«У них на улицах беспредел, а в кино показывают летающих людей в колготках»
Самый успешный российский шоураннер, создатель «Глухаря» и «Полицейского с Рублевки» Илья Куликов пользуется в индустрии безупречным авторитетом и известен своей способностью превращать в суперхиты даже те проекты, в осуществимость которых никто не верит. Очередное доказательство — сериал «Регби», который год назад вышел на more.tv. Накануне телепремьеры этого шоу на СТС «Известия» обсудили с Куликовым российские проекты и их проблемы, многие из которых Куликов считает надуманными и, во всяком случае, преодолимыми.
«Мы такие кризисы уже переживали»
— Что в последние три месяца происходит в российской сериальной индустрии?
— Пока ничего особенного не происходит: хватает утвержденных бюджетов прошлого года. Их не режут посередине. Производство в контексте новых реалий слегка просевшей экономики пока сохраняется. Рекламный рынок уже серьезно пострадал, и дальше всем производителям придется быть более изобретательными, чем раньше. Но — люди всё равно смотрят сериалы. И хотят смотреть еще больше. Растут интернет-платформы, но не могу сказать, что каналы сдают позиции. Оказалось, что люди смотрят телевидение гораздо больше, чем можно было ожидать. Но вот закончится год — и начнется «веселье».
— А что будет? Какое «веселье»?
— Плохое веселье. Разумеется, сильно порежутся бюджеты. Будет, как в кризисные для кино времена. Ну мы такие уже переживали, например кризис 2008 года. Там тоже пришлось делать сериалы дешевле, но в итоге люди стали подходить к этому более творчески. Можно, например, вспомнить сериал «Меч», снятый недорого, но интересно, необычно. Он стал хитом.
— Из вашей среды многие уехали?
— Из моей — нет. Практически все остались. А мне даже в голову такое не приходило. Зачем? Я здесь родился, я здесь знаю всё. Про что я буду писать где-то еще? Про то, что я не знаю? Да и просто мне хочется быть здесь. Мне много раз предлагали делать что-то в Америке, уехать, но не вижу смысла. Я хочу писать для наших людей. Уехали только сценаристы, но они давно уехали. Они где-то там сидят, пишут, присылают, но пишут-то всё равно сюда, там-то они никому не нужны.
— Что изменилось после того, как заказы от зарубежных платформ перестали поступать?
— Этого я не знаю, мы работаем, как работали. Но я думаю, на рынке будет много кадров. Цены упадут, безусловно.
— А для всего рынка что изменится?
— Ну конкуренции станет меньше. Хотя с ними особо никто никогда не конкурировал. Никому в голову не могло прийти сделать сериал уровня «Короны», например. Это бессмысленно, если у тебя нет $10 млн за эпизод. У нас всегда конкуренция была между своими платформами, между своими каналами. Она сейчас обостряется, и это хорошо. Не думаю, что на уход Netflix и Apple наш рынок сильно среагирует, поскольку это был наш рынок.
«Беспредел творится, а в кино показывают летающих людей в колготках»
— Когда встречаются наши сценаристы, они сразу начинают обсуждать американские и европейские сериалы. И понятно, что в их работе референсы оттуда — это как бы определенный потолок качества. А теперь эти референсы станут бессмысленными?
— Netflix — это, в общем, Голливуд, а Голливуд развивался дольше, чем наше кино. За 100 лет он превратился в мощное оружие пропаганды, развлечения, заработка денег — чего угодно. Мы его, конечно, догоняем ускоренными темпами, какой-то скачок мы уже совершили, но они ведь тоже развиваются, не стоят на месте. Там технический уровень уже дорос до какого-то совершенно сумасшедшего предела. А вот уровень, что ли, ментальный, уровень смыслов — наоборот, начинает деградировать. Поэтому продукт там становится очень-очень… странным. В кино идут бесконечные «Мстители», супергерои. У людей «едет чердак»: у них на улицах грабят магазины, беспредел творится, а в кино показывают летающих людей в колготках. Понятно, что есть еще социальные драмы, и их много, но массовый зритель их не смотрит.
Вот этот диссонанс общества и того, что оно показывает, в каком-то смысле можно назвать деградацией при техническом росте. На что ориентируются сценаристы, я уже не знаю. Потому что я мало слышу, что обсуждают что-то из новых сериалов. В основном — старое, какой-нибудь «Клан Сопрано». Это не значит, что там нет хорошего продукта или талантливых людей. Но в любом случае здесь, в России, сценарист должен ориентироваться на свой жизненный опыт. Ты должен писать о том, что ты знаешь. Если ты берешь реальность из телевизора, пережевываешь ее и возвращаешь в телевизор, берешь реальность, которой ты не жил, которую ты не знаешь, и выдаешь ее за свое — это ужас. Так нельзя делать, это плохо. И это плохо было всегда, не только сейчас. Из-за этого всегда страдал наш контент, наши сценарии.
