«Мне было интересно окунуться в фэнтезийный мир»
Его считают достойным продолжателем актерской династии. Никита Ефремов не разочаровывает, но карьеру выстраивает по собственному сценарию. И решительно переписывает его, если путь становится в тягость. Кто-то не понял его уход из созданного дедом «Современника», но Никита объясняет, что всё в жизни должно быть по любви и с желанием. Об этом и о простых радостях, собственных страхах и музыкальных амбициях Никита Ефремов рассказал в интервью «Известиям» накануне выхода на телеэкраны восьмисерийного фильма режиссера Игоря Твердохлебова «Библиотекарь». Картина снята по заказу РЕН ТВ по мотивам одноименного бестселлера Михаила Елизарова. У Никиты Ефремова — главная роль. Телевизионная премьера — 27 августа в эфире РЕН ТВ.
«В фильме есть «Библиотеки», а у нас — своя «Читальня»
— Что было для вас раньше: сценарий или роман Михаила Елизарова «Библиотекарь»?
— Роман. Его я прочел, когда он только вышел. Остались приятные воспоминания о книге. Когда предложили сценарий, понял, что, конечно же, сериал будет другим. Не стоит искать там прямую экранизацию: фильм снят по мотивам романа. Но мне было интересно окунуться в фэнтезийный мир, созданный автором.
— В вашем случае кастинг нужен или вас приглашают на роль без проб?
— Нет, конечно, пробы были. Кастинг-директор подбирает ансамбль для картины. Смотрит, возникает ли у партнеров химия, насколько органично они смотрятся вместе. Успешный кастинг во многом решает, какая будет картина. Потому что кино — это типаж и монтаж.
Мы с партнерами очень быстро подружились. У нас даже чатик до сих пор функционирует. В фильме есть «Библиотеки», а у нас — своя «Читальня».
Актеры Никита Ефремов и Сергей Епишев на съемках сериала «Библиотекарь»
— В «Библиотекаре» заложен некий воспитательный посыл. Думаю, у кого-то после просмотра рука потянется к книжной полке. А на ваш взгляд, важно ли детям читать книги?
— У меня нет детей, поэтому не могу быть компетентным в этом вопросе. Но если ты человек взрослый, то сам решаешь, что для тебя важно, а что нет. На мой взгляд, взрослые люди ищут смысл, потому что им очень страшно поверить, что можно жить просто так. А мне, например, близки строчки Давида Самойлова из поэмы «Цыгановы»: «Неужто только ради красоты/ Живёт за поколеньем поколенье — И лишь она не поддаётся тленью? И лишь она бессмысленно играет/ В беспечных проявленьях естества?..» И это мне близко.
— Никаких высоких целей вы себе не ставите?
— Смотря что вы называете высокими целями. У меня есть цель, как принято говорить, приземленная: построить дом, увидеть китов, еще что-то. Современные исследования гормона дофамина говорят о том, что человек получает большее удовольствие не от достижения целей, а в процессе их достижения.
Стремясь найти смысл существования, мы забываем о том, что само существование уже ценно. У меня есть стихотворение, написанное еще в институте. Начинается так: «Если бы не было рук у меня, я бы, наверное, любил свои руки…» И это очень про человека. Мы с вами можем видеть, слышать, улавливать запах, различать вкус еды. У нас есть руки и ноги. А у кого-то их нет. Ощущение благодарности за такие, казалось бы, простые вещи и может быть смыслом жизни.
На съемках сериала «Библиотекарь»
«Обязательный набор для мальчика из интеллигентной семьи я прочел»
— Вы много читали в детстве?
— Мне кажется, что нет.
— Это пришло в более осознанном возрасте?
— Ну вообще-то, у меня мама филолог. Поэтому обязательный набор для мальчика из интеллигентной семьи я прочел. Но сейчас художественную литературу я читаю мало. В основном — книги по психологии. Кино, книги, театр — это всё относится к эмоциональной сфере. Эта сфера призвана сделать так, чтобы наше внимание следило за героем, отождествляло с ним и испытывало довольно сильные эмоции.
— А вы не хотите?
— Мне на работе хватает переживаний. А то, что у зрителей возникают такие эмоции, — это хорошо. Они могут их пережить в безопасном месте. Мне самому интереснее идти в сторону наблюдения за этими эмоциями, а не проживания их.
— Можно ли вернуть моду на чтение?
— Смотря зачем ее возвращать.
— Чтобы нейронные связи в голове возникали.
— Мне кажется, нужно перенести внимание на себя и своим примером демонстрировать это людям. Как говорится, хочешь, чтобы все вокруг успокоились, успокойся сам. А мир вообще умный. Он сам как-нибудь разберется.
