Бес души: африканский Копперфильд и арестованный кот учителя рисования
Среди самых ярких явлений литературного года — дебютный роман Аси Володиной «Протагонист», скрывающий под рафинированной академической игрой в античность эмоциональный рисунок современной человеческой трагедии, ранимая, достоверная, неотпускающая семейная сага Веры Богдановой «Сезон отравленных плодов», наследующий обэриутам текст курьезного случая Кирилла Рябова «Лихо» и роман о невозможности правильного выбора Александра Пелевина «Гори огнем». Безусловное событие — первый русскоязычный перевод танзанийского нобелитата Абдурлазака Гурны.
Ася Володина, «Протагонист»
М., «АСТ», «Редакция Елены Шубиной», 2022
В прологе этого удивительного философского романа перечисляются действующие лица — маски. Место действия — метафорическая античная академия, на самом деле философский факультет одного из вузов, где введен масочный режим из-за ковида. История закручивается вокруг самоубийства студента Никиты Буянова, которая рассказывается на девять голосов. Каждый ищет себе оправдание, разрушая или дополняя предыдущие версии событий, однако вопрос об истинных причинах такого поступка повисает в воздухе. Идут круги по воде.
Внимательный читатель Джойса, Ася Володина сумела сделать монологи стертыми, «масочными», правда проступает сквозь античное многоголосье сама собой, но только она никому не нужна. Причиной суицида Никиты стал бунт против культа совершенства, принятого в этом элизиуме мыслителей — финалист передачи «Умники и умницы», призер школьных олимпиад Никита понимал, что получал некоторое снисхождение наставников просто в силу личной к нему симпатии, учебу на философском факультете он не тянет.
Роман Володиной был бы занятным университетским этюдом, если бы не лихой сюжетный твист, когда из академического упражнения с масками и протагонистами, как горох из мешка, посыпалась человеческая семейная драма мыльно-бандитских девяностых, где и лежат истоки трагедии. Автор выруливает на мощное обобщение — между судьбой и долгом лежит серьезный спор, который решает женщина — Антигона. Только она имеет право разрешить мужской общественный конфликт, встав на защиту семьи как высшей общности.
Кирилл Рябов, «Лихо»
М., ИД «Городец», 2023
У Выдрина арестовали кота — донского сфинкса, похожего на рептилию и старичка одновременно. Пришли три резких мужика из управления «Ч» и арестовали. Потом позвонили из школы и сообщили, что Миша Капустин покончил с собой, вернее, не Миша, а Юра, и не Капустин, а Климов, но это не так неважно — где же невостребованному художнику, трудящемуся школьным учителем рисования, упомнить всех своих учеников. Пока проводили минуту молчания по Юре или Мише (внимание, здесь потребовалась минута молчания), вломилась завучиха и сообщила, что директор упал в зоопарке в клетку с белым медведем и «тот его, конечно, не пощадил». Но хуже всего, что любовница Лена теперь носа не кажет, всё отговаривается мужем и детьми.
Новый сборник короткой прозы «менестреля петербургской хтони и кумира молодежи», финалиста «Нацбеста» за роман «Пес» и автора нашумевшего «777», как и всегда, перемещает читателя на территорию жесткого, цинического, метафизического абсурда, замеса «религиозной практики» ОБЭРИУ, где человек непостижимо, гротескно неудачлив и одинок, а субъектом юмора становится то, над чем смеяться вообще-то не положено.
Всепроникающая серость у Рябова шибает серой. Рутинизирующий повседневное зло, по интенсивности и накалу тянущее на инферно (и в этом приеме схожий с последним лауреатом «Ясной Поляны» Дмитрием Даниловым и автором мифопоэтичных «Петровых в гриппе» Алексеем Сальниковым), писатель ставит своего героя в зависимость от роковых обстоятельств, делая его превыше в догматическом, ригористическом смысле. Героя уничтожают и топчут, но именно эта злосчастность делает его избранником богов, ведь именно на него наставлен сумрак ночи.
Александр Пелевин «Гори огнем»
М., ИД «Городец», 2023
Один из самых обсуждаемых фигурантов последнего Non/fiction, лауреат «Нацбеста» за фантасмагорический, населенный сюрреалистическими монстрами-тюрликами «Покров 17» Александр Пелевин написал пронзительную повесть о «ненастоящем человеке», которая, несмотря на лаконичность изложения (чуть более 170 страниц), выруливает на главный вопрос постромантического или сентименталистского романа — дилемму нравственного выбора ценой судьбы героя.
