«Русский язык мне кажется очень близким»
В Париже скончался патриарх мирового театра и кино Питер Брук. Ему было 97 лет. Его спектакли и фильмы стали классикой. Он сотрудничал с Сальвадором Дали, спорил о природе театра с Гордоном Крэгом, Ежи Гротовским и Бертольдом Брехтом. У него были русские корни: отец Брука покинул Россию в 1907 году. А в июле 2017-го он последний раз показал в нашей стране свой спектакль. Это было «Поле битвы», созданное на основе древнеиндийского эпоса «Махабхарата» и пьесы Жан-Клода Карьерра. Сам 92-летний Брук в Москву не приехал, но прислал приветствие, в котором отметил, что счастлив представлять свою постановку на фестивале, посвященном великому Чехову. Одно из немногих интервью российским СМИ (этот жанр он вообще не любил, предпочитал писать книги) Питер Брук дал «Известиям» в марте 2005 года на фестивале Spielzeitevropa в Берлине. Вот фрагменты этой беседы.
О природе театра
«Все наши театральные поиски сводятся к тому, чтобы люди, сидящие в зале, ощутили реальное присутствие невидимого. Это очень просто звучит, и этого очень трудно достичь. Но затем люди и ходят в театр. Если бы они хотели просто развлекаться, театр давно бы перестал существовать, проиграв кинематографу и мощной индустрии развлечений. Порой присутствие невидимого в спектакле возникает спонтанно. Наша задача — разработать театральную технику, чтобы этот момент удержать, чтобы у нас появилась возможность его вызывать».
О политическом театре
«Единственная цель политического театра — принести пользу обществу. А как это сделать, когда мировая ситуация столь сложна? Упрощать политическую жизнь, делить мир на врагов и друзей, плохих и хороших — просто глупость. Политический театр в чистом виде был приемлем во времена Бертольта Брехта, в те наивные дни, когда можно было сказать, например, что капитализм — это плохо, а коммунизм — хорошо. Или наоборот».
О своей позиции
«Я ставлю новую пьесу, чтобы разбудить в публике сомнения. Надеюсь, что движение фигур на сцене, звук, тишина, текст — все это вместе повлияет на зрителя сильнее, чем пустые сводки новостей. А вопросы, которые решаются на телевидении, в газетах, не должны нас интересовать. Пусть этим занимается буржуазный театр».
О театральных приемах
«Когда я на Бродвее ставил спектакль «Марат/Сад», то впервые на этой сцене показал обнаженного человека. Это стало событием. А сейчас голые бродят стаями по сценам всего мира, и кого это удивляет? Может быть, кого-то, но совсем немногих. А меня удивляет другое: почему молодые режиссеры используют те приемы, которым уже пятьдесят лет и которые никого не впечатляют? Этому штампу больше полувека! Табу уже таких нет, а они все что-то разрушают и разрушают. Это не театр».
Об антипатии к премьерам
«Самая ужасная идея европейского театра — премьера. Я делаю всё, чтобы у меня не было премьеры в привычном понимании — то есть я не хочу, чтобы на мой спектакль пришли критики, какие-то важные люди. Премьера — это преступление против спектакля. Я видел, как много хороших постановок было разрушено из-за премьерной публики: из-за скоротечных суждений критиков, высокомерной реакции «важных» людей. Надо принимать премьеру как один из этапов в жизни спектакля — не как экзамен или финальную стадию работы. Мейерхольд говорил, что спектакль готов только, когда его сыграют пятьдесят раз. И это правда. Театр, в котором существует такое уродующее спектакль событие, как премьера, обречен».
О фестивалях
«Публика, приходящая на первые спектакли, — бесчеловечна. По-другому я не могу сказать. Я жду, когда схлынет эта волна, и придет другая. Спектаклю нужен контакт с разной аудиторией, поэтому я и привожу свои постановки на разные театральные форумы».
О расизме
«Если ты начинаешь сравнивать культуры, оценивать их — это начало расизма. Каждый считает — сознательно или бессознательно, — что культура, к которой он принадлежит, лучшая. Но каждая культура неполна, несовершенна. Все культуры — русская, немецкая, английская, китайская — часть мировой культуры, которая никому из нас неведома».
О русских корнях
«Русский язык мне кажется очень близким. Порой возникает ощущение, что я всё понимаю, когда слышу, как говорят русские. Но это, конечно, иллюзия».
О режиссерской школе
«Думаю, самая лучшая школа для молодого режиссера — создать свою группу и отправиться в путешествие. Куда угодно, далеко от театра, к которому мы привыкли, от театральных институтов, фестивалей и наград... Уехать от этой машины по производству спектаклей. Идти в горы, на Север, в самый конец России! (Смеется.) Неважно куда — главное найти зрителей, не зараженных театром, не знающих точно, что и как должно быть в спектакле, а потому не оказывающих пагубного влияния на вашу работу. Нет лучшего способа сделать себя более гибким, а свои приемы более простыми и одновременно изощренными».
О том, как начать
«Если молодой режиссер ноет, что у него нет театра, что государство не дает денег на постановки — он просто не режиссер. Он ведь всегда может собрать небольшую группу, заразить людей своей энергией, своим пониманием театра. И тогда можно начинать играть где угодно, в каких угодно условиях. Вот мы с вами сидим в кафе — стоит стул, стол, на столе чашки кофе. Это декорации будущего спектакля. Всё — можно начинать играть! Надо начинать с того, что есть, что у тебя перед глазами, а не ждать каких-то особенных условий».
О режиссерском диктате
«Режиссер-диктатор — это плохо, но совсем ужасно, когда он еще и пишет пьесы. Тогда самое ценное в театре уничтожается. Вместо полифонии, богатого сочетания разных индивидуальностей мы получаем усеченный, плоский взгляд на мир. Зато кто-то воплотил свою идею. Если тебе кажется, что у тебя есть какие-то идеи, о которых обязательно должны знать другие люди — пиши книгу, стихи, или снимай фильм. Фильм—- это действительно дело одного человека. Режиссер здесь — автор. В театре у режиссера совсем иная задача».
Об отношениях с публикой
«Отношения с публикой должны развиваться постепенно, чтобы у зрителей и актеров возникло единое переживание. Не идея, не месседж, а именно переживание! Мысль возникнет потом. Мысль и переживание должны соединиться. Если спектакль построен на идее — зачем он нужен? Лучше пойти на лекцию в университет или прочитать научную книгу. Если же спектакль построен только на эмоции — он тоже немного стоит. В этом случае гораздо большие потрясения мы можем испытать на рок-концерте. Мысль и переживания должны соединиться в спектакле».
О самом большом разочаровании
«Каждый день мы испытываем какое-то разочарование. Это жизнь. Меня не интересует прошлое в этом отношении. Но вглядываться в пережитое и проживать заново какие-то события? Зачем? Я не смакую свое прошлое».
