«Главное для меня — увидеть родное село своими глазами»
Ровно три месяца назад, 6 августа, ВСУ вторглись на Курскую землю. «Уезжали на два дня», — так говорят эвакуированные, число которых, согласно заявлению губернатора региона Алексея Смирнова, составило свыше 150 тыс. человек. Кто-то снимает жилье, кто-то живет у родственников. Значительная часть переселенцев продолжает квартировать в пунктах временного размещения, под которые власти оборудовали общежития, гостиницы, интернаты, торговые комплексы и даже здание цирка. Специальный корреспондент «Известий» побывал в одном из ПВР, располагающемся в студенческом городке Курского аграрного университета, и узнал, как люди жили вчера, чем живут сегодня и каким видят свое завтра.
Герои нашего времени
Роза Московка — из райцентра Коренево, который находится вблизи линии боевого соприкосновения (за последний месяц этот рубеж удалось отодвинуть от поселка на 10–15 км), сотрудница районной газеты. Три месяца живет в Курске. Сначала ее с пожилой мамой приютил земляк, а потом помогла знакомая женщина — нашла квартиру, за которую Роза платит только коммуналку, что большая удача. С августа цены на аренду в областном центре подскочили вдвое: с 15–20 тыс. до 30–40 тыс. рублей. В общежитии университета в ПВР живет ее 23-летний сын.
— Район наш традиционно сельскохозяйственный, — делится со мной женщина, побывавшая, как корреспондент, в каждом его уголке.
Райцентр Коренево
— На полях выращиваются подсолнечник, соя, кукуруза, рапс, пшеница. Свиноводческие комплексы — тысячи этих животных после вторжения ВСУ оказались брошены. Есть солодовня. А еще знаменитый на всю страну завод низковольтной аппаратуры, производящий электротехнику, — его украинцы сожгли еще в июле. В августе в считаные дни враг дошел до границ нашего поселка, пять раз пытался взять его штурмом, но наши ребята не пустили.
6 августа, после вторжения, Роза, еще не до конца понимая, что происходит, заставила сына уехать в Курск. На второй день столкнулась с беспилотником: услышала, как на улице гремит мотор вроде бы мопеда, подошла к распахнутым окнам, а там — на высоте ее второго этажа — висит БПЛА, и, что называется, смотрит в упор. Захлопнула ставню, бросилась в ванную, заперлась. После сразу перебралась к маме. Когда на окраинах застрочили автоматы, поняла: надо бежать.
— Вывозили нас волонтеры, которые постоянно совершали рейды за беженцами, — говорит Роза. — Вообще, применительно к Курской области можно смело сказать: «Волонтеры — герои нашего времени»! Взяли мы с мамой с собой только небольшую сумку с документами, лекарствами и какими-то летними вещами. Думали, уезжаем на два дня.
В родной поселок Роза после эвакуации съездила один раз — несколько дней назад. Попыталась разыскать домашнего пса, но не нашла. Увидела, что трехэтажка мамы полностью сожжена. Ее собственный дом побит снарядом. Несмотря на успехи ВС РФ, находиться в Коренево пока опасно: кружат дроны, долетают снаряды, горячая фаза еще в разгаре. О возвращении обратно она говорит: «Газета вряд ли сразу возродится в прежнем виде, люди разъехались. Поэтому будущее моё, видимо, теперь в Курске».
Боль за брата
Вместе с Розой идем в ПВР в одном из общежитий, она знает здесь многих. На каждом этаже — холлы с телевизорами и кухни. В отдельном корпусе — столовая, трехразовое бесплатное питание. Желающие могут записаться, например, на компьютерные курсы при вузе. Спасенных питомцев лечат специалисты на ветеринарном факультете. Одежду и предметы обихода доставляют гуманитарщики.
Семья Савченко — Иван и Светлана — из Суджи. Пенсионеры. О своем поселке (ставшем, увы, символом агрессии ВСУ) рассказывают, что еще совсем недавно Суджанский район (да и другие соседние) и Сумская область были негласными побратимами — вместе проводили праздники, устраивали концерты друг у друга, катались на ярмарки, отмечали День сельскохозяйственного работника. На границе двух государств (а в советское время — республик) стоял гигантский самовар, возле него обязательно фотографировались молодожены, в том числе в свое время и Савченко.
