С 15 апреля по всему Судану идут бои — конфликт между двумя генералами, нараставший в последние месяцы, перешел в открытую фазу. Командующий вооруженными силами Судана генерал Абдель-Фаттах Аль-Бурхан и командующий Силами быстрого реагирования (СБР — военное формирование, действующее в стране параллельно с армией) Мухаммед Хамдан Дагало (Хемедти) борются за экономические и политические ресурсы. По последним данным, погибло свыше 450 человек, более 4 тыс. получили ранения.
Причины конфликта
Конфликт стал следствием неурегулированной политической ситуации в стране. В 2019 году пост президента покинул Омар Аль-Башир, занимавший его с 1993 года, после чего в Судане установился хрупкий баланс между представителями армии и гражданского общества. Однако в 2021-м военные во главе с Аль-Бурханом совершили переворот и изменили состав переходного Суверенного совета, ранее ставшего ключевым органом власти в государстве. При этом председателем был назначен Аль-Бурхан, заместителем — его нынешний антагонист Хемедти.
Столкновения начались, после того как стороны так и не смогли договориться о сроках интеграции Сил быстрого реагирования в вооруженные силы. СБР, по сути, стали самостоятельной армией, а Хемедти — одним из самых влиятельных лидеров Судана. Конфликт постепенно нарастал, и уже в начале апреля появились опасения по поводу дальнейшей эскалации. Они оправдались 15 апреля.
Несмотря на то что 24 апреля противоборствующие стороны договорились о 72-часовом перемирии, по-прежнему существует риск того, что конфликт между элитами трансформируется в настоящую гражданскую войну. Эта угроза особенно реальна с учетом того, что ситуация в этой стране всегда характеризовалась высоким уровнем внешнего вмешательства. В 2010-е годы Судан наравне с рядом других арабских стран превратился в арену конкуренции двух ближневосточных коалиций: Саудовской Аравии и ОАЭ с одной стороны, Катара и Турции — с другой.
Каждая стремилась перетянуть Хартум на свою сторону путем финансовых дотаций. Правительство Аль-Башира использовало их для финансирования субсидий на базовые продукты и таким образом сохраняло политическую стабильность. Однако взамен ближневосточные страны выдвигали требования о переформатировании внутреннего баланса сил. ОАЭ и Саудовская Аравия выступали за отстранение от власти исламских сил, к которым был близок Аль-Башир. Катар и Турция, наоборот, поддерживали религиозно ориентированные движения. После того как Аль-Башир стал сближаться с Катаром и Турцией, ОАЭ и Саудовская Аравия значительно снизили финансовую помощь режиму.
После свержения Аль-Башира в 2019-м начался сложный процесс политического транзита, в котором Эр-Рияд и Абу-Даби делали ставки на военных. В течение 10 дней после того, как они захватили власть, ОАЭ и Саудовская Аравия пообещали оказать Судану помощь на $3 млрд. Военные для них оказались понятным союзником, поскольку гражданские движения могли вновь привести к власти исламистов.
После ряда жестоких столкновений демонстрантов с вооруженными силами военные пошли на компромисс и допустили гражданские силы к власти, однако ненадолго — в 2021 году Аль-Бурхан совершил военный переворот и отстранил гражданских лидеров от власти. При этом ближневосточные монархии фактически поддержали его в этом процессе.
Позиция внешних игроков
Но тогда же в международных отношениях на Ближнем Востоке начал меняться общий тренд: от конфронтации ключевые игроки стали переходить к примирению. Официально завершилось противостояние Катара со своими соседями — в январе 2021 года в саудовском городе Аль-Ула было подписано соглашение, согласно которому стороны фактически объявили об урегулировании противоречий.
Недавно стало известно о том, что ОАЭ и Бахрейн, принимавшие участие в блокаде Катара с 2017 по 2021 год, объявили о планах восстановить с ним дипломатические отношения. На этом фоне Катар стал менее активно поддерживать суданские исламские движения и больше работал над урегулированием конфликта в провинции Дарфур (с 2003 года этот регион стал местом противостояния между центральным правительством, проправительственными арабскими вооруженными отрядами «Джанджавид» и повстанческими группировками местного негроидного населения).
Определенную роль в Судане пыталась играть и Турция. Вместе с Катаром она стремилась оказывать помощь исламистски ориентированным движениям. Анкара рассматривала Судан как важный геополитический актив — при этом в 2017-м был подписан договор об аренде Турцией на 99 лет суданского острова Суакин, который исторически называли окном в Африку. Тогда же на фоне слухов о возможном строительстве турецкой военно-морской базы этот остров посетил даже президент Реджеп Тайип Эрдоган.
В прошлом году по примеру Катара Турция примирилась с ближневосточными монархиями — Эрдоган посетил Эр-Рияд, после чего наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед бин Салман совершил визит в Анкару. ОАЭ в 2022 года согласились разместить в ЦБ Турции $5 млрд для поддержки турецкой национальной валюты, год спустя то же самое сделала и Саудовская Аравия.
В результате к 2023 году уровень региональной напряженности вокруг Судана значительно снизился. Возможно, именно поэтому большинство региональных игроков заняло скорее выжидательную позицию. У ОАЭ и Саудовской Аравии давно установились хорошие отношения с обоими генералами — Аль-Бурхан и Хемедти командовали суданскими войсками, с 2015 года принимавшими участие в войне в Йемене на стороне ближневосточных монархий. Саудовская Аравия открыто заявляет о своей приверженности диалогу и вместе с Египтом выступила инициатором созыва экстренной сессии Лиги арабских государств на следующий день после начала боевых действий.
Катар также не стремится выбирать конкретную сторону. У него имеются связи с обоими генералами — это ярко демонстрирует тот факт, что в первый день кризиса на катарском телеканале «Аль-Джазира» по очереди выступили как Аль-Бурхан, так и Хемедти. При этом чуть ближе Катару считается командующий ВС Судана, который имеет некоторые связи с исламистами. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что всего за месяц до кризиса, 6 марта 2023-го, Аль-Бурхан встретился с эмиром Катара и министром обороны этой страны для обсуждения военного сотрудничества.
Для ОАЭ, наоборот, более приемлемым игроком остается Хемедти, который исторически тесно сотрудничал именно с Абу-Даби. Силы Хемедти принимали участие в конфликте в Ливии, где поддержали лояльного ОАЭ генерала Хафтара. Предполагается, что СБР также контролировали добычу золота в Судане, продавая его затем через ОАЭ — крупнейший мировой центр торговли этим металлом.
Однако ни ОАЭ, ни Катар, ни Саудовская Аравия, ни Египет сейчас не заинтересованы в эскалации суданского кризиса. Хартум занимает важное геополитическое положение в Африке и на Красном море, через него проходят торговые пути, имеющие важное значение для всех ближневосточных монархий. Поэтому можно ожидать, что арабские страны, используя накопленные связи, сыграют скорее роль посредника в Судане, а не поджигателя конфликта, как это могло бы произойти в 2010-е годы.
Автор — исследователь Института международных исследований МГИМО МИД России, проектный менеджер Центра внешнеполитического сотрудничества им. Е.М. Примакова
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
