Вопрос о том, в какой мере Корейский полуостров находится на грани войны, часто вызывает необоснованный ажиотаж у любителей громких заголовков. Но велик ли сейчас риск конфликта?
Сегодня, несмотря на жесткую риторику Севера и Юга и всплеск региональной гонки вооружений, ситуация скорее напоминает советско-американское противостояние времен холодной войны, когда, несмотря на напряженность, красную линию так и не перешли, понимая, что эскалация приведет к мировой войне, в которой победителей не будет, ибо ущерб существенно перевесит возможные выгоды.
Похожая модель наличествует и в Корее. КНДР может нанести США и их союзникам неприемлемый урон вплоть до атаки ядерным оружием континентальной территории США, но подготовка к войне не означает желание ее инициировать — совокупный потенциал Южной Кореи, Америки и их союзников существенно выше. Сеул тоже не рискнет хотя бы потому, что столица РК «пробивается» даже дальнобойной артиллерией КНА, а ПРО РК не имеет защиты от ракет КНДР. К тому же для победы обеим сторонам разумно сразу бить в максимальную силу, что подразумевает применение ЯО как минимум с северной стороны.
Так, для северян логичен удар ядерным оружием по портам РК и по базам США в Японии, для того чтобы максимально затруднить переброску войск на театр военных действий и уничтожить «инфраструктуру подскока» в сочетании с захватом столицы в первые дни войны и расчетом на хаос, панику и боязнь потерь в стане противника. США также выгоден сценарий уничтожения ключевых объектов ответного удара и инфраструктуры КНДР дальнобойным и высокоточным оружием и навязывание войны на истощение с использованием преимущества военно-экономического потенциала, а равно господства на море и в воздухе.
Интересно рассмотреть, какие факторы влияют на увеличение или уменьшение риска начала конфликта. Их несколько, и начать надо с общего тренда на «возвращение войны в политику» как преобладание желания силового решения над поисками консенсуса. Это повышает вероятность любого конфликта, особенно когда к этому добавляется так называемая дилемма безопасности, запускающая спираль демонстраций силы, притом что постоянное подымание ставок существенно повышает риски.
С другой стороны, укрепление противостояния США и КНР либо треугольников Москва – Пекин – Пхеньян и Вашингтон – Токио – Сеул является скорее сдерживающим фактором, так как риск перерастания локального конфликта в ядерный и макрорегиональный оказывается слишком велик. Сдавать союзника РФ и КНР тоже не будут.
Отдельно отметим роль, которую сыграло подписание между Москвой и Пхеньяном Договора о всеобъемлющем стратегическом партнерстве. Согласно ст. 4 договора, «если одна из сторон окажется в состоянии войны из-за вооруженного нападения одного или нескольких государств, другая сторона немедленно окажет ей военную помощь всеми имеющимися у нее средствами». Однако всеобъемлющая помощь представляется в состоянии войны, которое предполагает не каждый вооруженный конфликт, притом что ст. 3 предполагает обязательные консультации в случае угрозы конфликта. Это означает, что Пхеньян должен координировать свои действия с Москвой в большей степени, чем ранее.
Увы, пока нет пути к нормализации ситуации. Судя по межкорейской политике Пхеньяна и Сеула, обе стороны не настроены договариваться. Север воспринимает РК как враждебное государство, с которым не о чем говорить вне зависимости от того, находятся у власти откровенно недружественные консерваторы или лицемеры-демократы, у которых, по выражению северокорейского партийного деятеля Ким Ё Чжон, «на языке мед, а под языком лед». Юг, сообразно новой доктрине, делает ставку на мягкую силу и развал КНДР изнутри «по советскому образцу», и даже если власть в Южной Корее поменяется на сторонников диалога, не факт, что в Пхеньяне не воспримут это как новый «хитрый план». Кроме того, получат ли они на такую политику благословение Вашингтона?
Если же искать сценарии, при которых кризис может произойти в скором времени, на первом месте по вероятности будет конфликт, случающийся не по воле первых лиц страны, а по иным, если угодно, иррациональным, причинам.
Это может быть «неверно интерпретированный сигнал», когда на фоне войны нервов и пропагандистской накачки шуршащего в кустах кролика принимают за диверсанта и открывают огонь, после чего другая сторона реагирует на стрельбу в ее сторону как на внезапное нападение. А потом воронка «десятикратного ответа на вражеские провокации» затянула обе стороны уже настолько, что ни одна из них не может отыграть назад.
Не исключены психологический срыв или «дурацкая инициатива», когда на низшем или среднем уровне командования возникает желание «погусарить», обстреляв чужие территориальные воды или на короткий срок войдя в чужое воздушное пространство. На что следует ответ.
Это может быть ситуация, когда руководство страны интерпретирует усиливающуюся напряженность как преддверие неминуемого конфликта, в котором единственная возможность избежать атаки противника — превентивный удар.
Или провокация третьей силы, направленная на то, чтобы в качестве ответа на нее руководство страны вынужденно пошло бы на применение силы во избежание внутриполитических или репутационных рисков. По мнению автора, именно этого добиваются «группы активистов», запускающие через границу КНДР листовки, порочащие высшее руководство страны.
Вариант, когда «Безумный кровавый тиран Ким решил напасть на мирный Юг», оставляем авторам фантастических технотриллеров наряду с сюжетом, в котором режим Юн Сок Еля затевает конфликт, чтобы отвлечь внимание от внутриполитических проблем страны.
Застраховаться на 100% от таких сценариев сложно, однако наиболее вероятным развитием событий все-таки является статус-кво.
Автор — ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований ИКСА РАН
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
