«Они сделают всё, чтобы снова не оказаться меньшинством в своей стране»
Следы от ударов на зданиях, восстановленные фасады, мозаичный портрет Ленина и потенциально лучшие курорты. Так сейчас выглядит Абхазия, которая недавно отпраздновала День независимости и День победы в войне с Грузией. В этом году республика отмечает 30-летие окончания конфликта. Корреспондент «Известий» посетил ее и пообщался с местными жителями. Как абхазы вспоминают о тех событиях и почему та война закончилась не для всех — в материале «Известий».
«Они готовились к войне»
30 лет спустя после завершения грузино-абхазского вооруженного конфликта, память о войне 1992–1993 годов в Абхазии всё еще жива. По дороге в Сухум — билборды с портретами и именами героев, баннеры «Горцы, наша сила в единстве!». И призыв «Мы победим!» — война для местных не окончена.
Несколько остановок по пути, чтобы бегло посмотреть достопримечательности: арка-проход к морю и дворец в Гаграх, вокзал в Гудауте, старая ГЭС, форель в пруду, ловить которую запрещено.
— Восстанавливают всё потихоньку, раньше медленнее, сейчас активнее. В силу возможностей. Если бы не та война, у нас, может, лучшие курорты сейчас были, — говорит случайный собеседник.
Разговор происходит на железнодорожной станции Псырцха — она сама по себе как памятник природы и архитектуры. Платформа, зажатая между двумя горами, вмещает буквально несколько вагонов. Здание вокзала выполнено в виде изящной беседки, видно, что недавно ее обновили. На колоннах — следы от выстрелов из мотострелкового оружия. Железная дорога — важный инфраструктурный объект, который противники всегда хотят взять под контроль.
— В Сухум едете? Там будет много пострелянных зданий. Прямо на въезде и в самом городе тоже, — продолжает молодой человек.
Вдоль Сухумского шоссе много домов, часть из которых заброшены. Это дома, оставленные грузинами, когда те бежали после завершения конфликта. А рядом — вполне обжитые ухоженные участки, часто отгороженные от трассы низким забором или вовсе без него. Вся жизнь напоказ, скрывать нечего. Пока едешь — видишь чью-то свадьбу, поминки или покосившиеся дома.
Немного не доезжая до Сухума, видим Верхний мост, панорама на который открывается буквально за минуту до того, как заедешь на него. В конце моста — мемориал с именами героев, удерживавших его абхазских бойцов, которые не давали грузинским вооруженным формированиям пройти дальше к Сухуму. До столицы Абхазии — буквально несколько километров.
— Они [Грузия] готовились к войне, мы все знали, что готовились. Но наш первый президент [Абхазии Владислав Ардзинба] говорил так: «Если начнут — начнут. Мы им покажем». Потом они вошли. Я тогда воевал. Мы танк их подбили, притормозили их. Но всё равно зашли [в Сухум], — рассказывает пожилой абхазец, представившийся Сандро. — После войны остался служить, защищать. Через 15 лет пулю словил, и меня комиссовали.
«Я ветеран. Я заслужил это звание»
На въезде в столицу стоит несколько панельных высоток-«свечек». На фасадах — следы от ударов, на нескольких зданиях подряд. В некоторых квартирах до сих пор никто не живет, там нет ни окон, ни следов какой бы то ни было отделки: «Как попали, так никто и не стал восстанавливать, уехали люди», — ответила женщина на мой вопрос и поспешила дальше.
Правда, видно, что городские власти начали реставрировать и окраину: квартиры, в которых существенные повреждения наружных стен, затянуты пленкой, в тех, что целее, ставят новые окна, восстанавливают фасады.
Дорожная сеть Сухума — не из простых, найти подъезд к гостинице, где мы остановились, нам с попутчиком сразу не удалось. Заехали на территорию разрушенного войной пансионата. Какие-то помещения используются для хозяйственных целей, какие-то уже восстановлены и принимают гостей. Когда он заработает на полную мощность — непонятно.
Пока мой попутчик выяснял у местных, как проехать в нужную нам точку, останавливаюсь и рассматриваю мозаичный портрет Ленина, выполненный в лучших традициях советской санаторно-курортной эстетики.
— Это там Ленина везде убирают. А у нас он всё еще жив, — слышу за спиной голос. Оборачиваюсь, передо мной — в буквальном смысле кавказский старец, представился смотрящим отеля, той его части, которую восстановили и запустили.
