«У секса на экране должна быть драматургическая необходимость»
Популярность турецких сериалов Андрей Золотарев объясняет формулой «Красавицы и чудовища» и считает мелодраму недооцененным жанром. Автор сценария к кинохитам «Лед», «Спутник», «Притяжение» и массе других картин старается делать проекты, которые захотел бы посмотреть сам, не любит тенденций и считает, что у секса на экране должна быть драматургическая необходимость. Об этом, а также об экранизации «Буратино» и встрече с мафией на съемках в Мексике с Сашей Петровым он рассказал в интервью «Известиям».
«Самое плохое, что можно сделать с «Буратино», — снять ровно так, как написано»
— В 2024 году на экраны выйдет «100 лет тому вперед» по мотивам одноименной повести Кира Булычева. Чувствуете ответственность перед автором оригинального произведения?
— Нет, я не чувствую никакой ответственности перед автором. Если мы делаем историю по книге и честно пишем, что это по мотивам, — всё, что мы могли дать автору, мы уже дали. Когда мы делаем кино, само произведение никуда не исчезает. Любители книги могут найти ее ровно там, где оставили, — на книжной полке. То, что мы делаем кино по ее мотивам, может даже привлечь часть читателей к этому произведению. Мы должны зрителю, а не литературе. Если мы будем переживать, что у автора был хомячок, а мы его переделали в морскую свинку, ничего не выйдет.
— Чего ждать от этого фильма? На каком он сейчас этапе?
— Он на этапе «покраски», на финальном. Если я вообще что-то в кино понимаю, он должен зайти. Это хорошая, большая, веселая, семейная история, и она не стандартная. Не очередная русская народная сказка, да простят меня все люди, которые продолжают снимать русские народные сказки. Хочется сделать что-то, что отличается от этого вала. Мне кажется, что «100 лет тому вперед» — это как раз вещь, которая будет сильно отличаться от того, что мы привыкли видеть.
— А что не так с экранизацией русских народных сказок?
— Это моя боль. Коммерчески, как продюсер, я понимаю. Как автор, я не понимаю, в чем прикол 805-й раз переписывать очередную сказку. Они хорошие. Я не могу сказать, что это прям плохо. Просто мне неинтересно этим заниматься.
— Видимо, у зрителя потребность в сказках есть?
— Есть потребность детей развлекать. Надо куда-то их повести в выходные, и ты идешь смотреть сказку. Хорошо, если она оправдывает ожидания, как произошло с «По щучьему велению». Я с детьми ходил, им очень понравилось. Эту задачу фильм выполнил.
Просто меня смущает, что такой вал. Меня смущает в принципе слово «тенденция» в кино. Тенденция — это когда мы все собрались и бегаем за зрителем, задрав портки. К сказкам побежал? Сейчас мы с новой сказкой его догоним! Мне кажется, наша задача, в каком-то высоком смысле, — пытаться зрителей за собой вести, предлагать неожиданные жанры и делать это качественно. Уже все поняли, что мы умеем хорошо делать сказки. Давайте еще что-нибудь хорошо сделаем.
— Вы ведь тоже взялись за сказку про Буратино?
— Это сказка, я не буду это отрицать (смеется). Мы пытаемся сделать это таким образом, чтобы, с одной стороны, сохранить весь этот флер, который мы помним, а с другой — привнести туда такие образы, которые бы нас самих вдохновляли. Самое плохое, что можно сделать с «Буратино», — снять ровно так, как написано. Это миллион раз делали до нас.
Мы как раз недавно обсуждали с режиссером, как это будет выглядеть. Игорь Волошин — человек, который фонтанирует идеями. У него образы в голове, мне кажется, пачками лежат. Он их оттуда достает, как фокусник. Это очень красиво. Это будет не буквальный пересказ сказки. Мы сейчас пишем сценарий.
Андрей Золотарев
— Всегда считалось, что самые крутые блокбастеры делает Голливуд. Как в российской киноиндустрии с этим обстоят дела?
— Это большие риски для продюсеров. Когда мы делаем фантастику, мы ограничены распространением русского языка. Если мы делаем фильмы в Голливуде на английском языке, наша зона распространения — весь мир. У нас же зона распространения — это Россия плюс СНГ. Не так много людей.
Можем ли мы сделать «Аватар»? Можем! Вопрос: кому мы его потом продадим, кто это посмотрит? У нас нет такого количества глаз, которые могли бы окупить фильм с бюджетом «Аватара», поэтому мы ограничены бюджетом. Он не маленький. Сейчас растет интерес к кинотеатрам, и бюджеты год от года увеличиваются. Мы видим фильмы всё более дорогие, качество повышается. И фантастические фильмы стало делать легче, во-первых, потому что графика заметно улучшилась, во-вторых, потому что появилась вера зрителя и, соответственно, вера продюсеров в этот жанр. Теперь туда вкладывают, как в коммерческий мейнстрим. Это дает толчок для жанра.
