«Ни один театр мира не сможет существовать без Чайковского и «Щелкунчика»
Весной, когда начались разговоры об отмене русской культуры, народный артист России Николай Цискаридзе говорил, что ни один театр мира не сможет существовать без Чайковского, особенно без «Щелкунчика». Так и случилось. А теперь и.о. ректора Академии русского балета им. А.Я. Вагановой привез в Москву своих учеников, которые станцуют самый новогодний балет на сцене Кремлевского дворца 20 и 21 декабря. О том, каково детям конкурировать с «Щелкунчиком» Большого театра, что можно заработать на столичных гастролях и какой рекорд Цискаридзе до сих пор не побит, артист рассказал в интервью «Известиям» накануне кремлевских выступлений.
«Не представляете, как девочки-снежинки пашут»
— Вы впервые привезете в Москву «Щелкунчика». В чьей редакции балет?
— Этот спектакль поставлен в 1934 году Василием Вайноненом. А в 1935-м в Советском Союзе вернули новогоднюю елку, и было решено, что «Щелкунчик» тоже не враждебное сочинение. Тогда на премьере в роли Маши вышла молодая балерина Галина Уланова, а Принцем был Константин Сергеев. С того дня балет идет на сцене Мариинского театра, хотя изначально был поставлен для училища, и его танцевали дети. Потом на главные партии стали приглашать солистов Мариинки или выпускников академии. Так было до 1989 года. А после «Щелкунчика» стали танцевать только артисты Мариинского театра, но все же в очередь с ними идет спектакль учеников Вагановской академии.
Но как-то так складывалось, что с 1934 года ни разу этот спектакль в исполнении детей не доезжал до Москвы. Когда я стал ректором, Академия Вагановой регулярно летом показывает программу выпускников в Кремле. А тут мы подумали: а почему не довезти и «Щелкунчика»?
— Вы решили конкурировать с «Щелкунчиком» Большого театра?
— Да что вы! У меня складывается впечатление, что этим «Щелкунчиком» все затравлены. В Большой театр не попасть. Билеты на новогодние спектакли продают за бешеные деньги. Люди пересылают друг другу мемы про очередь у театра и браслеты с номерами.
— Я стояла в той очереди: записывалась в театралку, потом были ночная перекличка, выдача браслетов, с которыми на следующий день снова стояли в кассу. В итоге купила билеты по номиналу.
— Даже если мне заплатят, я не пойду, потому что знаю уровень исполнения и составы.
— Трудно найти Принца в «Щелкунчик»?
— Конечно. Вообще, очень трудно исполнять этот спектакль. Если говорить о версии «Щелкунчика» Григоровича в Большом театре, у Юрия Николаевича артисты должны обладать сверхпластикой, быть безумно легкими, грациозными, потому что главный герой — не реальный человек, это мечта, Принц. У него не может быть ни одного резкого движения, ни тем более изъяна в фигуре.
— А чем вас не устраивает качество исполнения?
— Дело в том, что за последние 15 лет театры превратили в завод. Раньше не позволялось, чтобы «Щелкунчик» шел каждый день. А сейчас они танцуют два десятка спектаклей подряд. Иногда по два в день.
Человеческий организм не машина. И артистам исполнить свои партии хорошо сегодня-завтра очень тяжело, особенно кордебалету. Не представляете, как девочки-снежинки пашут. Их просто жалко. Понятно, что театру надо зарабатывать.
— А ваши ребята могут заработать?
— Школа может заработать, потому что она продает билеты. Деньги пойдут на внебюджет школы.
— То есть дети не получают ничего?
— Для детей любое выступление, пока они учатся, — производственная практика. У нас по государственному образовательному стандарту у учеников должны быть не только экзамен в классе, но еще и выход на сцену. И он влияет на оценку, на переход на следующую ступень и получение диплома.
— Ваши ученики фактически сдают экзамен, выходя на сцену Кремля?
— Конечно. «Щелкунчик» — это полугодовой экзамен. К этому спектаклю я отношусь предвзято.
«На себя я смотрю глазами врага»
— И вас ничем не удивить?
— Не представляю даже, какое должно быть исполнение, чтобы для меня это явилось сказкой, потому что я сам из этой сказки. Многие годы я был Щелкунчиком в главном театре страны.
Конечно, хочется волшебства. Когда в балете партии детей исполняют взрослые, это не так убедительно. А тут играют те, кто должен. От этого спектакль наивнее и милее.
— Как долго можно танцевать принца?
— Я танцевал до последнего дня на сцене Большого. Мне было 39.
— А качество страдало?
