Служил Гаврила меценатом: влияние купеческих нравов на русскую культуру
Связывая архитектурную, и не только, историю Москвы с историей московского купечества, Мария Зотова с самого начала отдает себе отчет в том, какое предубеждение относительно купцов могло сложиться в массовом сознании благодаря пьесам А.Н. Островского. Конфликт между меркантильными интересами и тягой к прекрасному, между необходимостью продолжать семейное дело и тем, к чему лежит душа, — сквозная тема книги, в которой немало экстравагантных персонажей, чей характер сочетает в себе, казалось бы, несочетаемое. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели, специально для «Известий».
Мария Зотова
«Москва купеческая»
Москва : Эксмо, 2024. — 352 с.
Первый же герой «Москвы купеческой» — Иван Абрамович Морозов — получает от Зотовой драматическое определение: «Купец, который не смог стать художником». Сын владельца Тверской мануфактуры, обучавшийся живописи у Константина Коровина, Иван Морозов проявил достаточно здравомыслия, чтобы трезво оценить свои способности к рисованию: «Толк будет только тогда, когда на все в жизни будешь смотреть глазами художника, а это не всякому дано. Вот мне этого дано не было, и приходится восторгаться чужими работами... В искусстве самое ужасное — посредственность. Бездарность лучше — она хоть не обманывает».
Слишком строгий к себе Иван Абрамович в свободное от текстильной мануфактуры время потихоньку развивал и тренировал свой вкус, покупая живописные работы по советам художников, которым он доверял, — того же Коровина, Валентина Серова и первого русского арт-консультанта Сергея Виноградова. Последний активно руководит парижскими закупками Морозова, благодаря которым в России оказывается множество работ Поля Сезанна, Клода Моне, Поля Гогена, «Прогулка заключенных» и «Красные виноградники» Винсента Ван Гога, панно «Танец» Анри Матисса и его же натюрморт «Фрукты и бронза», на фоне которого в 1910 году Серов запечатлел приятное лицо Ивана Абрамовича.
Серовский портрет в полной мере передает то самое впечатление основательности и вдумчивости, о котором пишет Зотова: «Спокойный, обстоятельный, основательный — таким был Морозов-коллекционер. Он ставил перед собой задачу приобрести картины из каждого творческого периода любимого живописца и готов был ждать нужное полотно годами, оставаясь верным тем художникам, которых решил собирать». К сожалению, траектория судьбы Морозова повторяется с незначительными вариациями у большинства персонажей книги: коллекционерство, меценатство и благотворительность — революция — старания как-то пристроить коллекцию при новой власти и в лучшем случае назначение смотрителем музея, который раньше был твоим собственным особняком — а потом практически неизбежная эмиграция, в которой только самым прозорливым и ловким удается спасти вовремя выведенные за границу капиталы.
В этом смысле можно позавидовать тем персонажам книги, которым не довелось дожить до 1917 года. Например, текстильному фабриканту и строителю первого пассажа на Кузнецком мосту Гавриилу Гаврииловичу Солодовникову (глава «Самый скупой рыцарь Москвы»). Хищную личность Солодовникова Зотова обрисовывает без всяких прикрас, заставляя вспомнить о гоголевском Плюшкине:
«О богатстве Солодовникова в Москве ходили легенды. Точную сумму его состояния никто не знал, но понимали, что речь идет о нескольких миллионах. Однако по внешнему виду Гавриила Гаврииловича догадаться о финансовом благополучии было непросто. Он экономил буквально на всем! Дома ходил в штопаном халате, потому что его все равно никто не видел. Да и на улицу часто выходил в не самых новых вещах. Питался на 2 гривенника в день, заказывая в трактирах вчерашнюю гречневую кашу. На вкус она была как свежая, а стоила существенно дешевле»
Здание Московского Купеческого клуба на Малой Дмитровке
Несмотря на этот имидж сквалыги, Солодовников пожертвовал и на строительство Московской консерватории, и на клинику кожных болезней, и на Варваринский сиротский приют, а увенчалась его жизнь красивым жестом, которому нельзя не отдать должное: «Не просто скупой, а по-настоящему жадный предприниматель сумел сделать настолько щедрый благотворительный дар, что о нем заговорила вся Москва, а его завещание стало поводом для статей в европейских и американских газетах». Речь идет о 20 млн рублей, которые Солодовников отписал на благотворительность: устройство земских женских училищ, школ и строительство дешевого жилья для бедняков.
Солодовников при всех его благотворительных порывах выглядит все-таки личностью довольно невротизированной, страдающей от собственного тщеславия, как и самый знаменитый русский купец Савва Тимофеевич Морозов — на неоднозначных и загадочных обстоятельствах его жизни и смерти Зотова останавливается подробно, хотя никакой новой ясности не вносит.
На этом фоне гораздо более завораживающее впечатление производят гармоничные купеческие натуры, легко примиряющие в себе инстинкт предпринимателя, бремя гигантских денег и желание принести пользу людям. Таков один из самых экстравагантных героев книги, в котором автор усматривает квинтэссенцию купеческого темперамента: «Если бы нужно было назвать одного купца, который воплощает в себе сразу все стереотипы и представления об этом сословии, то я бы без раздумий назвала Михаила Алексеевича Хлудова. За свою недолгую жизнь он успел проявить себя талантливым предпринимателем, храбрым воином и человеком, о котором ходили легенды везде, где бы он ни появлялся».
Конкурировать в колоритности с Хлудовым может разве что Николай Павлович Рябушинский — многогранность этой фигуры лишь отчасти передает название главы «Беспутный Николаша», где описаны эффектные замашки богатого наследника: «Получив после смерти отца наследство в размере 500 000 рублей, он начинает тратить их с размахом, который не мог не напугать его более рассудительных братьев. Рябушинский приобретает быстрый Mercedes темно-красного цвета и становится членом Первого русского автомобильного клуба. Держит за собой постоянный столик в ресторане «Эрмитаж», где для него всегда стоит ваза с белыми орхидеями».
Неугомонному бонвивану Николаю Павловичу, издававшему убыточный художественный журнал «Золотое руно» и устраивавшему выставки прогрессивных художников из чистой любви к искусству, мы обязаны не только таким образцом неоклассицизма, как вилла «Черный лебедь» в Петровском парке, но и идеалистической верой в то, что богатство совсем не обязательно портит человека, а предприимчивость — далеко не синоним подлости.