— «Библиотекарь» — жесткий фильм. На экране льются литры крови. Наверное, актеру, согласившемуся на роль в таком экшене, в жизни не хватает драйва. Так ли это?
— Да нет. Всё-таки это приключенческая история, фэнтези. Мне было интереснее смотреть на роль с точки зрения архетипа персонажа, как он воздействует на меня, на зрителя. А в истории со схватками и жестокостью я вижу параллель с тем, что происходит сейчас в современном мире. В книге — то же самое, герои бьются за радость, за терпение, за силу, за власть, за ярость.
— Пианист Денис Мацуев говорил: хорошо, что мама заставляла его заниматься, привязывала к роялю. Иначе ничего бы не вышло из мальчика. В лучшем случае был бы футболистом.
— Ну класс, значит ему так здорово. А вот мне — нет.
«Трудно решиться уйти с нелюбимой работы и найти новую»
— Вы против насилия?
— Само рождение человека — акт, с одной стороны, божественный, с другой стороны, сколько боли испытывает женщина! Да и сперматозоид, когда попадает в яйцеклетку, совершает акт агрессии. Агрессия — это естественно. А насилие, скорее всего, — это подавленная, неизученная, невыясненная агрессия. Поэтому, если мы не проясняем свое отношение к чему-то естественному, оно становится неестественным и причиняет ущерб.
А вообще мир очень полифоничен. В нем происходит всё, причем одновременно. Представляете, сколько людей родилось и умерло, пока мы с вами разговаривали?
— Ой, даже не хочу представлять, сколько умерло.
— Ну родилось. Много.
— Мне кино показалось страшным, драматичным. Я переживала — как же артисты не сошли с ума?
— Знаете, как нас учили: спектакль создается в первую очередь у зрителя. Константин Райкин в интервью рассказывал, как он смотрел спектакли «Современника». Видел там Табакова и остальных и сопереживал. А потом очутился внутри спектакля. И узнал, какой Табаков шутник: он одной половиной лица плачет, другой плюется вишневыми косточками в кого-то.
Хорошо что вы испытываете какие-то чувства. Кино и направлено на то, чтобы вы могли безопасно прожить свои не самые приятные эмоции. Если вы испытывали страх, может быть, он был где-то глубоко и таким образом проявился. Это же здорово. Вы прожили его в безопасных условиях.
— Я будто закрываю гештальт у психолога.
— Я очень хорошо понимаю, что есть страхи, которые ни на чем не основаны, а есть те, которые впрямую могут привести меня к освобождению, если я буду бороться с ними. Они сдерживают, мешают моей внутренней и внешней свободе, не дают попробовать новое. Я это испытал, прыгая с парашютом. Было очень страшно. Но следующая секунда после падения в бездну становится лучшим ощущением в жизни. Я уже четыре раза прыгал.
Этот страх я наблюдаю у всех вокруг. Трудно решиться уйти с нелюбимой работы, найти новую. В конце концов, делать то, что тебе хочется. И при этом мы все очень любим наблюдать за детьми, которые свободно исследуют этот мир.
— Но взрослые рассуждают иначе: «Мы старше, мы знаем, как надо».
— Дети любят повторять за родителями, и если вы будете счастливыми, они повторят за вами. Счастье заразительно, как и несчастье.
— Как вы выбираете, в чем сниматься?
— Для меня важен первый отклик. Понравится или нет.
«Я же не часы, чтобы меня коллекционировать»
— На съемки в откровенных эротических сценах легко соглашаетесь?
— Разные режиссеры есть. Тот же Ларс фон Триер — ну очень крутой. Я понимаю, зачем у него такие сцены сделаны. Вижу, что в этом часть искусства. А где-то это происходит просто формы ради. Для меня лично порнография разрушительна. Одновременно с этим в голой натуре я не вижу ничего такого. Зайдите в Пушкинский музей — там Давид при входе, еще множество обнаженных тел. Есть индийская культура и «Камасутра». Думаю, мы в этом смысле немножко недоразвиты. Как-то у нас с сексуальным совсем плохо.
— Если бы вам предложили сыграть вашего дедушку Олега Ефремова, вы бы согласились?
— Смотря где, у кого, зачем? Сама по себе эта идея мне понятна. И если это какая-то интересная история, я соглашусь.
Был у меня опыт: в «Современнике» делали спектакль про семерых основателей театра, и я был Олегом Николаевичем. Мне кажется, это было обаятельно и смешно. По крайней мере, Станиславу Любшину понравилось.
