Проза и жизни: фантазии Елизарова, мемуары Пепперштейна
Коллективная летопись отечественного кино, тайны русского авангарда, новая порция мрачной прозы Михаила Елизарова и ироничные мемуары Павла Пепперштейна. Среди литературных новинок месяца мы выбрали вещи настолько разные, насколько только возможно. Но все они по-своему увлекательны. Подробности — в «Известиях».
«История отечественного кино»
Под ред. Даулета Жанайдарова
Идея вместить в небольшую книгу всю историю отечественного кино — как минимум смелая. Но еще сложнее — изложить множество событий и описать сотни фильмов так, чтобы это выглядело не сухим учебником или энциклопедической статьей, а увлекательным эссе, помогающим понять, почувствовать и заинтересоваться. Стоит признать: с этой задачей коллектив авторов справился. И хотя повествование подчас грешит перечислением «через запятую» — причем даже это не помогло избежать лакун и забытых фигур (киноманы могут поупражняться и поискать «тени забытых предков»), — книга читается легко, а упомянутые фильмы хочется пересмотреть.
Да, здесь нет никакой новой фактологии, прямых речей, сопоставления мнений, неожиданных подробностей и прочих вещей, которых мы ждем от более основательных трудов. И, собственно, оно неудивительно: книга выросла из сценариев для цикла видеолекций, которые выпускались на известном стриминговом сервисе.
Это не киноведческая, а журналистская работа (хотя и весьма точная — научным консультантом выступил мэтр киноведения Евгений Марголит). Однако в своем жанре она выполнена на высоте. И учитывая, что предмета об истории кино у нас в школах до сих пор нет, такой ликбез более чем актуален. Жаль только, что в физическом виде книга не существует — лишь в электронном, на «Букмейте». Но зумерам такой вариант, пожалуй, даже привычнее.
«Русский авангард. И не только»
Андрей Сарабьянов
Книга одного из лучших в мире специалистов по русскому авангарду, руководителя проекта «Энциклопедия русского авангарда», куратора множества выставок Андрея Сарабьянова формально — сборник его ранее опубликованных статей, о чем сам автор сообщает в предисловии (а в конце, в примечаниях, указывает «происхождение» каждого текста — например, материал для каталога, доклад на конференции и т.д.).
При этом фрагментарности и случайности здесь не чувствуется. Напротив: Андрею Дмитриевичу удалось выстроить стройную логику повествования: от общего исторического обзора в первой главе — к циклу эссе о конкретных фигурах во второй и, наконец, к рассказу о находках, совершенных уже в наши дни (здесь в центре внимания — история вокруг Яранского художественного музея; «Известия» писали об этом открытии Сарабьянова). И своего рода постскриптумом, эпилогом можно назвать финальную главу «Друзья» — самую субъективную и на первый взгляд не имеющую прямого отношения к описываемой эпохе. Но на самом деле показывающую, что жизнь авангарда продолжается — и в художниках, и в исследователях.
Издание ориентировано в первую очередь на широкую публику, но даже в таких книгах крупные ученые (а Сарабьянов, безусловно, принадлежит к их числу) считают своим долгом следить за научной точностью изложения фактов и тщательностью атрибуций.
«Скорлупы. Кубики»
Михаил Елизаров
Сборник рассказов «Кубики» вышел у Михаила Елизарова еще в 2008-м. С тех пор писатель получил кучу премий, завоевал широкую известность, а его роман-бестселлер «Библиотекарь» был экранизирован в формате сериала. И теперь Елизаров решил дополнить «Кубики» новой порцией прозы и выпустить всё под одной обложкой.
Свежее дополнение, на самом деле, отличается от материала 15-летней давности — хотя бы тем, что это четыре развернутые истории, а не россыпь кратких (в основном жутковато-макабрических) зарисовок. Фактически полноценные повести. Название сборнику дала первая из них. В ней героем повествования становится непонятное существо — злой дух абортированного эмбриона. И при всей чернушности, за что Елизарова изрядно критиковали еще во времена «Кубиков», «Скорлупы», пожалуй, самая человечная и метафоричная вещь в сборнике. По-своему примечательна и последняя из новых работ — «Ты забыл край милый свой», судя по всему, насквозь автобиографичная, но оставляющая привкус незавершенности.
В целом же писатель остался верен стилю «Кубиков»: назовем его физиологичным гиперреализмом. Неподготовленного читателя эта проза шокирует, значок «18+» на обложке — не формальность. Зато более толстокожие потребители, способные сохранить эмоциональную дистанцию от прочитанного, могут поразмышлять над тем, как абсурд и жестокость Елизарова воспринимаются в контексте разных времен.
«Бархатная кибитка»
Павел Пепперштейн
Художник и писатель Павел Пепперштейн уже не раз выступал в жанре беллетризированной мемуаристики. Достаточно вспомнить его прошлый роман «Эксгибиционист», посвященный годам, проведенным в Германии. Новая книга более хаотична и фрагментарна, поскольку воспоминания здесь образуют не столько связное повествование, сколько коллаж, в котором нашлось место и детским впечатлениям, и уже вполне себе взрослым историям (взрослым во всех смыслах, да). Но самое интересное, что Пепперштейн постоянно балансирует между правдой и вымыслом, оставляя возможность читателю гадать, что из этого произошло в реальности, а что — в воображаемой вселенной автора.
«Бархатная кибитка», конечно, не «честные» мемуары, а постоянная игра в «верю / не верю». Имена классиков — в диапазоне от Бориса Заходера до Владислава Мамышева-Монро (не говоря уже про отца и мать Пепперштейна — Виктора и Ирину Пивоваровых) — мелькают здесь наряду с неизвестными публике друзьями детства, случайными знакомыми и персонажами разной степени эксцентричности. Но реальными ли? Пепперштейн предстает эдаким бароном Мюнхгаузеном из позднего СССР, и его ироничные байки, приправленные обсценной лексикой, наполнены той же витальностью и драйвом, что и рассказы Эриха Распе. Чего в книге не хватает, так это авторских иллюстраций. Но, возможно, Пепперштейн однажды и надумает переиздать свой труд в виде полноценной книги художника. В «Кибитке» всё к тому располагает.