«Турецкие сериалы кроют всех, как бык овцу»
— С уходом западного контента в наших онлайн-кинотеатрах появилось много азиатского. Как вы думаете, насколько это близко нам и приживется ли?
— Они технологически круто сделаны. Южная Корея, например, в смысле драматургии — это прекрасные истории, смелые, хай-концептуальные. Фантастика южнокорейская интересная, дорамы. Но они при этом не отнимают большое количество зрителей у нас в силу того, что ментальность все-таки разная. Есть очень нишевая аудитория, которая готова это смотреть.
С другой стороны, существуют турецкие сериалы, которые кроют всех, как бык овцу. Это так называемые сериалы фонового смотрения, когда можно пойти проверить, не забыл ли выключить утюг, и ничего не потерять. Сериалы фонового смотрения сейчас страшно популярны: с долгими паузами, она была из низшего общества, он был принцем и, возможно, когда-нибудь у них будет любовь, мы не знаем, посмотрите 300 серий и поймете, может быть, а может — нет… во втором сезоне.
Но это не значит, что мы не можем с ними конкурировать. Можем. И потом надо иметь в виду, что это специфическая аудитория. Она массовая, но своя, которая готова к этому фоновому смотрению.
Кадр из сериала «Постучись в мою дверь»
— А вы смотрели турецкие сериалы?
— Да. «Постучись в мою дверь» начинал. Просто чтобы понять, как это работает.
— И в чем секрет бешеной популярности турецких сериалов?
— А в чем секрет «Красавицы и чудовища»? Это же абсолютно классическая история, когда есть девушка, которая приходит в дом к страшному зверю, а мы, зрители, смотрим на это и говорим: «Нет, он не страшный, ты поймешь, у него внутри доброе сердце». И она со временем понимает, что у него доброе сердце. Это всё построено по одному и тому же принципу. Ничего нового там нет. Ожидание любви — это то, что нас влечет в любую мелодраму.
Мелодрама крайне недооцененный жанр в кино. Мы это поняли, когда сделали фильм «Лед», от которого никто ничего не ожидал. Думали: «Ну, сделаем что-нибудь про фигуристку. Прикольно же». Мы это мало делаем, а турки — пожалуйста. Причем со своей специфической ментальностью. Для нас, несмотря на наше массовое посещение курортов Турции, магический флер не утерян, есть в этом что-то неизведанное, непознанное. И вот это ожидание принца толкает огромную женскую аудиторию к экранам.
— А у вас в работе есть сейчас мелодрама, которая тоже заставит всех женщин рвануть в кино и рыдать?
— Да, есть, но в отдаленной перспективе. Я думаю, что мы где-то года через два закончим.
Кадр из фильма «Лед»
— Кажется, в сериалах стало намного больше секса. Это зрителям надо или создатели смелее стали?
— Нужен ли зрителям секс? Зрителям нужен секс, да. Желателен. Но вообще, секса больше в сериалах становится из-за распространения диджитальных платформ. Как только новые модные сериалы стали кочевать от телевидения массового в сторону платформ, так сразу у них появилась пометка 18+, стало много секса.
Руки развязали, но это же всплеск, и сейчас он немножко стабилизировался. Раньше все смотрят «Игру престолов»: «О господи! Ничего себе! Вау!» Сейчас вроде все привыкли, что так можно. И уже не такой интерес к этому у самих авторов, потому что теперь надо обосновывать: а почему секс? Не просто секс ради секса, а какая-то драматургическая необходимость у этого секса должна появиться. Это уже сложнее, из-за этого сейчас всё будто стабилизировалось. Я не могу сказать, что у нас прям засилье секса на экране.
«Я был лютый двоечник по математике в школе»
— Вы выступили продюсером нового сериала «Иви» «Теория больших денег». Главный герой гений-математик Михаил напомнил мне Шелдона из «Теории Большого взрыва», да и названия проектов созвучны. Это случайные ассоциации или вы вдохновлялись какими-то образами?
— Этот проект несколько раз менял название. Сначала назывался «96%», потом — «Игра головой», затем — «Теория больших денег». Мы на этом остановились. Наверное, во многом потому, что главный герой напоминает Шелдона. Но когда я его писал, он не напоминал мне его. Их объединяют только социопатия и вот эта зона комедии, которая распространяется вокруг людей, не очень готовых воспринимать чужие эмоции.
— Чем примечателен этот проект?
