«Мы видим консолидацию как внутри страны, так и на передовой»
На фоне специальной военной операции РФ на Украине консолидация российского общества заметно окрепла. Более того, с февраля стали изживаться многие прежние негативные стереотипы в отношении народов Северного Кавказа. Об этом на полях ВЭФ во Владивостоке в эксклюзивном интервью «Известиям» сообщил руководитель Федерального агентства по делам национальностей Игорь Баринов. Он также рассказал, что стало предпосылкой к разному поведению беженцев с востока и запада Украины, встречаются ли попытки расшатать ситуацию внутри России на национальной почве и как Москва намерена выстраивать работу с центральноазиатскими мигрантами.
«Лисичанск 30 лет находился в составе Украины. Но нас там ждали»
— Еще летом вы говорили, что в России и странах Запада есть принципиально два разных типа беженцев с Украины. Сейчас ситуация как-то изменилась?
— К сожалению, культурные, ментальные, воспитательные проблемы, различия и противоречия внутри Украины никуда не делись. Мы понимаем, что эта бандеровская нацистская идеология пропитала фактически все виды деятельности и все сферы жизни на Украине — и экономику, и политику, и образование. Видимо, поэтому так разительно отличаются люди, проживающие на востоке Украины и на западе. И именно поэтому такой контраст в поведении беженцев, которые приезжают к нам и которые уехали на Запад, и те дикие вещи в поведении украинских беженцев за рубежом, когда любой российский атрибут — георгиевская лента, флаг или просто русская речь — вызывают у них бешенство, и они тут же пытаются выяснить отношения, порвать всё и разрушить.
Причем это по отношению не только к русскому и к русским, они так же ведут себя по отношению к тем людям, которые их принимают. Поэтому эти разгромленные номера гостиниц или мест временного пребывания за рубежом, хотя принимающие их люди пытались им помочь, поддержать их, но благодарности от украинских беженцев не дождались.
Всё это в какой-то степени объяснимо системной работой, которая за 30 лет независимости Украины там происходила. Всё начиналось с детских садиков, со школьных учебников, со СМИ — сейчас эти плоды мы и пожинаем.
В противовес им — те беженцы, которые приезжают к нам и которые ментально близки нам, с благодарностью принимают нашу помощь. Поэтому и ответная реакция соответствующая: абсолютное большинство наших граждан пытается по мере сил и возможностей проявить личное участие — кто-то пакетом детского питания, кто-то пачкой памперсов и какой-то одеждой, а кто-то очень серьезной гуманитарной поддержкой.
Только в нашей крупнейшей межнациональной организации за эти полгода собрали 700 т гуманитарной помощи, которая была отправлена на Украину.
На встрече с президентом я рассказывал про очень яркий эпизод. Когда мы приехали в Лисичанск и открыли там вместе с «Единой Россией» гуманитарный центр (а это была первая гуманитарная помощь после освобождения города), ребята из Волгограда — представители афганской и дагестанской диаспоры — не только привезли всё необходимое для плова в двух огромных казанах, но еще и приготовили его. Всех, кто пришел в этот день, накормили.
Потом во дворе гуманитарного центра мы растянули флаг Российской Федерации в виде буквы Z и V. Когда люди брали этот флаг, многие не могли сдержать эмоции и просто плакали. На нас это произвело очень сильное впечатление — когда видишь, как тебя ждали, и видишь, как им была нужна помощь и поддержка. Причем город Лисичанск 30 лет находился в составе Украины. Но нас там ждали.
«Видим очень важный момент с точки зрения работы с детьми и молодежью»
— А как сейчас работаете с беженцами в России, есть ли кто-то, кто изъявил желание вернуться?
— Сейчас часть беженцев уже возвращается во вновь освобожденные территории — туда, где более-менее безопасно, где восстанавливается мирная жизнь. В тот же Мариуполь, в который мы приезжали в апреле, и где уже грандиозные изменения произошли в городе: построены больницы, строятся жилые дома, восстанавливаются системы жизнеобеспечения, свет, вода, расчищаются завалы в городе, и люди потянулись обратно.
Есть те, кому пока некуда возвращаться, поскольку в их населенных пунктах еще идут активные боевые действия или они стерты с лица земли. Мы стараемся сделать так, чтобы они не почувствовали, что период первой поддержки прошел и о них забыли. Нет, это работа системная.
