Проповедник без кафедры: как «чистокровный проходимец» стал знаменитым писателем
Жизнеописание Даниеля Дефо, вошедшего в историю мировой литературы прежде всего как автор романа «Робинзон Крузо», Александр Ливергант начинает довольно резко: «Неуживчив — и это еще мало сказано. Скандалит, пьет, чуть что пускает в ход кулаки». Но не стоит пугаться — первая фраза пролога касается совсем не главного героя книги, а прототипа Робинзона Крузо — шотландского «морского волка» Александра Селкерка, который из-за своего необузданного характера и неблагоприятного стечения обстоятельств провел на необитаемом острове четыре с половиной года. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели, специально для «Известий».
Александр Ливергант
«Даниель Дефо: факт или вымысел»
Москва : Издательство АСТ : Редакция Елены Шубиной, 2024. — 284 с.
Вернувшись в родной городишко героем и знаменитостью, Селкерк очень полюбил рассказывать свою диковинную историю и раздавать интервью всем желающим записать его невероятные приключения, что дает Ливерганту основания назвать его «эдаким шотландским Хлестаковым». В книге об английском классике вообще довольно часто можно встретить отсылки к русской литературе, как вплетенные в рассказ или служащие названиями глав фразеологизмы-мемы («без лести предан», добился «степеней известных», «лукавый царедворец», «на всякого мудреца довольно простоты», «тяжких дум избыток»), так и прямые цитаты. Например, теологический спор Робинзона и Пятницы о том, почему Бог, если он такой сильный, просто не убьет дьявола, Ливергант находчиво комментирует строкой из «Писем римскому другу» Иосифа Бродского: «Взгляд, конечно, очень варварский, но верный».
Поэтому нет ничего удивительного в том, что в биографии Дефо, среди различных занятий которого была и кипучая журналистская деятельность, можно встретить и название популярной рубрики советской периодики: «Встреча с интересными людьми». Ее Ливергант вспоминает, описывая тягу Дефо «ко всему загадочному, невероятному, к описанию „интересных“ — курьезных, оригинальных, ни на кого не похожих людей, эдаких „очарованных странников“». В первой главе под названием «Кафедра проповедника — не для меня», посвященной детству героя, автор книги выдвигает предположения о том, что помешало юному Даниелю пойти по церковной стезе и стать «пастырем божьим», как мечталось его отцу Джеймсу Фо: «...человек с детства азартный, увлекающийся, хотел испытать себя в мирских делах, в жизни, которая не ограничена церковной кафедрой и потребует от него способностей куда более разносторонних».
О том, насколько разносторонними были таланты Даниеля Дефо, книга Ливерганта дает подробное преставление несмотря на то, что часть биографических фактов в точности не установлена, а также на обозначенную в заглавии книги склонность героя смешивать факты с вымыслом, причем не только в художественных произведениях, но и в своей обильной политической и нравоучительной публицистике. «С него станется», — неоднократно повторяет Ливергант, скорее с уважением, чем с осуждением, говоря о способности своего героя легко и непринужденно выдавать свои фантазии за быль: «Отличить правду от вымысла, когда имеешь дело с Дефо, задача не из простых. <...> Дефо — таков, если угодно, его творческий метод — любит и умеет выдать вымысел за документ, убедить читателя, что тот читает достоверное повествование, как говорится, „с цифрами и фактами в руках“» ...
Рассказывая о трудной и опасной, но чрезвычайно продуктивной деятельности Дефо на службе британской короне в качестве агитатора и пропагандиста, осведомителя и «двойного агента» в стане оппозиционной прессы, Ливергант говорит о твердую приверженности своего героя интересам государства: «Дефо во все времена был убежденным государственником». Однако со стороны многочисленных недоброжелателей гибкая позиция публициста Дефо, призывавшего к умеренности, часто виделась как злостное лицемерие и готовность к мгновенному «переобуванию»: «...сегодня он сторонник Высокой церкви, а завтра — виг и конформист». А большевики, как замечает Ливергант, переносясь на несколько столетий вперед, наверняка заклеймили бы Дефо «оппортунистом» за такие, например, соглашательские строки, нацеленные на успокоение политизированного общественного мнения: «Мы не должны ничего говорить и ничего делать в связи с восшествием на престол будущего монарха. Пусть будет как будет, давайте постараемся успокоиться». Тон несостоявшегося проповедника определенно чувствуется в публицистике Дефо, о которой Ливергант замечает: «...проповедником Дефо был всегда, и в молодые годы тоже. Проповедником без кафедры и паствы».
Можно, впрочем, предположить, что авантюриста-оппортуниста Дефо волновало не столько благо Британии или отклик какой бы то ни было «паствы», сколько стремление сделать свою жизнь максимально интересной: «Азартному Дефо риск, даже когда он состарился, всегда был по душе, выдавать себя за другого, скрываться и писать под чужим именем было для него в порядке вещей, мистифицировать своих противников доставляло ему, по всей видимости, немалое удовольствие, в котором он, однако, никому — а может быть, даже и самому себе — никогда бы не признался». В этом отношении, продолжает Ливергант, «он мало чем отличался от жизнелюбивых героев своих романов».
К главному произведению Дефо, «Робинзону Крузо», биограф переходит в середине книги (59-летний Дефо опубликовал роман за 12 лет до конца своей бурной жизни и фантастически насыщенной литературной карьеры), определяя суть самого жанра «робинзонады» как победу слабого человека над самим собой и обретение силы. По мнению литературоведа, Робинзон, бесстрашный, рассудительный, сметливый деловитый, расчетливый, энергичный («под стать его создателю»), вполне может претендовать на звание самого положительного и безупречного героя мировой литературы, не знающего себе равных даже среди хороших русских: «Дон Кихот и князь Мышкин безумны, Гамлет нерешителен, Алеша Карамазов и Пьер Безухов витают в облаках».
Несмотря на сходство между Робинзоном Крузо и его создателем, который тоже был «в некотором смысле отшельником, человеком замкнутым, необщительным, сторонившимся людей, а иной раз от них и прятавшимся», считать самого Даниеля Дефо абсолютно положительным персонажем и «образцовым джентльменом» (как назывался один из его последних назидательных памфлетов), не выйдет, да наверное, и не нужно. Определенный привкус одиозности неизбежно присутствует в этой загадочной писательской личности, что только добавляет ей своеобразного обаяния. Оно парадоксальным образом ощущается с первой же страницы книги Ливерганта, на которой приведены в качестве эпиграфа слова ярого антипода, оппонента и ненавистника Дефо, Джонатана Свифта: «Один из этих писак, тот, что стоял у позорного столба, совсем забыл его имя... Автор „Чистокровного англичанина“. Чистокровный проходимец».
