«Газовый конфликт» между Германией и Россией набирает обороты. Из-за западных санкций поставки голубого топлива в Европу оказались под угрозой — главный действующий газопровод «Северный поток – 1» функционирует лишь на 20% от своей мощности. Для ФРГ это чревато драматическими последствиями: резким экономическим спадом, общим подорожанием жизни, ростом уровня социальной напряженности и радикальных настроений.
Экс-канцлер ФРГ, социал-демократ Герхард Шредер, активно участвующий в разрешении энергетического кризиса и недавно посетивший Москву, заявил, что вся вина за проволочки в возобновлении поставок лежит на компании Siemens. В СДПГ его обвинили в том, что он «мыслит как бизнесмен, а не политик», и поставили вопрос о его исключении из рядов партии. Однако по итогам заседания дисциплинарной комиссии всё же было решено, что он не нарушал партийного порядка.
Формально, основной проблемой, препятствующей возвращению поставок газа в ФРГ к прежним объемам, остается малопонятная ситуация с одной из главных турбин российского газопровода, которая должна была этим летом в Канаде пройти плановый ремонт, осуществляемый силами главного поставщика энергооборудования — компании Siemens. Изначально Оттава отказывалась возвращать агрегат российскому собственнику — «Газпрому», ссылаясь на санкционное законодательство.
Однако ФРГ всё же сумела убедить трансатлантических партнеров вернуть турбину. Правда, прибыла она не в РФ, а в немецкий городок Мюльхайм-ан-дер-Рур, где находится профильный завод Siemens. Туда даже приехал немецкий канцлер Олаф Шольц, чтобы лично оценить готовность детали к запуску в работу (судя по всему, дипломированные юристы по трудовому праву, к коим причисляется и господин Шольц, обладают особым даром визуальной инженерной оценки технического изделия).
Москва, в свою очередь, не спешит ее транспортировать и вводить в строй, подчеркивая, что из-за санкций в настоящий момент невозможно убедиться в надлежащем качестве техобслуживания. При этом российская сторона указывает и на то, что хотела бы разъяснений относительно юридического статуса всех технологических процессов, связанных с подачей газа в Европу и полного понимания об их санкционном (или неподсанкционном) статусе. Кажется, что сложившаяся ситуация беспрецедентна. Однако история российско-германского энергетического сотрудничества уже знала аналогичные примеры.
Активное освоение новых нефтегазоносных месторождений в послевоенные годы побуждало руководство СССР форсировать развитие экспортных мощностей. Советский Союз на тот момент не располагал соответствующими технологиями, поэтому большие надежды в этом смысле возлагались на поставки труб большого диаметра из ФРГ, что стало возможным после установления дипотношений между Москвой и Бонном в 1955 году.
Впрочем, вскоре в этот бизнес-процесс вмешались политические события: в качестве реакции на возведение Берлинской стены канцлер ФРГ Конрад Аденауэр под давлением Вашингтона потребовал заморозить подписанные контракты. Эта мера застала врасплох германских промышленников, которые понесли тогда колоссальные убытки. Деловые круги крайне негативно отнеслись к приостановке выгодного проекта, в особенности учитывая намечавшийся общий экономический спад в стране. Не в последнюю очередь эти проблемы повлияли на снижение популярности правившей тогда партии ХДС.
СССР был вынужден усиленными темпами развивать собственное производство, и к 1963 году труба необходимого диаметра была создана в цехах Челябинского трубопрокатного завода. Этот эпизод попал на страницы мировых СМИ, так как один из рабочих написал на ней сразу же ставшую историческим мемом фразу «Труба тебе, Аденауэр!».
Заметные объемы экспортного газа из СССР в Европу начали поставляться во второй половине 1960-х — преимущественно в страны соцблока: Польшу, Чехословакию, Венгрию. При этом интересно заметить, что США вновь стали рассматривать это через призму политики, расценивая развитие газотранспортной системы в Восточной Европе как фактор усиления советского влияния на страны Варшавского блока.
С приходом к власти в ФРГ социал-демократов во главе с Вилли Брандтом, провозгласившим идею новой «восточной политики» по сближению с СССР, на повестку дня вновь вернулся вопрос о расширении энергетического сотрудничества Бонна с Москвой. В 1970 году была заключена так называемая «сделка века», подразумевавшая поставку в СССР высокотехнологичных труб немецкого производства взамен на советский газ. Собственно, именно с этого момента начался мощный экономический подъем ФРГ, обусловленный дешевым советским сырьем.
Однако в 1981-м в качестве реакции на ввод советских войск в Афганистан и подавлением в Польше протестов партии «Солидарность» США наложили санкции на строившийся газопровод «Уренгой-Ужгород», запретив поставлять любое оборудование, произведенное американскими или западноевропейскими компаниями. Но в итоге путем непростых переговоров и эти ограничения удалось преодолеть.
История однозначно демонстрирует, что стабильное и бесперебойное энергетическое сотрудничество Германии и России представляется отнюдь не выгодным для США. К слову, в 2020 году тогдашний министр экономики ФРГ Петер Альтмайер, выступая на мероприятии, приуроченном к 50-летию «сделки века», откровенно заявил: «Мы были не согласны со многим, что делал в то время СССР... но остается верным, что, вне зависимости от политических обстоятельств, поставки газа, соблюдение обязательств по поставкам никогда не подвергались угрозе. И это показывает, что развитые экономические отношения возможно строить, но за это нужно бороться и в это нужно инвестировать».
Действительно, Берлину приходится бороться за собственное экономическое благополучие. Сейчас в германском политикуме звучат даже предложения о запуске заблокированного по настоянию США «Северного потока – 2». Тем не менее пока канцлер Шольц этот вариант полностью отрицает. Так или иначе, к зиме ФРГ должна сформулировать четкую позицию по вопросу поставок газа. Как показывает исторический опыт, наиболее рациональную позицию в этом смысле занимают немецкие промышленники, по-настоящему понимающие цену долгосрочному сотрудничеству с Россией.
Автор — историк, политолог, научный сотрудник Института международных исследований (ИМИ) МГИМО
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора