Как много в этих звуках: композиторы и художники создали образ Москвы
Шум метро, преобразованный нейросетью, эхо подземных переходов, гудки автомобилей, превращенные в музыку. Современные молодые композиторы объединились с видеохудожниками и создали коллективный мультимедиаобраз столицы. В течение двух вечеров Центр электроакустической музыки Московской консерватории (ЦЭАМ) и Центр новых музыкальных инициатив демонстрировали в Электротеатре Станиславский демонстрировали результаты экспериментальной лаборатории «Москва. Звуки города». «Известия» прислушались и присмотрелись к тому, что у них получилось.
Услышать город
Восемь видеохудожников, девять композиторов, десять произведений, пять месяцев работы, два часа музыки. Это сухая статистика. За ней — множество творческих идей и изобретенных буквально с нуля подходов к их воплощению. Впрочем, базовая идея одна: передать с помощью звуков и визуального ряда ощущение от Москвы (а по сути — от любого мегаполиса).
Именно такая задача была поставлена перед авторами, прошедшими отбор и ставшими участниками программы, поддержанной городом. Сначала они слушали лекции и проводили полевые записи, собирая на диктофоны и камеры кусочки реальности, затем индивидуально занимались с кураторами, демонстрируя им свои наработки, и, наконец, создавали на основе этих наработок произведения, которые и были исполнены Московским ансамблем современной музыки в театре на Тверской.
Формат мультимедийных вечеров авангардной музыки стал уже вполне привычным для музыкального ландшафта Москвы — и во многом как раз благодаря усилиям ЦЭАМ. Достаточно вспомнить консерваторский фестиваль «Биомеханика», где почти каждый концерт выглядит похожим образом. Однако в «Звуках города» всё это оказалось скреплено сквозной темой — и результат обрел не только художественное, но и социальное измерение. Вот так столичная молодежь (всем участникам лаборатории — до 40 лет) воспринимает Москву, вот так ее видит и чувствует. Как же?
Из бункера в панельки
Композитор Михаил Пучков взял за основу композиции Rideaway шум метро, а прорастающие из стука колес и гула поездов звуки ансамбля в режиме реального времени «вдохновляли» специально разработанную нейросеть на создание визуального сопровождения (за эту составляющую отвечали видеохудожники Илона Бородина и Алексей Руденко). Алина Мухаметрахимова создала «акустический слепок» перехода на станцию «Охотный Ряд», Арам Карси же поддержал звуковую идею обработанными документальными кадрами — как современными, так и старыми, из архива Мосфильма. Причем в какой-то момент экспериментальный саунд отошел на второй план перед ритмами ударной установки — и зал наполнился почти джазовым вайбом, абсурдным и ироничным одновременно.
Вообще, среди композиций явно доминировали те, что посвящены подземной части Москвы. Глубже всего — в самом прямом смысле — забрались композитор Дмитрий Ремезов и видеохудожник Артем Григоров. В Moscow's deep bunker на экране демонстрируются эстетски модифицированные кадры из столичных бункеров, а суровый женский голос вещает на фоне дуэта саксофона и электроники об истории появления секретных объектов и способности пережить в них ядерный удар.
Когда Сталин и его соратники обсуждали с Эйзенштейном «Ивана Грозного» (точнее, объясняли режиссеру, что он сделал «не так»), Молотов, в частности, заявил: «Вторая серия очень зажата сводами, подвалами, нет свежего воздуха, нет шири Москвы, нет показа народа». Вероятно, сегодня подобные же мысли могли возникнуть у неподготовленных зрителей и в связи с новым проектом: молодые авторы действительно показали город мрачным, безлюдным, клаустрофобичным.
Апофеозом этого стал номер вовсе не про метро или бункеры, а про дома в спальных районах. В перформансе Егора Савельянова «Панельки» два исполнителя, запертые в кабинках, похожих на телефонные автоматы, медленно резали смычками стены из фольги, в итоге выбираясь наружу и уступая место видеопроекциям людей. Идею композитора можно прочесть так: если рядовому москвичу и суждено вырваться из «человейника», его ячейку тут же займут другие.
Ужасы нашего городка
И всё бы ничего, вот только исходная идея прорастить музыку именно из реальных, найденных «в полях» звуков была реализована отнюдь не у всех сочинителей. Или, по крайней мере, связь с документальным аудиоматериалом порой попросту не ощущалась. Получилось, что речь здесь не о Москве как таковой и какой-то ее звуковой специфике, а, скорее, об эмоциональной травме творцов от контакта с суровым внешним миром, пропитанным атмосферой хоррора и не сулящим ничего хорошего.
Но парадокс в том, что, судя по общим стилевым чертам и схожему эмоциональному тонусу большинства вещей, молодым композиторам и художникам как раз весьма комфортно в этом постапокалипсисе. Да и зрителям, судя по полному залу и крикам «браво», — тоже. Почему? Только ли в мастерстве (несомненном) авторов и исполнителей дело? Едва ли. На концерт же приходят, прежде всего, за эмоциями. И в данном случае, быть может, совместное проживание эффектно поданных «ужасов нашего городка» оказалось чем-то вроде сеанса групповой психотерапии, после которого особенно приятно выйти на оживленную Тверскую и сказать себе, обнаружив перед собой совсем иной образ: «Дорогая моя столица, золотая моя Москва!»