— Так как я всю жизнь записывал свои выступления на видео, могу показать вам первый и последний. И вы будете поражены моей формой и абсолютной схожестью. Я всегда слушал замечания своего педагога, потом приходил домой и пересматривал видео. Для меня не было большего критика, чем я сам. Мне всегда все не нравится. На себя я смотрю глазами врага. Но зато мне не стыдно ни за один спектакль.
— Вы написали книгу «Мой Большой театр», где откровенно рассказали о кумирах. В вас сидела обида за них, что имена многих забыты? Восстановили справедливость?
— Не обида. Меня долго убеждали написать книгу. Но, если бы не карантин, все равно не нашел бы времени. Писал о событиях и людях, которые меня окружали, не сводя ни с кем счеты. Я могу много чего рассказать, но это неправильно. Иногда нехорошо даже правду сказать, потому что это может очень сильно высветить другого. И получится, будто ты полощешь чужое белье.
Я пришел в Большой театр в 1992-м. Только развалился Советский Союз. И был поражен подковерными играми, тому, как много людей борется друг с другом, только бы зацепиться за колонны Большого театра. А колоннами являлись пять-шесть человек. Одна из них — Майя Плисецкая, о которой в то время нельзя было говорить. Но если ты действительно являешься кем-то очень значимым, твое имя не вычеркнуть, как бы кто ни старался. Мама любила повторять слова Ходжи Насреддина: сколько ни говори халва, во рту слаще не будет.
— Что вас повергало в шок?
— Тогда было историческое возвращение Галины Вишневской в Большой театр после многолетнего изгнания из страны. О великой русской певице невозможно было купить ни одной книги. Но среди поклонников имя Вишневской все время звучало.
Что бы ни делали люди, пытаясь кого-то вычеркнуть из истории Большого театра, все равно будет так, как полагается.
— А ваше имя можно вычеркнуть?
— Вычеркивать мое имя — это просто смешно. Потому что я своими танцами доказал, кто я есть. Вы можете судить даже по ценам на спектакли. Сейчас «Щелкунчика» спекулянты продают на «Авито» по 150 тыс. Но рекорд, поставленный под колоннами Большого, на мои спектакли до сих пор не побит. Со слов спекулянтов, билет на «Щелкунчика» 31 декабря с Цискаридзе стоил 700 тыс.
«Не хочу становиться старше»
— 31 декабря у вас день рождения. Каково это, когда у всех Новый год, а у вас «Щелкунчик»?
— Я всегда 31 декабря выходил на сцену. Не люблю день рождения.
— Почему?
— Потому что взрослею. Помню, когда мне исполнялось пять лет, принесли торт со свечками. И я сказал: «Не хочу становиться старше». Все были удивлены, потому что обычно дети очень этого хотят. Единственное, за что я любил Новый год, так это за сласти. В Грузии готовили много и вкусно. А я сладкоежка. И соседи меня всегда угощали. А когда делали торты, давали облизывать кастрюльку из-под крема.
Когда я стал танцевать, не думал ни про день рождения, ни про Новый год. Просто готовился к спектаклю.
— А сейчас?
— Ой, сейчас весело. Когда я ушел из театра, думал, что у меня будет ломка, что буду тосковать по «Щелкунчику». Ничего подобного! Теперь 31 декабря я, как правило, уезжаю. И в день рождения просто много гуляю. Мне нравится ходить по белоснежному снегу, дышать морозным воздухом, а если замерзну, согреваться горячим чаем. Люблю побыть один. К сожалению, мой день рождения забыть невозможно. И телефон разрывается от звонков.
Мои ближайшие друзья достигли возраста юбилеев. И приходится нам ездить в гости и поздравлять друг друга.
— У вас через год тоже юбилей — 50 лет. Страшно?
— Не страшно, просто непонятно. Не верится до сих пор, что такая цифра будет достигнута. Как в один день пролетели 10 лет, которые я не выступаю.
— 2023 год объявлен в России Годом педагога и наставника. Что для вас это?
— Когда ты 27 лет педагог и наставник, понимаешь, что у этой профессии есть много общего со спортом. Мы, как тренеры, живем в своих воспитанниках. Помню моих педагогов, которые были безумно счастливы, когда я удачно выступал, как горели их глаза.
Я недавно ходил на «Спартак» в Мариинский театр. Там очень много моих учеников занято — кто в кордебалете, кто в сольных ролях. И вот, когда один из учеников хорошо станцевал, вы не представляете, какое удовольствие я ощутил. Я с наслаждением аплодировал ему. Он кланялся, а у меня ощущение, что это я стою на сцене.
— Кто-то вас может назвать нескромным. Самолюбие — это недостаток?
