«Поехать в Афганистан было очень почетно»
Юрий Чернов уверен: если хочешь, чтобы тебя не забыли зрители и режиссеры, не отказывайся даже от маленьких ролей. Народный артист России не довольствуется прошлыми заслугами, держит себя в постоянном тонусе, работает на сцене и уделяет внимание подрастающему поколению. Ради этого даже готов поставить стул на нос. Недавно в театре «Школа современной пьесы» состоялась премьера спектакля «Семейный шкаф и его обитатели». «Известия» встретились с Юрием Черновым и расспросили его о том, чем наполнена жизнь народного артиста, о несыгранных ролях, спонтанных увольнениях и бессмысленности назидательных разговоров с детьми.
«Я должен был играть Петруху в «Белом солнце пустыни»
— Вы исключительно востребованный артист. Снимаетесь в кино, играете в «Школе современной пьесы». Для вас этот сезон в театре уже 20-й. А недавно вы выпустили очередную премьеру «Семейный шкаф и его обитатели». Что для вас театр?
— Я очень люблю театр. И мне приятно, что я нужен ему. Вспомните моих коллег, которые в ожидании главных ролей, приглашений от режиссеров вообще остались без работы. А потом просто наступило забвение. Мне же грех жаловаться.
Состоялась премьера спектакля режиссера Романа Самгина «Семейный шкаф и его обитатели». Это пьеса Орена Сафрая «Выжившие». Моя партнерша в нем — заслуженная артистка России Елена Проклова. Она не служит в труппе «Школы современной пьесы». Режиссер пригласил ее присоединиться к нашей постановке. Это очень интересный спектакль. Ну что рассказывать, лучше придите и посмотрите.
— Вы во многих фильмах снимались, порой играли эпизоды, но даже они запоминающиеся. О каких ролях вам напоминают поклонники?
— Например, говорят: «Ой, это ж вы играли на балалайке в «Иван Васильевич меняет профессию»?» Но это знают внимательные зрители. Немногие это подмечают. К сожалению.
— У Гайдая сняться даже в эпизоде — неплохо.
— Не неплохо, а печально. Я должен был играть в «Иване Васильевиче» милиционера, который гонялся за Жоржем Милославским, которого играл Куравлев. И меня, между прочим, Леонид Гайдай утвердил. Как, впрочем, было и у Владимира Мотыля на «Белое солнце пустыни». Но я об этом никому не рассказывал.
— Кого бы вы сыграли у Мотыля?
— Я должен был играть Петруху в «Белом солнце пустыни». Я тогда учился в училище. А надо было уехать в экспедицию на съемки на несколько месяцев. И мне сказали: «Чернов, ну давай, уезжай. И останешься без диплома. Ты пришел учиться. Какие тебе съемки?!»
— А что не срослось с Гайдаем?
— Я прошел пробы. Ждал, когда вызовут. Наступило лето. На Киностудии Горького позвали сниматься в какой-то детской картине. Там познакомился с ребятами. Они мне предложили поехать отдохнуть, а параллельно денежку заработать, сняться в кино. Сказал: «Да, поехали».
И тут приходит телеграмма. Съемочная группа Гайдая вызывает в Москву на подписание договора. Пошел отпрашиваться ко второму режиссеру той картины, где мы подхалтуривали с ребятами. А она мне: «Нет. У тебя завтра и послезавтра съемки». Даже на один день не отпустила. Ну и, как бывает в таких случаях, конечно, никаких съемок не было. Ей надо было сделать, чтобы я сидел на месте. Я так на нее обиделся. Не разговаривал несколько месяцев.
— А вы не дерзнули?
— Нет. Другой бы на моем месте сорвался, полетел в Москву, подписал договор и успел еще в кино сняться. Ну и на мою роль нашли другого артиста. А что должна была делать группа? Они отправили телеграмму артисту, зовут сниматься, а тот не приходит. Конечно, нашелся другой «милиционер».
А осенью приходит еще одна телеграмма от Гайдая. Я уже обрадовался, думал, может, не сняли, не получилось. Прихожу, а мне ассистент режиссера говорит: «Юра, извини, ту роль уже отсняли. Но нам нужно, чтобы ты на балалайке сыграл в оркестре». Я пригорюнился и прикинул: «Ну хорошо. Со мной в кадре будут Леонид Куравлев, Савелий Крамаров, Юрий Яковлев. Соглашусь». Да и отказываться уже было неудобно.
