«Как только ты говоришь о сексуальности, люди начинают вопить»
Современная французская молодежь отказывается от секса, социальные сети полны изображений «идеальных мест», которые не существуют в реальности, а эротика — это необязательно нагота и физический контакт, убеждена режиссер Одри Диван. Ее «Эммануэль» выйдет на российские экраны уже 28 ноября. Накануне премьеры «Известия» расспросили постановщика о съемках новой экранизации старого романа, скандалах вокруг фильма и о русских композиторах, которые способны делать невозможное.
«Молодые люди во Франции отказываются от секса»
— Похоже, что публика оказалась не готова к вашей картине и явно ждала чего-то совсем другого? И вы ведь наверняка понимали, что так может случиться?
— Я осознавала весь риск. Когда впервые было объявлено о работе над фильмом, это было в Каннах и в главной роли была заявлена Леа Сейду. И уже тогда, конечно, первой мыслью у всех было: ну ясно, это будет возбуждающее кино. Зритель получит удовольствие. Всё это расходилось с тем, как этот проект воспринимала я, и вообще с тем, что я снимаю как режиссер. Но победить это первое впечатление было невозможно. В мире множество стран — и множество журналистов, которые обожают старую «Эммануэль». Они помнят и ценят свои сексуальные эмоции во время просмотра того фильма. Они не хотели, чтобы я настолько радикально всё это изменила. И не понимали, зачем это вообще нужно.
Кадр из фильма «Эммануэль»
Возможно, если бы фильм назывался не «Эммануэль», а как-то еще, было бы проще. Я хотела, чтобы людям было интересно увидеть то, что я придумала, а не то, чего они ждали. Мне кажется, точно случилось большое недоразумение, и это очень грустно. Потому что этот фильм об опыте через ощущения. Не надо ждать, что он будет повторять старую «Эммануэль». Он предлагает не быстрое удовольствие, а попытку понять, откуда вообще удовольствие берется. Где его истоки? Почему мы иногда теряем способность его получать? Почему нас так сильно мучает мысль о том, что больше никакого удовольствия нет, хотя должно бы быть? Я очень рада, что удалось снять об этом кино, потому что эти темы сегодня имеют огромное значение для всего общества. Мы боимся увидеть себя по-настоящему, мы боимся взаимодействия с другими людьми. Во Франции это вообще стало огромной проблемой. Молодые люди отказываются от секса. В нашей цивилизации революция: люди больше не хотят прикасаться друг к другу.
— Знаете, я проверил рейтинг старой «Эммануэль» и обнаружил, что он тоже довольно низкий…
— Правда? (Смеется.) Но это естественно. Как только ты говоришь о сексуальности, люди начинают вопить. Как художник я не пытаюсь понравиться всем. Мне не страшно, если кому-то я не нравлюсь. Пусть приходят на фильм, а потом ненавидят или любят его. Пока мы спорим о том, что сделано, пока получаем новый опыт, я счастлива, потому что именно это и есть моя задача как автора.
Кадр из фильма «Эммануэль»
«Эротизм может быть разлит внутри фильма»
— Возможно, сексуальность связана с национальной культурой, с языком. Вы поэтому решили снимать фильм на английском?
— Мне не кажется, что на английском сексуальность сильнее (смеется). Нет, мне было важно работать с концепцией отеля. В отеле собраны люди со всего мира, и единственный язык, на котором они могут говорить о сексуальности, — английский. Кроме того, мне хотелось поиграть с тем, что слова сами приносят удовольствие. Эротика — необязательно нагота и физический контакт. Эротизм может быть разлит внутри фильма, он может быть просто в воздухе. И вот в начале фильма мы видим, что героиня прилетает на самолете в отель и что она не чувствует ничего. Ее тело молчит. Но в середине фильма она говорит такие вещи, которые помогают понять и почувствовать героиню лучше, чем мы можем это сделать, наблюдая за ней. Этот эротизм слов для меня исключительно важен.
Кадр из фильма «Эммануэль»
«Она улыбается, но ты не знаешь, что означает эта улыбка»
— Эммануэль у вас играет Ноэми Мерлан, а здесь тот случай, когда от выбора актрисы зависит вообще всё. Почему выбрали эту актрису?
— Ноэми свободная. Она очень внимательно проработала темы, которые мы поднимаем: что такое женщина, какое место занимает ее тело. Она мне поведала, что, когда прочла сценарий, с грустью ощутила свою связь с одиночеством Эммануэль. Она была счастлива воплотить женщину, которая тщетно ищет удовольствия. Она настолько подходила, что мы на первой же встрече попили полчасика кофе, и я спросила у нее, готова ли она стать Эммануэль. Мне было кристально ясно, что я нашла нужного человека.
Кадр из фильма «Эммануэль»
— Вы оставили ей возможность для импровизации?
— Героиня в самом начале должна была быть холодной, неулыбчивой, как будто узницей. И тут всё очень точно подготовили. А дальше я позволила Ноэми раскрываться постепенно вместе с ее героиней. Стать живой. Мы обсудили каждую сцену перед началом съемок. До мелочей. Но потом я давала ей возможность жить в кадре. Особенно когда это касалось сцен секса. Мы сделали, я помню, два кадра по 15 минут, потому что Ноэми хотела исследовать, пробовать. И мы исследовали вместе с ней.
Мне кажется, во всех странах этот фильм будут понимать одинаково. Мне вот, например, очень интересно, что скажут российские зрители. Я наблюдала, как японской аудитории он понравился, а они очень тонко чувствуют и искусство, и сексуальность. Я только что приехала из Токио, я видела всё это своими глазами. Люди приняли картину очень тепло.
Кадр из фильма «Эммануэль»
— Наверняка российские зрители оценят и русскую составляющую фильма. Я имею в виду композиторов картины Сашу и Евгения Гальпериных. Расскажете, как вы с ними работали?
— У нас были очень долгие беседы. Я давно знаю Сашу и Евгения и очень доверяю им как художникам. Поэтому я показала им самую раннюю версию сценария. То есть они были вовлечены в проект с самого начала, у них было время подумать. Я им сразу сказала, что мне бы хотелось, чтобы не музыка за кадром играла, не мелодия, а чтобы идеи стали музыкой. Например, звук музыки должен был быть равен дыханию героини. Для финала фильма я попросила их написать фрагмент, который символизирует пробуждение тела. Шаг за шагом, что-то растет, что-то приближается, понимаете. Они меня спрашивали: «Почему ты всё время у нас просишь что-то невозможное?» Я отвечала: «Потому что знаю, что вы это сделаете!»
— Конечно, я должен спросить и про мою любимую актрису Наоми Уоттс. Почему вы дали ей так мало сцен?
— Когда мы встретились с Наоми впервые, она прямо спросила меня: «Вы ведь хотите, чтобы моя героиня, директор отеля, воплощала собой власть, да? Она — это и есть система? Я предлагаю сделать это, но с мягкостью, с улыбкой». И я ей ответила, что давай, интересно. Наоми сделала так, чтобы мы не понимали, что творится внутри ее героини. Как настоящая, большая актриса она ткет образ из разных слоев. Она улыбается, но ты не знаешь, что означает эта улыбка. До самого конца ты не понимаешь, чего от нее ждать. И это создает для истории необходимый саспенс.