— Любой проект всегда формируется из персонажа и истории. Мой принцип — я пытаюсь сделать то, что сам бы смотрел. Меня в какой-то момент стала интересовать математическая статистика. Я понял, что это очень увлекательная штука. Есть какой-то парадокс между тем, насколько скучно это звучит и насколько это весело в реальности. Захотелось сделать историю, которая рассказывала бы об этом. А вторая очень народная вещь — это мечта опрокинуть букмекеров, тем более нелегальных. И соединить это с мощным героем, про которого интересно рассказывать.
Кадр из сериала «Теория больших денег»
— Как вы увлеклись математикой? Начали изучать что-то для себя или ради проекта?
— Я был лютый двоечник по математике в школе, потом в институте у меня сразу была пятерка. Но у меня осталась какая-то фантомная боль от того, что я ничего в ней не понимаю. Наверное, просто гештальты закрываю таким образом. Вообще, матстатистика от математики отличается. Это совсем другое направление. Статистика — это очень интересно. Она везде врет, но при этом там гигантское количество открытий, потому что она очень тесно связана с социологией, с поведением масс. Это очень близко к тому, чем мы занимаемся в кино. Мы тоже изучаем — зрителей, персонажей.
«Остановился пикап, и к нам с режиссером бежит куча тяжеловооруженных людей»
— Вы говорили, что один из ваших будущих проектов снимался в Мексике. Расскажите подробнее?
— Эта история целиком снималась в Мексике. Это приключенческая, большая, жирная, классная комедия. Но мы, к сожалению, не можем больше ничего рассказать. Даже назвать имя Саши Петрова.
— А как съемки проходили, можете рассказать?
— Диковато! Поскольку эта история затрагивает наркокартели, приходилось коммуницировать с их представителями. В каких-то штатах было нормально, а в каких-то — не очень. Выяснилось, что в Тихуане в некоторых районах передвигаться днем опасно. Это парадоксально, но ночью там дежурят пикапы с полицейскими, с нацгвардией, которые с пулеметами стоят через каждые 100 м, и поэтому ночью там безопасно, а днем нет.
Была ситуация, когда мы с режиссером шли по улице, и вдруг около нас остановился пикап, и реально бежит к нам просто куча тяжеловооруженных людей (смеется). Мы так немножко остановились, а около нас идет человек, буквально в метре, которого кладут лицом вниз, прикладом уложили, начинают его страшно шмонать. Мы понимаем, что, наверное, пора идти, раз к нам нет вопросов. В общем, было непросто. Там наркомафия действительно много что контролирует. Даже сам процесс так называемого ресерча, когда мы смотрели локации, сопровождался тем, что приходилось каждый раз передоговариваться, каждый раз получать разрешение, чтобы пройти еще один квартал, еще один квартал, еще один квартал. Ты так по фазам идешь. За нами едет какой-то пикап, чтобы нас подхватить в случае чего, и на каждом углу мы встречаемся с каким-то человеком, у которого наш проводник спрашивает разрешение, можно ли нам пройти дальше. Но это, в общем, наверное, для Мексики окей. У них своя специфика.
— Не проще было снять здесь в декорациях? Это же реально?
— Сейчас есть возможность сделать что угодно в декорациях. Проблема одна — зритель не идиот. Если бы мы имели дело с идиотами, было бы у нас 300 млн идиотов — весь кинематограф был бы счастлив до соплей. Продюсеры по крайней мере очень были бы довольны. Но зритель не дурак, с ним сложно. Ему нужно показывать что-то, что мы бы сами смотрели. Мы не считаем зрителя тупее себя, поэтому если мы хотим сделать классное кино про Мексику, есть смысл снимать его в Мексике, а не выгораживать кактус, не ставить на фоне фикус и делать вид, что это Мексика с сомбреро.
— В каких самых сумасшедших местах вам приходилось работать?
— Какую-то сцену «Притяжения» мне ребята прислали на переписку в момент, когда я поднимался на вулкан. У меня был только мобильный телефон с плохой связью, я как-то сделал это в процессе подъема (смеется).
— В этом году вы стали креативным продюсером «НМГ Студии». Как проходит ваше сотрудничество? Ждут совместные проекты?
— Точно ждут. Я очень надеюсь, что у нас с НМГ большое совместное будущее. Я надеюсь, что мы сделаем совместное большое кино и сериалы, планов у нас много. Мы сейчас обсуждаем с ними тот пакет, который моя компания будет представлять. Это дело точно не ближайшего будущего. Мы очень медленно спустимся с горы, очень медленно, и потом всех покроем.
Андрей Золотарев — один из самых востребованных сценаристов на российском рынке, продюсер, режиссер. Работал над такими проектами, как «13 клиническая», «Триггер», «Спутник», «Лед», «Лед 2», «Притяжение», «Вторжение», и многими другими.