— И так сыграли, что запомнились. В том оркестре и хоре много артистов участвовало. Но среди них только вы стали знамениты.
— Это вы так говорите, потому что хорошо ко мне относитесь.
— Я чувствую, что в вас до сих пор сидит обида.
— Да нет. Но моя киносудьба могла бы сложиться иначе. Понимаете, я никогда не сидел без работы. В ожидании больших ролей я не отказывался даже от эпизода. А еще работал в театре. Это тоже держит в постоянном тренаже. Там у меня были хорошие роли.
Я вместе с Любой Полищук, Ромой Карцевым, Витей Ильченко работал в Московском театре миниатюр, что сейчас называется театром «Эрмитаж». Был в репертуаре блистательный спектакль — «Хармс! Чармс! Шардам! или Школа клоунов». В 1982-м состоялась премьера. А затем он стал знаковым для истории этого театра. Потом появился «Триптих для двоих» по пьесе Семена Злоникова в постановке Райхельгауза. Там у меня было много названий в работе. Но в какой-то момент я решил уйти из театра в никуда.
— Почему? Успех редко меняют на неизвестность.
— Меня не выпустили за границу.
«Я хотел поехать в Афганистан на войну»
— Куда вы хотели отправиться?
— В Афганистан.
— Зачем? Там же тогда шла война.
— Да. Я хотел поехать в Афганистан на войну, хотел поддержать ребят. Но меня не отпустили, потому что я не посещал политзанятия. Меня с коллегой по театру пригласили поехать и играть нашу программу. До этого мы показались специальной комиссии, они оценили наше выступление и позвали в составе концертной бригады полететь в Афганистан. В театр пришел запрос на бланке: «Подготовить характеристику артистов вашей труппы Чернова Юрия и Корнеева Валерия».
— И вы не боялись отправиться на войну?
— Нет. Это было очень почетно — поехать в Афганистан. И представляете, посылают не весь театр, а только двух артистов. Как вы думаете, какая реакция будет? Конечно, ожидаемо — отрицательная.
В коллективе были люди, которые следили за всеми, присматривали, а потом докладывали кому надо. У нас таким оказался музыкальный руководитель. Тихушник с виду. Он тебе улыбается и про всех всё знает.
В итоге мне отказали. «Не отпускаем», — говорит секретарь политбюро. «А в чем причина? Вроде не пью, не курю, ни одну репетицию, спектакль не срывал, опаздывать не имею привычки». «А ты не посещал политзанятия». «А я беспартийный. Или я, что, такой подонок, что ты не подаешь на меня характеристику?» «Но ты же не посещал...»
И он уже не слышал моих объяснений, что я всё это знал, потому что учился в ГИТИСе на режиссуре. Нам преподавали научный коммунизм и всё прочее. Я имел право вообще не посещать эти театральные политзанятия.
Я с этим человеком играл в одном спектакле по Маркесу «Хроника широко объявленной смерти». Мы были братья-убийцы. Точили на станке ножи и кричали: «Люди, мы идем убивать Сантьяго!» С нами Люба Полищук играла. И вот я ему говорю: «Зачем же ты выходишь на сцену, если я такой негодяй, если мне нет доверия?»
— И чем всё разрешилось?
— Пришел в приемную к секретарю, попросил лист бумаги и написал: «Заявление. Уволить по собственному желанию». Бросил и ушел. Звал с собой уволиться в знак протеста и коллегу. Но он не решился. А меня не остановило даже то, что недавно родился сын. Я ушел в никуда.
— А что вам за такой демарш сказала супруга?
— Сказала: «Правильно сделал». Вот такая у меня жена. Поддержала.
«Главное, чтобы съемки были не в пустыне»
— Вы часто снимались в фильмах для детей, в «Ералаше». А чем вас удивляет нынешняя молодежь?
— Они стали более раскрепощенными. И менее образованными. Я иногда встречаюсь со школьниками. Спрашиваю: «Каких русских писателей знаете? Каких композиторов?» Молчат. Иной раз вспомнят Пушкина, Толстого. Я им читаю стихи, пою. А ребята делают одолжение, что смотрят и слушают.