Мы со своей стороны видим еще очень важный момент с точки зрения работы с детьми и молодежью, потому что даже в ДНР и ЛНР ребята частично находились в информационном пространстве Украины, и мифы о нашей прошлой истории еще где-то присутствуют. И сейчас предстоит очень большая просветительская и воспитательная работа, чтобы поставить всё с головы на ноги в умах молодых людей.
— А есть ли кто-то, кто вернулся из России в Киев?
— У меня нет такой статистики. Мне кажется, вряд ли. Может, какие-то единичные случаи, потому что надо понимать, что беженцы, возвращающиеся с территории России на подконтрольную Украине, воспринимаются там уже как инородный, чуждый элемент, как враг. Несложно представить, какому давлению люди будут подвергаться, вернувшись на Украину.
Я вам скажу, что мои родственники еще до начала военной операции, будучи в Луганской области, хотели получить временное место жительства в России, но потом отказались от этого. Потому что их сосед это сделал, об этом узнали националисты и просто сожгли его дом. И история с агрессивным давлением никуда не делась, только усилилась в нынешних условиях и реалиях.
«Они плохо знают наши народы»
— Среди задач, которые ставились Западом при введении санкций — и это не скрывалось, была задача расшатать Россию политически. Не наблюдает ли ваше ведомство попыток расшатать ситуацию еще и на национальной почве?
— Конечно, мы видим активную работу по всем направлениям. Фактически все этнические группы и религиозные линии подвергаются этому давлению и влиянию. Это связано еще и с тем, что попытки экономического давления, дестабилизации политической ситуации через внесистемную оппозицию потерпели фиаско.
Внесистемная оппозиция шаг за шагом сама себя дискредитировала, а с началом специальной военной операции и вовсе перестала существовать, потому что абсолютное большинство ее руководителей покинуло территорию страны. Те, кто остался, просто маргинализировались и не имеют никакой серьезной поддержки у населения страны.
Да, были изменены акценты, поменялась терминология — и сейчас вместо термина «экспорт демократии» используется термин «деколонизации» РФ. Они сделали несколько вариантов карт будущего переустройства нашей страны — она поделена на множество маленьких квазигосударств, которые будут, по их мнению, формироваться по этническому или религиозному принципу. Кто-то высказывает даже предельное количество жителей, которые должны в них проживать, — 50 млн человек. Что с остальными 90 млн делать, пока они молчат. Видимо, вымрем естественным путем, по их мнению.
Эта работа сейчас достаточно активно ведется. Пытаются в национальных субъектах зародить мысль об исторической дискриминации со стороны еще Российской империи, СССР и сейчас Российской Федерации по отношению к национальным субъектам. Вбрасывается тенденциозно подобранная или фейковая информация о потерях военнослужащих наших национальных субъектов.
Но они, видимо, плохо изучали нашу историю, плохо знают наши народы. И мы видим обратные тенденции — процессы консолидации и объединения, которые происходят как внутри страны, так и на передовой, где фактически представители всех субъектов, всех национальностей плечом к плечу воюют с украинским фашизмом в Донбассе.
«Многие наши сограждане избавляются от негативных стереотипов»
— Есть такой социологический показатель — общероссийская гражданская идентичность. Он помогает определить, насколько стабильна межнациональная ситуация в стране. По вашим словам, в прошлом году 90% граждан говорили, что чувствуют крепкую связь со страной, со своими согражданами. Что-то изменилось после 24 февраля?
— Да, мы провели социологические исследование о влиянии специальной военной операции на состояние межнациональных отношений в нашей стране. И мы видим, что процесс консолидации, о котором я выше говорил, он есть. Мы видим, как многие наши сограждане избавляются от каких-то предубеждений или негативных стереотипов по отношению к представителям отдельных народов.
Мы видим, как изменилось восприятие народов Северного Кавказа. Сейчас в представлении абсолютного большинства наших сограждан — это герои, которые отстаивают интересы нашей общей Родины. Естественно, по итогам года мы будем измерять и общероссийскую гражданскую идентичность, но, я уверен, что цифры будут очень высокие и, скорее всего, превзойдут прошлогодние.
