Куда летит стальная птица: знаменитые и забытые летчики в технологической поэме
Жанр своей книги о развитии советской военной авиации Василий Авченко определяет как «технологическую поэму». Хотя в ней хватает информации о технической стороне дела, она уравновешена поэтическими размышлениями о замысловатых судьбах летчиков, не только отечественных. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели — специально для «Известий».
Василий Авченко
«Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем»
Москва: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2023. — 509 с.
Лирический тон Авченко берет с самого начала, когда предупреждает, что будет «ходить кругами» вокруг своей стержневой темы — «то широкими, то сужающимися, удаляясь от центра и возвращаясь к нему. Двигаться по невидимой и непростой, но подчиненной строгим законам небесной математики орбите, как движется вокруг Земли ее старинная спутница Луна, которая сыграет в этом повествовании свою особую роль».
Начинает свой рассказ Авченко с истории рода Матвеевых, точнее, с «первого летописца Владивостока» Николая Матвеева-Амурского. Его внук Лев Колесников, летчик, впоследствии тоже ставший писателем, служит той самой стержневой фигурой книги, вокруг которой автор нарезает круги, порой отклоняясь довольно далеко, но никогда не теряя ее из виду. По мнению Авченко, книги Колесникова не прозвучали «должным образом», как снаряды, которые «ушли в небо и разорвались где-то далеко», несмотря даже на то, что начинающего писателя патронировал один из сквозных персонажей книги Александр Фадеев (мать Колесникова была фадеевской первой любовью).
Одна из главных задач «Красного неба» — напомнить незаслуженно забытые имена, которых, кроме Колесникова, в «Красном небе» немало. «Может быть, у каждого взлетевшего к звездам есть дублер, остающийся в тени, как оборотная сторона геройской медали?» — таким риторическим вопросом задается Авченко, находящий в истории авиации несколько таких пар и параллелей. Например, автора знаменитой «мертвой петли» Петра Нестерова и мало кому известного, но равновеликого Нестерову основоположника советского планеризма Константина Арцеулова, который в 1916-м впервые в мире дважды намеренно ввел свой самолет в штопор и благополучно вывел. «Если «петля Нестерова» известна всем, а фамилия первого немецкого аса («туза» — летчика, одержавшего пять побед в небе) Макса Иммельмана увековечена в названии соответствующей фигуры пилотажа, то к штопору фамилию Арцеулова никто не прибавляет», — сетует Авченко, пытающийся хоть немного восстановить справедливость.
Самые захватывающие дух воздушные сцены «Красного неба» содержатся в главах, посвященных Корейской войне 1950–1953 годов, в которой советские летчики могли участвовать лишь тайно, чтобы не нагнетать напряженность в отношениях с Америкой. Как пишет Авченко, это была «прокси-война», где под ширмой гражданской войны между Северной и Южной Кореей на самом деле в очередной раз выясняли отношения СССР и США. Русско-американское соперничество становится одним из драматургических стержней этой тщательно композиционно продуманной книги. Если автор пообещал в начале рассказать интересное про Луну, то он свое слово сдержит: в главе «Корея — Луна» речь пойдет об американской астронавтике первых лет, костяк которой составили летчики — ветераны Кореи.
В связи с этим Авченко цитирует мемуары второго человека на Луне Базза Олдрина, высадившегося на нее через 20 минут вслед за Нилом Армстронгом: «Мы не собирались позволять этим русским побеждать нас в Корее и уж точно не собирались позволять им одерживать верх над нами в космосе». Авченко как бы отвечает Олдрину, намекая, что не стоит слишком задаваться: «Астронавты должны благодарить за науку и звездные карьеры в том числе и советских пилотов, преподавших им ряд уроков в «высшей школе боя», в «аллее МиГов», после чего приводит биографические справки об американских астронавтах, воевавших в Корее. Особенно подробная — о Ниле Армстронге, который перед войной прошел курс подготовки палубных летчиков, бомбил северокорейскую инфраструктуру, но в отличие от большинства своих сослуживцев беззащитных людей все-таки жалел: «Однажды, перемахнув горную гряду, Армстронг увидел северокорейских солдат, занимавшихся гимнастикой. Он мог их расстрелять, но убрал палец с гашетки и пролетел мимо».
