«Выражение «нога Бога» — это бредятина какая-то»
Первое место в Европе по преданности своему клубу, которое голкипер ЦСКА Игорь Акинфеев держит уже несколько лет, дорогого стоит. Нет сомнений, что он входит в топ-3 отечественных голкиперов всех времен наряду со Львом Яшиным и Ринатом Дасаевым. Да, «Золотой мяч», как Яшин, он не получал, лучшим вратарем мира, как Дасаева, его не признавали. Но есть выигранный Кубок УЕФА, полуфинал Евро-2008, выход в четвертьфинал ЧМ-2018 и Лиги чемпионов – 2009/10, шесть чемпионских титулов в России, десять трофеев лучшему вратарю сезона. И уже двадцать лет официальных матчей за первую команду армейцев, которые Акинфеев отметит нынешней весной. В интервью «Известиям» и «Спорт-Экспрессу» 36-летний вратарь вспомнил главные моменты своей карьеры, объяснил, почему считает везением отбитый пенальти с матче с Испанией на ЧМ-2018 и не думал ли изменить свое решение о завершении карьеры в сборной страны.
— Мне всегда хотелось понять, как вам удалось встать после ЧМ-2014 в Бразилии. И конкретно гола в матче с Кореей.
— Период после этого гола был ужасный. Перед глазами пронеслась вся моя футбольная карьера. Я понимал, что сейчас пойдет уничтожение. Наверное, это и правильно, потому что люди смотрят и ждут. Всегда говорил, что если ты приходишь в театр, то актер должен сыграть на высшем уровне, потому что ты заплатил за это деньги. А я подвел многомиллионную армию болельщиков.
Выходил на тренировки, делал вид, что у меня всё хорошо, поскольку знал, что будет много журналистов. Видел все взгляды людей, сканировал их, понимал, что каждый из них думает. В тот момент меня поддержали родители и жена. При этом я понимал, что, хоть семейная поддержка крайне важна, именно мне самому нужно встать и идти дальше.
Но после этого был еще и эпичный матч с Алжиром, когда я ошибся на выходе. Тот турнир у меня полностью пошел наперекосяк. Но, с другой стороны, понял, что это колоссальный опыт. У тебя может быть черная полоса — и, как на ЧМ-2018, белая. И когда там меня уничтожали, а здесь восхваляли, мне уже было по большому счету всё равно. Я знал эту грань между низом и верхом.
— Как вы думаете, если бы в вашей жизни не было 2014 года — случился бы 2018-й? Можно ли говорить о том, что неудача в Бразилии дала вам закалку, которая помогла четыре года спустя в России?
— Так утверждать не могу. Во-первых, главный тренер сборной выбирает футболистов, которые ему нужны. После ЧМ-2014 я прекрасно понимал, что если бы меня не вызвали, мне было бы, наверное, легче. Но на носу был Евро-2016, который лично для меня сложился более-менее нормально. Потом — ужасный Кубок конфедераций, где я ошибся в игре с Мексикой...
Многие люди не понимают те моменты, которые происходят на поле. И даже я сам не понимаю, как в них сделать всё правильно. Вроде делаешь как надо, а тебя опять по носу щелкают.
— После Кубка конфедераций – 2017 было так же тяжело, как после Бразилии?
— Трудно выдерживать давление болельщиков, когда на улицу сложно выйти. Не можешь просто пойти в магазин, приехать на заправку, пойти в кино. Я понимал, что всегда найдутся один-два человека, готовые вылить грязь. А я не хотел ни с кем ругаться. На тот момент — да, разочарование было. Но, слава Богу, 2018 год расставил всё по своим местам.
— Для вас в успехе на ЧМ-2018 сыграло какую-то роль, что в ноябре 2017-го матчем с «Бенфикой» закончилась серия с пропущенными мячами в Лиге чемпионов? Сняло это с плеч какой-то груз?
— Мне было обидно пропускать такие голы, как от «Монако» на последней минуте, когда мы дома вели 1:0. Причем ничто этого гола не предвещало. Где-то внутренне думал: когда же всё закончится? Хотя прекрасно понимал, что могу это изменить только на поле. Но 43 матча изменить не мог.
С другой стороны, с «Реалом» уже потом было две игры «на ноль», и все начали восхвалять: мол, я стал только четвертым вратарем в мире, который с «Королевским клубом» в обоих матчах двухраундового соперничества мячей не пропускал. Компания, кстати, хорошая — ван дер Сар, например. Но когда годы проходят — эмоции стихают. Сейчас, наверное, порой даже с улыбкой могу вспомнить матчи Лиги чемпионов, когда залетало всё, что можно. Но тогда — да, было обидно, и это еще не то слово.
— О Черчесове вы говорили: «Саламыч только кажется таким жестким. Не думаю, что он тиран. Всё в меру, всё хорошо». Вы с ним быстро общий язык нашли, когда он сборную возглавил, или время на притирку потребовалось?