Ну, думаю, я вас всё равно встряхну. И начинаю работать на самого незаинтересованного ребенка. Сидит в первом ряду, развалился с видом: «Ну-ну, давай, дед, удиви меня». Ок. Беру губную гармошку, гитару, пою. Потом стул на голову поставил, на носу подержал его. Смотрю, выпрямился, сел поудобнее, заинтересовался. Потом вышел ко мне, взял маракасы, и вот мы уже вместе поем.
— А могли бы отчитать их. Сделать замечание.
— Мог бы. Сказал бы: «Почему так сидишь? К вам народный артист пришел». Но, мне кажется, с детьми надо иначе. Не назидательно.
Вы думаете, то, что вокруг происходит, на них не отражается? Еще как. Не может такого быть, чтобы в семье не говорили о том, что происходит в стране. Ребенок слушает, прислушивается. Хоть и говорят, что они не смотрят телевизор, — смотрят. А потом в школе, на улице говорят об этом. Они всё это впитывают.
Я вспоминаю, как мы с народным артистом СССР, Героем Соцтруда Николаем Крючковым от Союза кинематографистов поехали на день строителей в Волгодонск. Было такое Бюро пропаганды, устраивало выездные концерты с участием популярных артистов. С собой мы возили смонтированные отрывки из любимых кинофильмов.
Я запомнил этот день. Крючков на площади пел песню из фильма «Трактористы»: «Три танкиста, три веселых друга — экипаж машины боевой!» И как закончил, все собравшиеся закричали от радости.
Актеры Богдан Витряк в роли заключенного Алексея и Юрий Чернов в роли старшего надзирателя Савелия Петровича в спектакле «Отщепенцы»
— А чем вы с ним занимались вне концертов?
— Мы с ним вместе снимались в картине «Горожане». А еще рыбачили. Он же рыбак заядлый был. Вы знали?
— Нет.
— Ну как же. Ему предлагали сценарий, а он спрашивал: «Где будут съемки?» И тут же уточнял: «В пустыне не снимаюсь». Он даже про роль не спрашивал. Главное, чтобы был водоем. Тогда он давал свое согласие на съемки. Он мог на берегу реки с удочкой сидеть бесконечно.
Так вот, приехали мы с ним в Волгодонск, а поселили нас в пионерском лагере. И вот ни свет ни заря включается трансляция. Из динамиков вырывается: «Дорогие ребята! Срочно собраться в столовой. Мороженое тает». Тогда это была редкость, деликатес. Детям привезли угощение. Они были такие счастливые. Вспоминаю, и у меня слезы на глазах. А современных детей мороженым уже не удивить.
— Отчего же. Вы бы точно могли удивить. Вряд ли кто-то может держать стул на носу.
— Конечно. Поставить стул на нос — это ж моя коронка! Когда я детям это показываю, они замирают. Им и гаджеты уже неинтересны. Хотя нет. Тот, кто быстро реагирует, начинает снимать на видео.
Актер Юрий Чернов на вечере «Бамбарбия Киргуду», посвященном 100-летию со дня рождения режиссера Леонида Гайдая
— Кто вас научил трюку со стулом?
— В цирковом училище. В 1970-м году я его окончил. Ребята тоже пытались попробовать, но удержать стул не так просто. Я им объяснял, что профессия актера требует ежедневного тренажа. Нужно заниматься голосом, учить роль. А чтобы с легкостью балансировать со стулом на носу, я каждый день тренируюсь.
— Вам поверили?
— А как же. Может, и у них где-то осядет эта информация. Только через труд можно добиться успеха. Дети подошли ко мне, берут автографы, а одна девочка спрашивает: «А можно вас обнять?» Оказалось, она из Белгородской области, с приграничной с Украиной территории. Обняла и заплакала. И мне стало ее так жалко.
Мы же до конца не знаем даже своих детей. Так что спросите ребенка, а что у него на душе. У них и без нас много проблем, но с нами они скорее найдут их решение.
Главное в воспитании — любовь и собственный пример. А еще приучайте детей к театру. Купите билет, придите вместе на спектакль. Вам всегда будет о чем поговорить.
