Художественная батарея: как Василий Верещагин стал военкором
Он участвовал в битве за Самаркандскую крепость, за что получил орден Святого Георгия IV степени, покорял Гималаи и давал советы императору по обороне русского флота в Японии. Сложно поверить, что речь идет не о полководце, а о художнике. Василий Верещагин, пожалуй, самый известный отечественный баталист. Однако свое главное произведение он написал вовсе не на полях сражений, и к реальным впечатлениям, полученным во многих походах, оно не имело отношения. В день 180-летия со дня рождения живописца «Известия» вспоминают его удивительную судьбу и творчество.
От Тамерлана до Саурона
В нашумевшем голливудском сериале «Властелин колец: Кольца власти» в первой же серии показывается пирамида шлемов погибших воинов-эльфов. Это почти буквальная аллюзия на шедевр Верещагина «Апофеоз войны». В отличие от русских авангардистов XX века Верещагин теперь не особо известен на Западе. И хотя при жизни он имел успех практически всюду и ему даже позировал американский президент Теодор Рузвельт, сегодня творчество этого мастера скорее считается нашим внутренним достоянием. Но тот самый образ перерос славу автора и стал универсальным символом, актуальным для всего человечества.
Посетители возле картины Василия Верещагина «Апофеоз войны» на выставке-маршруте «Отвергнутые шедевры. Вызов Павла Третьякова» в Третьяковской галерее в Москве
В отличие от большинства картин, написанных с натуры, «Апофеоз войны» Верещагин создавал лишь силой воображения, пусть и с опорой на исторические свидетельства. Считалось, что Тамерлан любил складывать пирамиды из голов жителей покоренных городов, дабы устрашать врагов и подчеркивать свою воинскую славу. Оттолкнувшись от этой легенды, Верещагин представил, как подобное сооружение выглядело бы спустя месяцы после битвы. И получилось грандиозное обобщение. Не только сами черепа и стервятники вокруг, но и пустыня здесь метафора, понятная без слов.
Впрочем, реальные батальные сцены Верещагин писал куда чаще. И имел на то больше оснований, чем кто-либо из современников-живописцев. До Академии художеств он учился в кадетских корпусах, а после, попрактиковавшись в Петербурге, Париже и на Кавказе, 25-летний Василий принял приглашение туркестанского генерал-губернатора Константина Кауфмана стать художником при его гарнизоне. Вскоре Верещагину пришлось взять в руки не только кисти, но и оружие: во время осады цитадели местными племенами он первым кинулся в атаку, показав пример остальным солдатам, за что и был награжден орденом.
Военкор с кистью
Говоря современным языком, Верещагина можно назвать военкором, только создавал он не статьи и книги, хотя и без этого не обошлось, а картины. Многие совершенно документальны например триптих «Под Плевной», куда входят полотна «Перед атакой. Под Плевной», «Атака» и «После атаки. Перевязочный пункт под Плевной». События этой битвы Верещагин видел своими глазами — с холмов, окружающих поле боя. На тот момент он едва оправился после ранения, полученного в предыдущей кампании, на Балканах, и не мог непосредственно участвовать в сражении, но оба его брата, тоже военные, оказались в самой гуще событий. Итог для семьи живописца был неутешительным: Сергей погиб, Александр был тяжело ранен.
Картина Василия Верещагина «Перед атакой. Под Плевной»
Триптих интересен не только правдивостью, но и режиссерским решением: картины созданы в широком формате, как киноблокбастеры, и, если они экспонируются друг рядом с другом, создается ощущение, что действительно смотришь фильм или по крайней мере стоп-кадры. На это впечатление работают и панорамность, и внутренняя динамика, и явная сюжетная последовательность.
Подобное сравнение, кстати довольно распространенное в искусствоведческой среде, может показаться натяжкой — все-таки кинематограф тогда еще даже не изобрели. Но особенность Верещагина в том, что он нередко предвосхищал куда более поздние явления. Например, на своих персональных выставках он продумывал не только расположение произведений, но освещение, в том числе искусственное, с помощью электрогенераторов и только что появившихся свечей Яблочкова, и даже музыкальное сопровождение. Сегодня мы бы назвали это тотальной инсталляцией.
Посетители у картины Василия Верещагина «После атаки. Перевязочный пункт под Плевной» в Третьяковской галерее
А еще он был неутомимым путешественником и вместе со своей первой женой Елизаветой Кондратьевной поднимался в Гималаи, создав на основе увиденного большую серию картин. Все это примерно за полвека до того, как Николай Рерих отправится в те же края и воспоет их в своем творчестве.
«Не победить Японию или победить ее наполовину — нельзя»
Едва ли найдется художник в XIX веке или ранее, посетивший столько далеких стран, как Верещагин. И символично, что закончил свой жизненный путь он тоже максимально далеко от родных краев. А вдвойне показательно, что произошло это на боевом корабле, атакованном неприятелем во время Русско-японской войны. Сам Василий Васильевич был уже немолод и оказался на судне не как матрос, а просто как гость адмирала Макарова. В разгар противостояния двух держав Верещагин считал нужным быть рядом с русской армией. Но еще в 1903 году он посетил Японию и привез оттуда массу ярких впечатлений. И главное — этюды в совершенно нетипичной для русского реалиста манере: это уже импрессионизм, а то и постимпрессионизм («Известия» подробно рассказывали о них и японском путешествии в преддверии третьяковской ретроспективы).
Не исключено, что с этих работ могла начаться новая глава творчества Верещагина, если бы не война, которую он, кстати, предвидел и в течение первого же месяца боев послал императору Николаю II три письма с детальными советами, как надо действовать (тот, впрочем, не отреагировал).
Мастерская Василия Верещагина в его доме в Нижних Котлах
«Прикажите, Ваше Величество, чтобы полумиллионная армия под командою многоопытного сподвижника и вдохновителя покойного Скобелева, генерала Куропаткина, двинулась против врага, о силе настойчивости и полной подготовленности которого я говорил, возвратившись из той страны. Одно известие об этом сразу успокоит всех друзей наших и устрашит всех врагов. Не сломить, не победить Японию или победить ее наполовину — нельзя из опасения потерять наш престиж в Азии», — взывал Верещагин. А после просил в первую очередь обратить внимание на оборону мостов, подробно обосновывая, почему это важно.
Дальнейшее — уже история. Но войны и противостояния заканчиваются, а искусство остается. И картины Верещагина доказали это самым убедительным образом, пережив своего погибшего в бою автора на века и преодолев даже те границы, которые не успел пересечь он сам.