— Никакого времени не потребовалось. Он вызвал меня и еще нескольких ветеранов к себе в номер и сказал, что если есть какие-то вопросы, мы можем всегда заходить к нему. Все футбольные моменты будут решаться в личном общении. Так всё и было. Мы и на поле могли поговорить, и вне поля. 10–15 минут разговора — и все проблемы снимались.
— Что для вас было эмоционально важнее — бронза Евро-2008 или четвертьфинал домашнего ЧМ? И важно ли при этом выборе, что во втором случае вы были капитаном сборной?
— Для меня всё важно. И бронза, хотя многие считают ее незаслуженной, потому что матча с турками за бронзу не было.
— Таков регламент Евро, и я никогда не понимал людей, которые кричали: «Да какое третье место?!»
— Все матчи, которые я играл за национальную команду, для меня одинаково важны. И хорошие, и плохие. Это мой путь, моя карьера. Благодарен Богу, родителям, семье, что на протяжении всех этих лет меня поддерживали и я прошел этот путь.
— И как он завершился! Словосочетание «нога Бога», появившееся после серии пенальти с Испанией на ЧМ-2018, вам понравилось? Вы тогда поскромничали, сказав, что просто повезло.
— Выражение не понравилось. Я религиозный человек и не люблю таких сравнений. Бог для меня — это пойти в храм, помолиться. Для меня это важно. А такие сравнения — бредятина какая-то, честно. Бывает в жизни и везение, а не только грустные моменты. А это действительно было везение — может быть, процентов пять моей заслуги, что я ногу правильно выставил. Но ведь Аспас мог вообще по-другому ударить! Совпало и то, когда он пробил и когда я прыгнул. Пазл сложился. И круг замкнулся.
— В каком смысле?
— В детстве у меня была такая история. Старые «Лужники», в которых еще олимпийский факел стоял, год 94-й или 95-й. Мой папа развозил туда сок и взял меня с собой. Пока разгружали, я взял резиновый мячик и спрашиваю: можно туда, на поле, как-то попасть? А раньше охраны толком не было. Подходим — ворота открыты. Заходим внутрь, смотрю на «Лужники», на зеленое поле... И именно на той его половине, где Аспас бил, ставлю мяч на 11-метровую отметку и с двух раз добиваю его в ворота. Это тоже осталось в моей памяти. Именно та половина, те ворота. И спустя почти 25 лет уже не я туда бил, а мне не забили.
— И вы этот момент во время серии пенальти вспомнили?
— Не прямо в серии, а после игры. Я вообще такой человек, что помню все свои моменты — и яркие, и неяркие. Начиная с шести-семи лет, могу рассказать подробно про школу, про то, что было на тренировках. У меня не феноменальная память, но на какие-то события — очень хорошая.
— Помню вашу цитату после Испании, когда вы на животе прокатились по лужниковскому газону: «В этот момент вообще невозможно контролировать эмоции. Смотрю сейчас на себя — ну и дурак! Но это было искренне. Главное, что у этой команды есть душа и сердце».
— Идиот был, да! Но тогда зашкалило так... Смолов говорил: «А что ты встал? Мы к тебе начали катиться!» — «Федя, да я в этот момент вообще ничего не соображал!» Такая колоссальная радость, 80 тыс. болельщиков прыгают, орут. Адреналин в башку ударил. Зато после игры — кто на допинг-контроль, так Акинфеев первый!
— Долго держали?
— В Новогорск приехал в половине четвертого ночи! Встал утром на весы — минус три с половиной килограмма. Жарко же было во время игры. У Гинтараса Стауче спросил: «Можно отдохну?» — «Ну ты же понимаешь — много журналистов, ты будешь интервью давать». А у меня триста сообщений в телефоне было после матча, и каждому человеку ответил. Адский день для меня был. Мяч на тренировке уже неинтересен был, а я его всё равно стоял и ловил. Потом пресса, вечером — ужин. Уже просто хотел лечь спать — больше ничего. Но при этом понимал, что через неделю у нас Хорватия...
— До сих пор так обидно! С хорватами был лучший, по мне, матч сборной на чемпионате мира.
— За этот матч, за эту серию пенальти не стыдно. Да, обидно, что не прошли дальше. Но когда Ракитич забил решающий гол, я сидел на газоне и понимал, что мне не стыдно за то, что мы сделали. Душу кошки не раздирали. И когда мы уже пришли в раздевалку и некоторые игроки сказали, что завершают карьеру в сборной... Вот в ту минуту стало грустно. Из-за того что мы уже не встретимся в команде и эта сборная прекращает свое существование. Хотя я в тот момент уже знал, что тоже закончу в ней играть. Но с объявлением решил взять паузу. Решение принял еще до чемпионата мира, и в курсе о нем только жена и родители.
