«На всю жизнь запомню, что снимался в одном кадре с Аль Пачино»
Его утвержденных персонажей вырезали из сценариев четырех зарубежных картин за последние месяцы. На съемках «Конька-Горбунка» ему хотелось говорить на английском — так это было похоже на голливудский проект. На улицах его обычно узнают женщины, которые не в курсе его бойцовской карьеры. Чтобы подготовиться к роли, Олегу Тактарову нужно минимум четыре дня. А Джеки Чан и Том Круз кое в чем просто врут, уверен он. «Известия» поговорили с актером и спортсменом накануне премьеры нового фильма «Квест» с его участием.
«Моя роль исчезла из четырех зарубежных фильмов»
— Вы много времени проводили в США, играли в том числе в голливудском кино. Как у вас сейчас обстоят дела с зарубежными проектами?
— Их особо нет. Одна из причин — это забастовки, почему я, собственно, и увлекся сейчас боксом.
— Вы остаетесь членом Гильдии актеров США и теперь скованны в ваших действиях на кинематографическом поприще?
— Я не скован. Но у меня были неприятные моменты. Моя роль исчезла из четырех фильмов — одного британского и трех американских. Я уже был отобран, мы работали, и тут вдруг я исчезаю. Моего героя якобы нет, и мне не объясняют, только виновато глаза отводят. Мол, что-то переписалось, переделалось, бюджет снижается.
— Это произошло после февраля 2022 года?
— Да. Но я отсылаю пробы, когда вижу что-то интересное. Хотя сейчас месяца два-три ничего не было.
— Есть разница в съемочных процессах в зарубежных проектах и в российских?
— Раньше разница была в том, что там не стоит на площадке куча пьяных людей или тех, кто может закурить сигарету прямо рядом с тобой. Сейчас в принципе уже и здесь так же. Разница в бюджете. Но когда продюсер Сельянов делал «Конька-Горбунка», я не понимал, где нахожусь. Я видел павильон, видел, как люди работают. Это профессиональная, талантливая команда. Костюмеры и гримеры делали всё с реальным удовольствием. И я не знал, на каком языке с ними разговаривать. Это был один из тех проектов, в которых я обычно говорил по-английски. А здесь я говорил по-русски. Отношение к делу было непривычное.
«Я не играю роль, а проживаю каждую секунду своего героя»
— Какой ваш самый любимый проект в кинокарьере?
— Если честно, не знаю. Где-то роль лучше удалась, но партнеры подкачали. А где-то кайфуешь от сценария или от того, что режиссер тонкий и дотошный. Но есть проекты, которые были явно слабые, в основном из-за сценария.
— Давайте топ-3!
— Ну, мой первый большой фильм — «15 минут славы». Вот она, дорожка красная, вот я здесь — попал. Дальше — «Право на убийство». Маленькая роль, но ты на всю жизнь запомнишь, что снимался в одном кадре с Аль Пачино и Робертом Де Ниро. Камера сначала смотрит на них, а потом переводится на тебя! И, конечно, фильм «Хищники». Все фразы Шварценеггера перешли мне. А если говорить о российском кино… У Хлебородова Миши почти все проекты сильные. Или Дима Иосифов, у него проекты великолепные, сильнейшие составы — с ними растешь и тебе классно. Или вот Generation P — кому-то нравится, кому-то не нравится, где-то, может, фильм и потерялся, но приятно, когда есть какие-то сцены из фильма, которые люди наизусть помнят, — и тебя узнают.
— Вообще, вас часто на улицах узнают именно фанаты кино, а не спорта?
— Это 50/50. Обычно это фанаты обеих сфер. В основном узнают женщины — они не знают, что я еще и боксер. Вообще, хочу сказать, что мне не стыдно практически ни за одну свою роль! Я играл начальника отдела налоговой полиции, спецназовского «батьку», и потом ко мне подходили ребята и говорили: «А у нас был прямо такой же». Я не играл специалиста. Я играл человека. Я знаю, что когда человек — профессионал в чем-то, то ему хочется еще и стихи писать, песни петь, влюбляться и любить. И я всё это добавляю к роли. Я над этим очень долго работал и стремился к тому, чтобы не играть, а проживать каждую секунду.
— Вы сказали, что практически за все роли вам не стыдно. То есть есть какие-то, за которые всё же стыдно?
— Есть, конечно, такие моменты. Просто нужно было не соглашаться. Но называть их не буду.
— А вы сами как к ролям готовитесь?
— Быстро не умею. Мне нужно хотя бы четыре дня. Мне нужно одеться, с моими партнерами попробовать. Я не могу с ходу и по щелчку, я постепенно вживаюсь. На роль разведчика я сбросил вес — в 47 градусов бегал в тренировочном костюме 26 дней. А вот на «Лето волков» мне пришлось набирать вес — для одышки.
— Сейчас вы выглядите прекрасно.
— Потому что сейчас я к бою готовлюсь. Организм у меня уже подсознательно сам сбрасывает вес. Я просто знаю, что если не буду нормально стоять и двигаться, то в дыню получу.
«Я хотел вернуться к выживанию в лесу, но на экране»
— Олег, вы заняты в фильме «Квест». О чем этот фильм конкретно для вас? Вы там играете интересного персонажа — лесника.
— Лесник этот, кстати, и не совсем лесник (смеется). Меня раззадорило. Захотелось немножко вот той романтики, туристическо-поисковой. Когда ребята сами, своими руками пытаются что-то сделать: найти, построить, залезть, развести огонь, добыть еды — выжить, в общем. Когда я учился в школе, у нас были популярны такие походы. Были уроки выживания в лесу. И я хотел вернуться к этому хотя бы на экране.