Возможно, самая трагическая в «Красном небе» — история «советского Икара» Григория Нелюбова, второго дублера Гагарина, ныне забытого члена первого отряда космонавтов, отчисленного из-за дурацкого инцидента: «27 марта 1963 года на станции Чкаловской Нелюбов встретил стажеров отряда космонавтов Ивана Аникеева и Валентина Филатьева. В буфете ударили по пиву, стали бороться на руках, случайно уронили солонку. Буфетчица возмутилась, рядом проходил патруль... После разговора «на повышенных» всех троих забрали в комендатуру. Нелюбовскую судьбу сломала эта самая солонка».
Случайны ли такие роковые случайности или за ними кроется не видимая невооруженным глазом закономерность — одна из главных тем «Красного неба», прослеживающего хитросплетения человеческих биографий и скрытых связей между людьми, которые Авченко называет «судьбоносными сближениями» и «созвучиями судеб». Вот одно из них: «Какая удивительная цепочка: незаконный сын князя Гагарина космист Николай Федоров, мечтавший о воскрешении мертвых и заселении ими других планет, был знаком с Циолковским, тот — с Королевым. Еще одно рукопожатие — до другого Гагарина, уже не княжеского, а плотникова сына, первым покинувшего земную колыбель».
Автору «Красного неба» явно неприятно предположение, что в мире «всё происходит произвольно, внеземное пространство — не космос, а бессмысленный неживой хаос, и в наших прозрениях и озарениях, как и в удивительных пересечениях человеческих судеб, нет никакого промысла и значения? Хочется верить в обратное, но постижение связи всего и вся недоступно сегодняшнему несовершенному человеку. Разум слаб, нужны какие-то еще инструменты восприятия и осмысления». Впрочем, даже своим слабым человеческим разумом Авченко довольно ловко находит в разных биографиях нужные ему переклички, зацепки, хронологические и другие совпадения, в которых наверняка есть какой-то тайный, космический смысл, какой-то намек на упорядоченность мира, где всё «закрючковано».
Скажем, первый человек на Луне Нил Армстронг посетил Советский Союз в 1970-м, и в тот же год «причислили к лику святых Николая Японского, когда-то крестившего Матвеева-Амурского, а внук последнего Лев Колесников закончил автобиографическую книгу о голубой реке». Среди прочего неутомимый искатель тайных знаков Авченко приводит доказательства, что Баззу Олдрину сам Бог велел рано или поздно оказаться на Луне: девичья фамилия матери Олдрина была Moon, родилась она в год первого полета братьев Райт (кусок от пропеллера их самолета Базз привез в кармане на Луну), а отец его и вовсе появился на свет 12 апреля, «в день гагаринского вознесения».
Одна из самых колоритных личностей в истории космонавтики мощный старик Базз Олдрин (которому 20 января этого года исполнилось 93) последним выходит на авансцену среди множества героических персонажей, с которыми знакомит «Красное небо». В его финале автор закладывает очень эффектную фигуру высшего писательского пилотажа, неожиданным образом связывающую судьбы знаменитого Олдрина и скромного Колесникова, и закольцовывает свои размышления об относительности понятия «сбитый летчик», «неудача» и «успех»: «Авиация жива не только Чкаловыми и Кожедубами, литература — не только Пушкиными и Шолоховыми. Чтобы появился гений, нужны сотни талантов и тысячи посредственностей. Каждый триумфатор должен помнить, что он стоит на плечах и гигантов, и забытых неудачников, без которых не мог бы состояться».