— А какие регионы России считаются самыми благоприятными и неблагоприятными с точки зрения межнациональной обстановки?
— Фактически любой мегаполис — это центр возможных межэтнических противоречий, поскольку любой большой город испытывает большое миграционное давление, идет большая как внешняя, так и внутренняя миграция. И, как правило, именно там возникают и конфликты на межнациональной почве, и у принимающего сообщества в силу миграционного давления возникает напряжение. И, конечно же, Москва, Московская область, Санкт-Петербург и любой город-миллионник являются проблемными с точки зрения межнациональных, межконфессиональных отношений.
В противоположной стороне находятся, как правило, регионы с почти моноэтничным населением. Это Кировская, Орловская, Новгородская области, где ситуация более чем благоприятная с точки зрения межнациональных, межконфессиональных отношений. Кстати, Ямало-Ненецкий автономный округ — тоже один из лидеров по всем нашим социологическим показателям.
«Работа по адаптации мигрантов системно мало где ведется»
— Буквально на днях власти сразу двух регионов, Калужской и Свердловской областей, заявили о том, что они готовы открыть у себя центры адаптации мигрантов. О пилотных проектах в этой сфере вы говорили на встрече с президентом в конце августа. Как сейчас ведется работа по адаптации мигрантов?
— Это одна из самых важных тем, которая напрямую влияет на общее состояние межнациональных отношений в нашей стране. Но, к сожалению, на сегодняшний момент эта работа системно мало где ведется.
Как правило, адаптация иностранных граждан, приехавших в первую очередь из стран Центрально-Азиатского региона, строится через диаспоральные структуры и очень часто носит криминальный, коррупционный характер. Формируются анклавы, места компактного проживания, где фактически отсутствует какая-то социализация, где не работает правовая основа РФ, а жизнь выстраивается так, как люди привыкли жить в Киргизии, Таджикистане, Узбекистане. Это способствует формированию этнической преступности, в отдельных отраслях это приводит к давлению на рынке труда.
Нам очень важно эту работу вывести из тени. И, анализируя, мы пришли к выводу, что одна из наиболее эффективных форм работы — это создание инфраструктуры в виде адаптационных центров. В первую очередь их работу надо выстраивать в тех регионах, которые испытывают наибольшее миграционное давление. Это мегаполисы, это большие города. Хотя и Калуга — один из тех регионов, где были достаточно большие миграционные потоки, что привело к очень серьезному напряжению в межнациональной сфере.
Очень важно, чтобы эти адаптационные центры стали местом притяжения для мигрантов, где они могли бы найти поддержку, помощь информационную, правовую, психологическую, смогли бы познакомиться с правилами, укладом жизни у нас и где бы в очень доброжелательной, но профессиональной форме им дали необходимую информацию, которая, возможно, предупредила бы какое-то напряжение во взаимоотношениях с принимающим сообществом.
«Языковое разнообразие России — это наше достояние и богатство, но и огромная работа»
— В России говорят на 277 языках и диалектах. Есть ли при таком многообразии проблема сохранения языков?
— Эта проблема существует во всем мире. По данным Института языкознания, в России мы используем 150 языков, а с диалектами эта как раз цифра 277, то есть это колоссальное языковое разнообразие, которого практически нет нигде в мире.
Естественно, что это, с одной стороны, наше достояние и богатство. А с другой — это огромная работа и колоссальное давление на систему образования. И несмотря на то что мы с точки зрения сохранения языкового многообразия одни из лидеров в мире, проблемы, конечно же, существуют.
В первую очередь с сохранением своего родного языка возникают сложности у малочисленных народов. И на это влияют объективные процессы глобализации, информатизации, цифровизации. Ну и когда остается очень мало носителей того или иного языка, естественно, что он оказывается в группе риска. Мы эти проблемы видим и понимаем. Кстати, их понимают и в мире — неслучайно с этого года в ООН было объявлено десятилетие сохранения языков коренных народов.
И надо сказать, что Россия первая, кто сформировал оргкомитет. Уже готов и реализуется план десятилетия. И надеюсь, что за эти годы нам удастся решить те проблемные вопросы, которые сегодня существуют и в законодательстве, и в системе образования.