— Насколько мне известно, в этом фильме есть пионеры. Как вы считаете, пионерское движение к нам вернется? Вы бы хотели этого для молодежи?
— Не совсем пионеры, скорее юнармейцы. Ну, можно и пионерами назвать. В какой-то степени они уже вернулись. Как говорил мой герой в фильме Generation P, в любой организации должна быть идея. И вокруг этой идеи должны выстраиваться какие-то знаки отличия. Знаете, как у футбольных фанатов: их принадлежность к клубу — уже знак отличия. Здесь же это принадлежность к ребятам, которые могут кашу из топора приготовить, огонь развести.
— И какая это должна быть идея сегодня?
— Основа — любовь к своей стране, к своей истории. Вокруг нее.
— То есть организация должна строиться вокруг патриотизма?
— Вокруг любви к своей Родине. Слово «патриотизм» как-то замылилось в последнее время. Есть некоторые безмозглые идиоты, для которых слово «патриотизм» было смешно лет десять назад. Вы поймите, его осознаешь, когда ты на чужбине. В обществе людей, чуждых тебе и твоей культуре. Вот тогда и проявляется понимание, как ты к своей Родине относишься. Легко любить Родину дома, когда ты окружен такими же, как ты. Легко вывесить флаг России в центре Москвы. А попробуй это сделать в Польше, в Германии.
«Джеки Чан никогда не делал трюков сам, это всё для рекламы»
— Насколько я знаю, у вас в сумме 82 проекта в России и за рубежом. Или вы не считаете?
— Я думаю, больше. Сотня уже наверняка есть.
— А какой ваш самый дешевый и самый дорогой по гонорару проект, помните?
— Дешевые — это, наверное, какие-нибудь студенческие фильмы, так как люблю ребятам помогать. А самый дорогой… По-моему, за «Роллербол» мне заплатили больше, чем за что-либо еще. Там прямо прилично получилось, нулей много. Мы там работали девять месяцев, за трюки платить начали, переработки были страшные. Но фильм дерьмо, конечно, был.
— То есть вы сами, без каскадеров, работали?
— Да, а зачем они там? Заметно же, что это я делал. Я там за мотоцикл держусь, вылетаю на трамплин с трамплина, лечу в человека, который спускается на тросах, переворачивается. Или я сшибаю двух человек с девушкой на руках.
— Вы как думаете, каскадеры вообще нужны?
— Обязательно. Ну, если вы хотите снимать фильм несколько десятков лет — пожалуйста, не пользуйтесь, а ждите, пока актер восстановится, выздоровеет. Джеки Чан же никогда не делал трюков сам, это же всё для рекламы. Зачем ему падать с Эйфелевой башни головой в бетонный пол?
— А Том Круз?
— Вот это слушать я просто не могу! У Тома Круза знаете, сколько этих вот маленьких таких же шибздиков-каскадеров?
— Он всем рассказывает, что все трюки выполняет сам.
— Откуда у вас это? Кто вам это сказал?
— Мы же журналисты, спрашиваем. И видео есть.
— Там очередь собирается из желающих его каскадировать. Ты посмотри на его лицо, он уже дядечка старенький там. Талия висит. Конечно, ему нравится, чтобы фигура получше его выглядела.
«Исторические проекты — самые легкие и интересные»
— В вашей карьере есть байопик. Вы сыграли главную роль в фильме «Легенды советской разведки: Алексей Козлов. В погоне за атомной бомбой». Расскажите, каково было в нем сниматься? На момент съемок Козлов еще был жив.
— Мы надеемся, что сделаем небольшой художественный фильм. А это был все-таки документально-художественный проект. Но признаюсь честно, это был фильм на выживание. Мы снимали это всё в Сирии, в лагере ХАМАС.
— Страшно было?
— Когда погружаешься в роль, конечно, страшно. Как и мой герой, я не знал, что со мной будет. К сожалению, Алексей уже умер. Но ему понравилось, как я сыграл. На моем дне рождения мы долго говорили, и он сказал, что, на его взгляд, я очень точно сыграл его эмоции — когда тебя расстреливают, но промахиваются, когда хотят повесить, но не вешают. Это такой, знаете, уже усталый пофигизм. Да, страшно, но бояться устал. Это здорово, когда живой человек может оценить то, что сделал.
— Вам было бы интересно сыграть еще какую-то историческую личность?
— Исторические проекты — самые легкие и интересные. Как только ты надел кирзовые сапоги… Кстати, у меня никогда носков нет там. Носки — это отсылка в «наше» время». А я намотал портянки, сунул в сапог — и я в том времени. У нас были проекты, где коллеги по площадке явно не из той эпохи. Человек из Москвы, его выдернули посниматься, ну какое военное кино? Когда делаешь, хочется делать что-то настоящее. Я бы хотел интересного персонажа, запутанного и многогранного. Кого я должен был бы сыграть, так это Василия Ощепкова — основателя самбо. Никто больше его не сыграет и не поймет.
— А у кого из российских режиссеров хотели бы сняться?
— Сейчас очень много сильных режиссеров, особенно молодых. Таких, знаете, тонко чувствующих. И среди женщин есть. У меня сейчас есть три проекта, из которых я двумя прямо горю. Но по контракту не могу раскрывать, о чем они. Интересные, поверьте.