— По итогам прошлого года хорошо видно, что Disney+, который сделал ставку на развлекательный контент, по темпам роста обгоняет Netflix, у которого много реализма и публицистики. У нас что-то подобное возможно?
— Возможно, если удастся достигнуть такого качества. У Disney+ огромный финансовый бэкграунд. То есть нужна платформа, нужен заказчик с большими возможностями. У нас за платформами тоже часто стоят большие холдинги, но вливания тут несопоставимы. Кроме того, пришлось бы держать сервис, пока он не начнет набирать обороты. Несколько лет работать в убыток. Мне кажется, у нас инвесторы не очень готовы нести такие потери. Они хотят открыть платформу, которая быстро начнет расти и через год принесет им миллионы подписчиков, кучу денег и всего остального. Но для этого нужно иметь как минимум очень четкую концепцию. С этой точки зрения, наверное, только «Кинопоиск» имеет шансы добиться чего-то сопоставимого с западными компаниями. Но тоже не быстро, мягко говоря.
«Обсуждать проблемы — это не значит, что ты не патриот»
— Мне кажется, если выделить черты российских ориджиналс, то это ставка на секс, мат, насилие и чуть-чуть публицистики и острого политического юмора в отдельных случаях. То есть всё то, чего как бы нет на ТВ, хотя это не совсем так. Но кажется, что в этом тренде есть какой-то тупик.
— Это и есть тупик. Авторы боятся обсуждать настоящие, реальные проблемы. Опасаются, что им это никто не даст сделать. Обсуждать проблемы — это не значит, что ты против чего-то идешь или ты не патриот. Людям трудно жить — давайте говорить об этом. Есть экономические трудности — давайте и об этом тоже. На платформах иногда очень своеобразно к этому относятся. Если им предлагают какую-то социалку, неважно чего она касается, так сразу: ну нет, это нельзя, это не надо, нам откуда-нибудь позвонят.
Например, мы делали сериал «Закон каменных джунглей», там проблема — наркотики. Она меня беспокоит. Мне не нравится, что наркоторговля нацелена на подростков, не нравятся спайс, «закладки» — а мне пытались сказать, что нельзя это показывать. Но как мы будем об этом говорить, ничего не показывая? Так проблема остается за кадром. Хотя вот показывать, как в кадре кого-то хладнокровно убивают, — это почему-то можно, телевидение не против. За проломленную на экране голову никому не «позвонят». Иногда нам говорят: нагоните чернухи! Но только чернухи, безопасной для всех. А я, например, не хочу! Я хочу сделать добрый сериал, а мне какие-то знатоки пытаются доказать, что это никто не будет смотреть. Но это же псевдоправда: какой-то маргинал бьет женщину на экране, она еще и голая, и ты должен, такой, сказать, что — вау, всё как в жизни. А это просто грязь! Жизнь — она в основном нормальная, даже там, где она по-настоящему тяжелая. Если же мы начинаем выдавать безопасную чернуху — это тупик.
— Что можно сделать? Можно ли говорить, что постепенно российский оригинальный контент куда-то прорывается?
— Да нет, он погружается всё глубже, ко дну и ниже. Не знаю, что тут делать. Каждый должен отвечать сам за себя. Я лично такое не делаю, я так делать не буду. Объясняю почему, пытаюсь отвоевывать. Иногда удается отстоять какой-то проект, в котором всё правильно.
— Давайте на примере «Регби», тем более что премьера была именно на платформе more.tv. Сложно было доказать, что такой сериал имеет право на существование?
— Было, конечно, много сложностей. Во-первых, он достаточно реалистичный, в хорошем смысле этого слова. Там нет «жести», нет нереальной лавстори, сказки непонятно для кого. Здесь лавстори без единого поцелуя показана: любовь, которая вырастает из дружбы. Такая человеческая, мне кажется, очень классная, в развитии. Если бы я эту историю заявил с нуля, было бы очень тяжело. Но поскольку мы со Славой Муруговым давно общаемся, у нас хорошие отношения, мы ее обсудили сразу с ним. Я сказал, что есть такая-то идея, но если она тебе нравится, то ее придется брать так, и там уже никто не должен мешать. Слава сказал: да, конечно! Хотя бы потому, что он тоже входит со мной в попечительский совет регби-клуба. Все так удивляются, когда смотрят этот сериал, потому что ждут от него чего-то типичного.
— Как правило, вы берете истории из реальной жизни. Здесь что в основе было?
— А там практически все истории — из нашего регби-клуба. Я смотрел на людей, спрашивал, что у них происходит, какие-то вещи выдергивал, запоминал характеры. И ощущал этот дух — я же, собственно, сам к этому причастен. Так что там всё то, чем мы жили.
— Я читал, что вы всегда предлагаете проекты в формате «или только так, или никак».
— Я — да. Но у меня же есть еще моя компания, и там много авторов, которые со мной работают. Они предлагают свои проекты, мы вместе их разрабатываем. Когда автор предлагает идею и мы ее утверждаем, мы начинаем ее обсуждать с потенциальными заказчиками, и те присылают правки. Тогда я честно говорю автору: если готов что-то менять — давай. Хочешь бороться — борись. Хочешь отказаться и сказать «так или никак» — давай попробуем. А дальше бывает по-разному.