Никита Ефремов рядом с портретом Евгения Евстигнеева после сбора труппы театра «Современник»
— Сейчас на сайте «Современник» вас нет ни в труппе, ни в приглашенных артистах. Что случилось?
— Я просто ушел, год уже. Я задал себе вопрос: «А хочется ли мне играть в театре?» И честно себе ответил: «Не хочется». Сейчас у меня такой период.
— Принципиально в «Современнике» или вообще в театре?
— Вообще не хочу. Пока мне важно быть честным с самим собой. Один мой знакомый сказал классную фразу: «Сильный человек отличается от слабого тем, что меньше терпит». Мне хочется быть сильным человеком. Надеюсь, если я захочу, у меня будет шанс поиграть.
— Но может так статься, что, когда захочется, вам скажут: «Ну всё, дорогой, ушел — и до свидания».
— Всегда есть два варианта восприятия того, что происходит с тобой: либо мир настроен против меня, либо всё, что мне предлагает мир, — это и есть самое лучшее. Если мне скажут: «Ну, голубчик, поздно», — значит, возможно, мне действительно туда не надо.
— Кем для вас была Галина Борисовна Волчек?
— Я соглашусь со многими, кто говорит, что она была общей мамой. Мне кажется, что ей было сложно увидеть во мне меня. Потому что Галина Борисовна видела во мне и вспоминала отца и деда. Для нее я всегда оставался маленьким. Мне почему-то казалось, что ей очень грустно, что она тоскующий и во многом одинокий человек. Но при этом волевой, властный, очень любящий, не терпящий предательств. Волчек была где-то своевольной. Она мне напоминала Екатерину II.
Художественный руководитель театра «Современник» Галина Волчек
— C ее кончиной что-то разладилось в «Современнике». Вам не кажется?
— Так и должно быть. Не разладилось. Это просто естественный процесс, которого почему-то все боятся. Как говорил замечательный режиссер Петр Наумович Фоменко: «Театр должен умереть вместе с человеком, который его строил».
— Волчек сразу позвала вас в «Современник»?
— Я пробовался во многие театры.
— Были те, кто не верил в ваш талант? Мне кажется, это даже престижно — иметь в труппе Ефремова. Разве нет?
— Это не мне решать. Я же не часы, чтобы меня коллекционировать.
— Если бы бездарный, то понятно — часы.
— Для кого-то, может быть, бездарный, для кого-то нет. Я себя бездарным не считаю. По поводу театров: я пробовался во многие. В «Современник» я пошел, потому что думал, что если мне захочется заняться режиссурой, то, возможно, Галина Борисовна даст мне больше свободы. Но мне не захотелось на тот момент. Вот.
— Сколько вы прослужили в театре?
— С 2009 по 2022 год. 13 лет.
Никита Ефремов в спектакле театра «Современник»
«Главное — не думать, а начать делать»
— Я слышала, вы пишете музыку.
— Да. Даже не знаю, как этот жанр называется. Может, инди-рок. Но вряд ли это оно. Признаться, иногда у меня появляется танцевальная музыка, иногда мистическая, шаманская. А порой — хип-хоп и чистый рок.
— Что вы слушаете? Какая музыка в вашем плейлисте?
— У меня сильный разброс. В одном плейлисте могут быть «Мегаполис», «Урфин Джюс», «Нож для фрау Мюллер», «Кино», Баста, Леонид Утёсов, Алиса Фрейндлих и Леонид Фёдоров.
— А на попсу не тянет?
— В зависимости от настроения могу поставить «Руки Вверх!». Ребята они клевые. Могу потанцевать под них. А чего нет-то? А бывает — захочется Рахманинова послушать. У меня они абсолютно уживаются.
— А свои сочинения вы кому-то показываете?
— Да. Мало того, мне хочется в эту сторону продвинуться. Сейчас я снимаюсь, потом хочу отдохнуть и сделать что-то с моей музыкой.
На съемках сериала «Библиотекарь»
— Группу собрать?
— Пока нет. Но я думаю, она найдется, если захочется.
— Вы пока пишете в стол?
— Главное — не думать, а начать делать. Сам процесс творчества очень важен. И не стоит загонять его в рамки. Надо позволить ему случиться.
— Где вы сейчас снимаетесь? Где можно вас увидеть?
— Завершились съемки второго сезона сериала Кирилла Плетнёва «Оффлайн. 2:0». Снята «Крутая перемена» режиссера Карена Оганесяна. Идут съемки сериала «Морозко» режиссера-дебютанта Юлии Лысовой. Но это не имеет отношения к сказке, название скорее саркастическое. Про несколько проектов пока не могу говорить. Сейчас одновременно много работы, семь-восемь картин. Некогда расслабляться.
