…
Мама Аня, пятилетний Игорь и бабушка Люба
На следующий день стрелок взял на мушку уже саму бабушку и прострелил ей руку: пулей перебило кость и лучевой нерв.
— 6 июля в дом зашли русские штурмовики, — продолжает невестка Аня. — Они сказали: «Вам здесь оставаться нельзя!» Но и вывести нас из города сразу не могли — всюду дроны. Сопроводили до ближайшего блиндажа. Там бабушке врач оказал первую помощь. Под землей вместе с бойцами мы провели восемь дней.
Под землей
Воды в запасе было мало, и ее, совсем как в катакомбах Брестской крепости в 1941-м, военные отдавали в основном малышам, а остальное делили едва ли не по глоткам.
Там же, под землей, всех — и гражданских, и военных — накрыло фосфорным снарядом. Украинский беспилотник забросил его точно в отдушину убежища. Пострадали все, кроме маленького Игоря, он играл в это время на полу, взрывная волна прошла верхом, опасное химическое вещество его не задело. Бабушке обожгло спину и руки, маленькой Кате — ногу. Дедушку парализовало. Когда настала пора выбираться и идти дальше, его, по настоянию военных, оставили в блиндаже. Как стало известно позднее, прожил он всего несколько дней.
Любовь Карасева потеряла во время боев сына Вадика
Дальше была Ясиноватая — первый свободный вздох после долгой страшной дороги, и затем Енакиево. Полтора месяца бабушка Люба провела в больнице: три пальца на руке уже действуют. Игоря удалось устроить в детский сад. Катю — в школу, где она стала осваивать программу на русском языке. Сердобольные местные жители помогли одеждой, посудой.
Главное увлечение Кати — рисование
Во время нашей беседы Катя как раз вернулась с учебы. Показала дневник с полученными двумя пятерками.
— Проходили сегодня «Муму» Тургенева, — поделилась она, заметно заикаясь. — Но мне не сильно понравился этот рассказ. Люблю Пушкина, Лермонтова, знаю наизусть «Бородино». Очень мне нравится рисовать. Особенно людей, сказочных героев и пони. В будущем хочу стать художником. Мечта — создать красивые наряды и подарить их бабушке и маме.
Пять месяцев в убежище
Нина и Олег (имена изменены) — из Новгородского, что под тем же Дзержинском-Торецком. До 1951 года поселок носил имя Нью-Йорк (названный так, предположительно, еще европейскими переселенцами в XIX веке), после был переименован. В 2021-м украинская власть вновь вернула «иностранное» название. Известен он фенольным заводом, производившим взрывчатое вещество. В августе 2024-го населенный пункт, находящийся в 25 км от Донецка, полностью перешел под контроль России.
Одна из жительниц ПВР, военные вывезли женщину из горящего поселка месяц назад
Олег и Нина оказались последними на своем краю, кто покинул Новгородское, — в подвале они просидели целых пять месяцев.
— Продуктовых запасов — муки, круп, консервации — хватало. Очень помогли крепкие стены подвала — его построил мой отец в конце 60-х на случай ядерной войны с Америкой, — делится Олег. — А вот с водой было туго. Приходилось выбираться наружу и бежать до колодца. Вроде бы близко, но — дроны, по пять раз в каждую сторону успеешь на землю упасть.
В пункте временного размещения
10 августа, по словам Нины и Олега, ВСУ отступили с их улицы, и в тот же день с помощью коптера «Баба-яга» прицельно сожгли дом за домом. Вечером в минуту затишья Олег заметил четверых бойцов с белыми повязками (опознавательный знак армии РФ), которые искали укрытие, и позвал их к себе в подвал: спрятаться вокруг было негде. Накормили их. Оставили на ночлег. А наутро, уходя, один из парней сказал: «Спасибо. Вы нам жизнь спасли!»
Выйти на безопасную территорию Нине и Олегу удалось только спустя два месяца. До этого, как объясняли им военнослужащие, совершать такую операцию было слишком рискованно. Сейчас отдыхают, приходят в себя. Выезжать куда-то дальше не спешат. Цель, говорят, — вернуться на родину и отстроить разрушенный дом.
Из рук в руки
Рядом живет 70-летняя Пелагея Утка из поселка Михайловка, что в 4 км от Селидово. Она делит комнатку с другой пенсионеркой — из села Мэмрик. Обе попали в ПВР без документов (сгорели в огне), второй месяц ждут, когда же можно будет оформить новые, начать получать пенсию. В комнате их сумеречно и очень тихо. Хотели бы купить какой-нибудь старый телевизор, чтобы не сидеть как в чулане, но денег пока ни на что нет.
— Всю жизнь я проработала электросварщиком на производстве, — рассказывает Пелагея. — В последние годы жила в селе в своем домике. Когда начались обстрелы — он сгорел, и я перебралась в соседний, потом и его сожгли, снова сменила адрес, и так далее. Самое страшное — это, конечно, дроны. Несешься и думаешь: кто вперед, я или ты? А еще смеешься — в 17 лет так быстро не бегала, как сейчас.
Пелагея Утка хочет найти оставшуюся в Селидово дочь
Несколько дней, вспоминает женщина, ей пришлось провести в самом эпицентре боев — на одной стороне улицы стояли ВСУ, на другой — ВС РФ. Там же ее контузило: в одном ухе долго играл оркестр, в другом диктор разговаривал.
Комната в общежитии, где живут две пожилые женщины. Мечта — купить телевизор
На Украину выезжать не собиралась. Первый русский солдат, кого она встретила, сказал ей: «Там, где я стою, — уже Россия!» В один день решилась и пошла на выход из села — прямо посредине дороги. Часть пути преодолела пешком. А потом ее подхватили россияне и уже передавали, по словам самой Пелагеи, как ценную бандероль, из рук в руки, доставив в итоге в Ясиноватую в целости и сохранности.
— Все мысли у меня в родных местах, — вздыхает женщина. — В Селидово дочка осталась — Марина. Говорят, последний раз ее видели в сентябре. Каждый день переживаю: здорова ли, в тепле ли? Как появится возможность и станет потише — поеду ее искать.
Отдушина — домашние животные