Кажется, он концентрированно рассказал за весь абхазский народ о всё еще не пережитой боли войны. «Я воевал, я ветеран, я заслужил это звание. В той войне многие погибли, я тоже получил ранение. [Первый президент Грузии Эдуард] Шеварднадзе бандитов тогда выпустил. Они тут беспредельничали, насиловали, грабили. Начали с абхазов, потом греков — они богато всегда жили, а потом и на грузин перешли», — говорит он.
Считает, что политика советских властей стала одной из причин войны 1992–1993 годов: «[Экс-министр внутренних дел СССР Лаврентий] Берия переселил сюда грузин шахматнообразно. И они всегда жили лучше нас. А после Союза грузины захотели отнять у нас еще больше. А у нас одна родина — Абхазия. Но как Абхазия может быть Грузией? Куда мы пойдем?»
Говорит и о благодарности в адрес России: здесь помнят помощь, которую тогда им оказали. Но сейчас, продолжает, и в Абхазии пытаются внедрить молодежи новые ценности и восприятие тех событий. Мужчина признает: некоторые из них думают, что это и есть правда. «Но мы всё равно победим. Нас невозможно победить», — заключает он.
«Всю Абхазию тогда оккупировали»
В Абхазии — бархатный сезон, много туристов, в одном из переулков вижу темнокожего парня, который выглядит потерянным, но, как оказалось, помощи с переводом ему не требуется — он довольно неплохо владеет русским, ему нужна была помощь в вызове такси. Пока ждали машину, рассказал, что он из Сенегала, но живет в России. С ним — русская девушка, говорит, что уже четвертый раз в Абхазии, ей нравится, замечает, что городом занимаются, дома реставрируют. Но это видно и невооруженным глазом — белоснежные стены зданий на набережной действительно ослепляют великолепием. Глубже от моря — поскромнее, но тоже в хорошем состоянии.
— [Парню из Сенегала] очень понравилось. Он с удивлением увидел много родных деревьев, — говорит она с улыбкой.
Здесь и вправду много экзотичных для большей части России растений — эвкалипт, агава, пальмы, бананы, инжир, бамбук и так далее. «Я не верю в таблетки, я верю в народную мудрость», — добавляет он, смеясь и намекая на традиционную африканскую медицину.
По дороге к центральной площади вперемешку дома отреставрированные и разбитые. В каких-то жизнь есть, какие-то стоят молчаливыми свидетелями трагедии 30-летней давности. Самый крупный из них — большое здание правительства. Оно затянуто баннером в честь юбилея независимости, но за ним отчетливо видны пустые окна.
— Когда доберутся до него, непонятно. Нас оккупировали тогда. Всю Абхазию оккупировали, — сказал угрюмый мужчина, явно не настроенный на общение. — Много чего разбили, нам теперь восстанавливать.
«Тут отовсюду ребята были»
На пляже неподалеку от морского порта, построенного в виде круизного лайнера и, кажется, олицетворяющего стремление вперед, — пожилая женщина, русская. Разговорились — она приехала в Сухум на торжественные мероприятия в честь 30-летия завершения войны по приглашению абхазского правительства. Елизавета Петровна из Уфы, ее сын Андрей Кравцов воевал на стороне Абхазии, погиб в 1994 году, уже после завершения конфликта.
— Знаете, это, наверное, характер такой. Он всегда хотел защищать, но никогда ничего не рассказывал, не жаловался. Он и в Приднестровье был, потом в Абхазию уехал, тут и погиб. Нас каждый год приглашают, много человек приглашают. Тут же отовсюду ребята были, — рассказывает она. — А в этом году праздник получился действительно масштабный, яркий.
День подходил к концу, и от масштабных гуляний 30 сентября практически не осталось и следа. Сухум погрузился в размеренный темный вечер, в кафе шумно гуляли туристы и местные, на берегу работники собирали тенты и расставляли гамаки и стулья, которые позаимствовали и не вернули на место отдыхающие.
По набережной прогуливался грузин, который предпочел не представляться. Он жил в Сухуме раньше, после уехал в Россию, но сохранил абхазский паспорт.
— Абхазы хорошо относятся к России. Здесь много частных российских денег, абхазов устраивает такое партнерство. Сейчас, мне кажется, они только отходят от травмы меньшинства. Они же во время СССР здесь в меньшинстве были. Они сделают всё, чтобы снова не оказаться меньшинством в своей стране, — сказал он и молча пошел дальше вдоль берега.