— Да я не хвалюсь, просто говорю: «Господа, все, что от меня зависит, я сделал очень хорошо. И мне все равно, похвалил меня кто-то или нет». Мне всегда было безразлично мнение абсолютного большинства. Но, если после какого-то спектакля мой педагог сказал бы: «Коль, это уже нехорошо» — я бы, наверное, сошел с ума.
Вы знаете, я собирал все публикации о себе, даже самые плохие. Все вырезано и подшито.
— Вы мазохист? Зачем?
— Когда-то может понадобиться, кто-то будет изучать.
— Кто вселил в вас такую уверенность в себе?
— Мама и няня. Я вырос в определенной грузинской семье. И мама всегда говорила, что достоинство терять нельзя. Как-то я заболел и очень переживал, что не могу исполнять спектакль. Говорил маме: «Вот он сейчас выступит, и меня никогда не позовут». «Да тебя будут любить больше», — уверяла она. И дала мудрый совет: «Никогда не смей мешать другому выступить. Всегда давай возможность. Если ты достойнее, тебя оценят». И действительно, она оказалась права.
— А вы можете сказать, что вам не под силу?
— Я никогда хорошо не станцевал бы Базиля в «Дон Кихоте» или Красса в «Спартаке», хотя меня уговаривали выучить эти партии. Это не мое, и мне не стыдно сказать: «Отдайте другому артисту». За мою карьеру я много танцевал «Сильфиду». И в какой-то год понял, что не могу, вырос, технически делаю гораздо ниже того, что могу. Пришел и отказался. То же самое было с балетом «Дочь фараона». И тогда подготовил своего ученика Дениса Родькина.
«Акция с визитом фон дер Ляйен на «Бориса Годунова» спланирована»
— Театр Ла Скала открыл сезон русской оперой «Борис Годунов» Мусоргского. Кроме того, в афише миланской сцены запланированы «Щелкунчик», «Лебединое озеро», «Ромео и Джульетта». Услышать русскую музыку пришли европейские чиновники, запрещающие нашу культуру. Почему?
— Уверен, это было просто какое-то заявление. Акция с визитом фон дер Ляйен на «Бориса Годунова» спланирована. Хотели показать, что не отменяют русскую культуру. Понимаете, «Борис Годунов» — достаточно показательное произведение. Если взять текст Пушкина, там есть сцена на границе Литвы, есть поляки. Наверное, был шанс провести параллель. Я очень люблю фразу Маяковского: искусство — не отображающая поверхность, это увеличительное стекло.
Весной, когда начались разговоры об отмене нашей культуры, я сразу сказал: ни один театр мира не сможет существовать без Чайковского, особенно без «Щелкунчика». Это немыслимо. И рассказывать про то, что им не нужен Прокофьев, Стравинский, Рахманинов — смешно. У них не хватит репертуара.
Без русской оперы оперный театр может прожить, потому что это итальянский вид искусства. А все, что касается балета, — русское искусство. Даже французские спектакли, такие как «Жизель», сохранены и улучшены благодаря нашим мастерам. И многое еще удержалось в репертуаре мировых сцен благодаря русской экспансии в начале XX века, Русским сезонам Дягилева.
Великий хореограф Мариус Петипа принял российское гражданство. В своих мемуарах он написал, что самое смешное, будучи французом, он никогда не работал во Франции.
— Когда объявили мобилизацию, некоторые артисты балета покинули страну. Должна ли быть отсрочка для них?
— Отсрочка должна быть, и раньше была всегда. У нас профессия, не совместимая с сапогами. Например, нам нельзя кататься на лыжах и коньках. Не потому, что можно упасть, а еще и потому, что это не полезно для голеностопа, для суставов.
Когда объявили о мобилизации, у меня не было ажиотажа и переживаний, потому что мои ученики все служат в главных театрах страны, где есть отсрочка. А биться за нее я начинал еще в 2011 году. Тогда решили отменить ее. И я громче всех кричал «караул». Ходил, доказывал, поднимал этот вопрос перед президентом на Совете по культуре. И Большой театр тогда получил и дает ее до сих пор своим артистам. Все остальные коллективы делают это очень сложно.
— У вас есть мечта?
— Помните «Сказку о рыбаке и рыбке»? Просто надо сопоставлять свои мечты, и не сходить с ума. А то останетесь, как старуха с корытом. Когда-то я мечтал станцевать «Щелкунчика». И вот, когда я оказался на сцене Большого театра со своей первой партнершей, Наташей Архиповой, открылся занавес, и я говорю ей: «Сбылась моя самая большая мечта. Даже не знаю, о чем мечтать дальше». И она ответила: «Колечка, аппетит приходит во время еды». На следующий день пришел на работу и уже точно знал, чего хочу дальше. Что у меня постоянно, так это только мое желание пойти в отпуск.