Иван и Светлана Савченко из Суджи
— Мы проснулись шестого примерно в 03:30 утра от сильных разрывов, — рассказывает мне Светлана. — Позвонила дочка: «Мама, всё очень серьезно, будем выезжать!» Вместе с сыном на двух машинах они прибыли к нам в 11 часов. Если бы не дети, мы бы точно остались, не понимали серьезности происходящего. Решили: выедем на пару дней. В это время в поселке уже были украинские танки. Я взяла с собой «тревожную сумочку», а муж, — она кивает на Ивана, — упаковал документы, но в суете забыл. Прихватил только свитер, лежащий на диване, единственную вещь из дома.
Из Суджи, по словам супругов, выдвинулась на восток целая колонна гражданских автомобилей, бесконечная плотная вереница.
— И вдруг, на выезде из поселка, появился дрон, — вспоминает Иван. — В это самое время по встречной ехал самосвал «КамАЗ». Мы следили — что ждать от беспилотника? И он, на глазах у всех, врезался в кабину грузовика, надеясь, вероятно, что большая машина перегородит дорогу и создаст затор. Но водитель «КамАЗа» не растерялся и вывернул руль вправо. Он получил ранение, его спасли.
После изгнания врага Савченко хотели бы вернуться на родную землю, там вся жизнь. Пока новостей из Суджи мало. Больше всего, говорит Светлана, у нее болит душа за брата — ему 70 лет, инвалид по зрению, он не успел эвакуироваться, а потом мышеловка захлопнулась. Однажды она увидела его на видео, снятом украинцами, — брат стоял, опираясь на палочку, на крыльце интерната, в который, по слухам, помещены старики. Больше вестей о нем не поступало.
Через реку и лес
Наталья Коновалова — из села Гуево Суджанского района. Учительница начальных классов, она работала в деревеньке Погребки, куда каждый день моталась на собственной машине, 53 километра в одну сторону.
Наталья Коновалова — учительница из приграничного села Гуево, которое подверглось нападению в самую первую очередь
— В ночь вторжения нас принялись обстреливать из танков, — рассказывает мне Наталья и время от времени прерывается, утирая слезы. — Мы метались, не понимая, как быть. Встретили наших военных, они спросили: «Где можно переправиться через реку?» Мы показали и задали вопрос: «А что делать нам?» Они: «По возможности уходите». Наверное, если бы не этот разговор, так и сидели бы. В итоге собралось нас человек 30 — соседи, знакомые — и отправились в ночь. Автомобильная трасса была перерезана, стали выбираться через лес. Со мной был сын, свекровь 1939 года рождения, пережившая немецкую оккупацию, она, с больной ногой, могла передвигаться только с табуреточкой. Думали: переночуем в лесу, переждем опасность и вернемся.
Вера Михайловна, пережившая Великую Отечественную войну, из горящего села выбиралась через лес и реку
Реку Псёл переплыли на лодках. Потом несколько часов шли через луг и лес. Разделились на две группы. Там же поняли, что обратно дороги нет: в небе то и дело гудели дроны, за спиной не прекращались разрывы. Когда появилась связь, созвонились со знакомыми, те приехали и забрали в Курск. По предварительным данным, в Гуево остались под оккупацией 120 человек.
Третий месяц Наталья со свекровью и сестрой живет в ПВР. Ловит, по ее словам, каждую новость о Суджанском районе. Понимает: на месте села — пепелище, и вернуться, судя по всему, будет некуда. Оттого вдвойне больно, не лежит душа к большому городу. Подали с родными заявления на сертификаты. Ждут очереди — а она немаленькая, тысячи и тысячи человек. Главное желание сегодня, говорит женщина, — просто приехать в Гуево, увидеть всё своими глазами. И потом принимать решение о новой жизни.