— Нужно иметь большую силу воли, чтобы уйти на пике. Были сомнения? И потом, перед Евро-2020, когда вас уговаривали вернуться?
— Ни грамма сомнений не было. Когда я понял окончательно, что всё, позвонил Саламычу, сказал, что завтра будет заявление на сайте ЦСКА. При этом не хотел на камеру пафосно это говорить — и попросил пресс-атташе Игоря Владимирова, чтобы сразу перепечатали это заявление на сайте РФС, и пусть информация разойдется именно так.
Потом были два разговора с Саламычем, но я сразу сказал, что никогда в жизни решения не поменяю. Если бы у меня не было травм и я чувствовал в себе силы, то, конечно, не сделал бы такой шаг. Играл бы и в ус не дул. Но в моей ситуации, когда трое детей, не хочется уже лишний раз приезжать на сборы.
Если брать взрослый футбол, то с 2002 года я только с перерывами на отпуск делал одно и то же. Ты знаешь, что есть весенние матчи чемпионата и Кубка, осенние, еврокубки, чемпионаты мира, Европы, и всё это идет по кругу. И в один прекрасный момент понимаешь, что всё — надоело! Хочу дома валяться на диване! Хочу мороженого поесть! Черчесов это понял. Когда пошли разговоры перед Евро о возвращении, мы тоже общались.
Я слышал, что опять качели в мою сторону могут качнуться, и говорю: «Саламыч, всё, давайте даже не начинать! Мы уже всё два года назад решили!» И на этом всё прекратилось. Но там же всякие букмекеры, инсайдеры были — «Акинфеев вернется!». Кто-то хорошо заработал на людях.
— Вопрос от вратаря английского «Бристоль-Сити» и сборной России Никиты Хайкина. Находились ли вы когда-нибудь в зоне комфорта — и если да, то как из нее выходили?
— Не знаю, что считается зоной комфорта. Я всегда привык трудиться. У меня с детства была мечта попасть в основной состав ЦСКА, родители меня в пять лет, даже раньше, привели в армейскую школу. И когда говорят, что «Акинфеев не уехал туда, не уехал сюда, выбрал зону комфорта», то хорошо — пусть так считают! Но у меня была мечта и цель играть именно в этой команде. Я люблю ее, меня в первый раз привели в манеж ЦСКА.
Если бы это была какая-то другая команда — может быть, по-другому сейчас говорил бы. Но когда у тебя колоссальная любовь к болельщикам ЦСКА, к клубу и с их стороны такое же внимание ко мне, то не считаю, что это зона комфорта. Это работа. А работа всегда подразумевает в том числе и критику.
— Виктор Гончаренко в недавнем интервью говорил, что хотел бы, чтобы вы в свое время уехали, четко видели вас, например, в «Милане». Никогда не возникает даже минимального сожаления?
— Никогда! Как я говорил про карьеру, так говорю и про свою жизнь — это моя жизнь, и, слава Богу, за меня ее никто не проживает, не может повлиять на те или иные ситуации. Никогда ни о чем не жалел и, надеюсь, жалеть не буду. Потому что если начинаешь жалеть, то это значит, что ты что-то делал неправильно. А я люблю эту команду с детства, никогда ее не предавал и не предам.
— Кого из тренеров считаете самыми важными в своей жизни?
— По юношам это Коваль Павел Григорьевич. Он меня где-то в десять лет забрал, сказал: «Давай, сынок, переходи к нам!» А он тренировал команду 85-го года рождения, я же до того играл за 84-й. Сразу в слезы: как так, я же тут с ребятами привык?! Хотя прекрасно понимал, что не играю, ставят большого, высокого. Помню, меня тогда бабушка привезла, и он к ней подошел.
В итоге он все-таки забрал меня к себе, и я дальше всё время играл за 85-й и выиграл кучу всяких наград. Жаль, что это всё на видео не записывалось. Спрашиваю сейчас все наши структуры молодежного футбола — никаких записей не сохранилось! Хотя у меня медалей 40–50. Мы выигрывали всё, что можно.
Понятно, что очень важный тренер в моей жизни — Газзаев Валерий Георгиевич, который поверил в меня, еще совсем молодого. Первый разговор с ним был еще в 2002-м в старом Архангельском, когда Веня Мандрыкин получил травму мениска и из дубля почему-то взяли меня, хотя я был там третьим вратарем. Разговор длился полторы минуты. «Готов?» — «Готов».
Я впервые приехал на тренировку первой команды, мне начали бить по воротам — и у меня реально было какое-то вдохновение. Точно сейчас не вспомню, но то ли один гол мне забили, то ли вообще не пропустил. Второй тренер Николай Иванович Латыш говорит: «Кого вы привезли?!» Вот с тех пор я в основной команде. В 2003-м Газзаев взял меня на сборы в Израиль. Можно смело сказать, что это отец профессионального футболиста Игоря Акинфеева.