— Много ваших проектов попало в корзину из-за такой политики?
— Проект может три, пять лет ждать — и не дождаться. Иногда «пилоты» даже были сняты, и начиналось: давай чуть-чуть смягчим? Давай вот это изменим? Нет! Нам так нравится! Ну не могу я — зачем? Мне будет просто больно. Сейчас мне хватает работы и денег, но даже когда этого не было, я всё равно так говорил. Я не говорю, что это правильно, но мне по-другому трудно. Вот у меня сейчас есть полный метр, который, может быть, запустится сейчас, и тогда будет рекорд: он больше десяти лет этого ждал. Посмотрим.
«Какой-нибудь старший редактор сидит и трясется, как бы ему не «позвонили»
— Как думаете, что происходит сейчас с табуированными темами? Простой пример: все знают, что про религию снимать «нельзя», и вдруг выходит «Непослушник».
— Я, к сожалению, не смотрел. Но проблема есть, и она, к сожалению, в людях, которые находятся на промежуточных стадиях. Это не руководство, даже не их замы. Какой-нибудь старший редактор сидит и трясется, как бы ему не «позвонили». Или как бы какая-нибудь бабушка не написала жалобу. Это он дует на воду. Если ты его начальству это сможешь донести, сказать, что и для чего ты делаешь, то они скажут: да, давайте сделаем, конечно. Но вот эта прослойка — таким людям плевать, что выйдет у него на канале или платформе. Ему лишь бы не потерять свою работу. Я могу сказать, что разрешить готовы многое, если в этом есть смысл. Некоторые вещи запретить надо — это тоже правда. Во всех странах это делают.
— Но можно ли сегодня сделать сериал, например, про армию?
— Конечно, можно. Только вопрос, каким он будет. Можно взять финансирование у самой армии, и получится какая-то нелепая открытка. И любой, кто служил в армии, скажет, что это бред вышел. Никто не будет такое смотреть, тут просто освоение бюджета. Но и важно, чтобы он не был в обратную сторону, чтобы не чернуха. Он должен быть адекватным, но при этом не скучным. Это очень сложная задача. Делать его комедией? Почему нет, комедия тоже может проповедовать правильные вещи, комедийные сериалы снимают напряжение. Скажем, когда мы делали «Глухаря», было очень большое напряжение между милицией и народом. Но когда ты над чем-то посмеялся, ты уже не можешь злиться. «Глухарь» — не комедия, а драмеди, там есть юмор, и он такой, терапевтический.
— Почему так сложно «поймать» героя нашего времени? Со времен Данилы Багрова практически и не было его на экране.
— Когда вышел «Брат», просто больше ничего в кино не было. То же с «Семнадцатью мгновениями весны», когда улицы вымирали во время показа. Если бы сейчас появился этот великолепный сериал, его просто не заметили бы. Потому что много хороших сериалов показывается, много контента. И много героев. Разве «Физрук» не отражает время?
— Где же тогда герой, который пережил пандемию коронавируса, который читает газеты, пользуется VPN — наш современник?
— Это сложно, очень стремительно меняется ситуация. Пока ты будешь писать, снимать и выпускать сериал про человека, который прошел коронавирус, уже все забудут, что такое маски. Да и что такое VPN, возможно, скоро все забудут. Производство — это минимум год, и ты уже с этим сериалом будешь никому не нужен. Это не только у нас, на Западе ведь таких сериалов тоже нет практически. Хотя что-то иногда бывает. Например, в сериале «Ваша честь» в одной сцене объявили, что в связи с эпидемиологической обстановкой в зале будет меньше людей. Не знаю, нужно это было по сюжету или они решили просто подстроиться. Но это весь коронавирус, который был в сериале. Никто там не рефлексирует по этому поводу в кадре, персонажи не умирают в «красной зоне».
— Что спасает вас в моменты, когда вы понимаете, что ничего не получается, что надо бросать писать сценарии, больше никогда этим не заниматься и вообще — всё кошмар?
— Таких моментов, счастью, не очень много. Конечно, спасает тонна воспоминаний о людях, которые мне пишут или просто говорят что-то вроде: «Братан, у меня вообще хреновая, тяжелая жизнь, но вот я включил на час «Полицейского с Рублевки», и в этот час моя жизнь была прекрасна! Спасибо, я там посмеялся». Про «Милиционера с Рублевки», помню, писал человек, что он сломал ногу и лежал в больнице, а там нечего делать, и он просто смотрел сериал по кругу, смеялся. Кто-то плакал над одним сериалом, кто-то сопереживал. Это остается внутри. Ты приносишь пользу, облегчаешь людям жизнь, помогаешь найти какие-то пути, какие-то ответы. Делаешь вещи со смыслом, и это поддерживает в самые трудные времена.