Неслучайно уже в начале центральный персонаж предстает перед читателем на излете судьбы и биографии — презираемый всеми, вплоть до детишек и кассирш в магазине шаговой доступности, одинокий, измочаленный жизнью пожилой дворник, за которым закреплено тавро — «предатель». Занимательный рассказчик Пелевин не затягивает с флешбэками: спустя несколько страниц мы видим Гуляева молодцеватым поручиком Дабендорфской школы РОА. Впрочем, сотоварищи охарактеризуют Ивана как конченную тварь на первом же допросе: мыслимое ли дело — примкнувший к неприятелю советский офицер?
История Гуляева описывается Пелевиным как череда предательств, но это не внутренний ад, скорее лимб, ведь делать то, что другие сочтут впоследствии низостью, можно по разным причинам, не только из себялюбия и страха за «шкуру», но и из неведения, о котором апостол Павел говорил в послании к римлянам.
Став частью силы, что «вечно хочет зла, но совершает благо», Гуляев сливается с веществом наваждения, где нуарные локации военного Берлина сменяются видениями пограничной зоны, а у обугленного алтаря сгоревшей церкви звучат, как заклинание, слова «Гори огнем!».
Вера Богданова, «Сезон отравленных плодов»
М., «АСТ», «Редакция Елены Шубиной», 2022
Тираж этой «абьюзивной», ранимой, вытанцовывающей с бутылкой пива на отлете семейной саги допечатывался несколько раз. И даже если вы относитесь к «надеждам русской литературы» и прочей «прозе 30-летних» с долей скептицизма, убедитесь с первых же страниц: роман Богдановой не отпускает.
И дело не только в живой, осязаемой, списанной будто с соседей и родственников фактуре или «тонком психологизме», где одиночество и потерянность ходят рука об руку с надеждой и любовью, а юношеский пыл на случайную тень и на шорох бьется в кровь о стену не поддающейся корректировкам судьбы.
«Сезон отравленных плодов» — что-то вроде игры в «Имаджинариум». Перебираешь нарезанные на временные отрезки «карточки» героев, вроде ничего особенного, но раз — и ты уже старомодная хозяйка дачи, которую все называют бабушкой, вынужденная лавировать между дочерьми-антагонистками: добродетельной, но пресноватой Светланой и разбитной Милкой, которая к тому же «не умеет выбирать мужчин», да еще притащила в дом испитого пассионария девяностых Алика. Расклад меняется — и ты их сын, целеустремленный и образованный Илья. Или умница, всеобщая любимица Женя, комплексующая из-за большой груди и безнадежно влюбленная в кузена. А то и вовсе «папина принцесса» Дашка, сфоткавшая чужую запретную страсть на смартфон.
Целомудренный в своей мужественной прямоте роман — еще и энциклопедический срез неуловимых, фанфаронских, щелкающих монотонными нулями и единицами нулевых, еще по-старосветски уютных, но прячущих кровавый оскал за маской забавного амикошонства, из которых мы все, сегодняшние, родом.
Абдурлазак Гурна, «Рай»
М., «Строки», 2023
Первый русскоязычный перевод нобелевского лауреата 2021 года, вышедший в премьерной книжной серии МТС «Строки», способен развеять расхожий у нас миф, что приз Шведской академии дается за повестку. «Рай» — колоритный и неторопливый роман-предчувствие: «пейзанская» цивилизация, существующая по очень своеобразным, но логичным для нее законам, живет-поживает, добра наживает прямо под носом у прирожденного убийцы, белого дьявола.
Танзанийский подросток Юсуф, бледная немочь, продан за долги отца в батраки дядюшке, преуспевающему торговцу Азизу. Задачи африканского Дэвида Копперфильда не так уж сложны: всегда улыбаться покупателю, не засыпать, прислонившись к мешкам с сахаром, не заглядываться на женщин, которые живут в другом крыле дома. Юсуф видит только их укутанные с ног до головы фигуры, но из-под черных драпировок нет-нет да и высунется расписанная хной рука, чтобы потрепать красивого мальчишку по щеке. Казалось бы, отличная закваска для социальной драмы, но обреченный на несправедливость «бедолага» лишь набирается опыта и расправляет плечи.
Вселенная этого романа Гурны — это «Аркадия, в которой тоже есть смерть», но могильная плита еще не обнаружена пастухами. Оскаленный как череп немецкий капрал бродит себе где-то на краю фронтира, ну а пока в душном сумраке ночи ведутся беседы о Коране, нестерпимые москиты роятся над благоухающими мешками с финиками, джинны похищают принцесс и Амина захлопывает за собой дверь в запретный чарующий сад.
