Дом чудес: как европейское искусство поселилось на Волхонке
110 лет назад, 13 июня 1912 года, в Москве звучали приветственные речи и гремели оркестры. В новом доме с античными колоннами и стеклянной крышей открылся Музей изящных искусств имени императора Александра III, ныне — музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. В Москве появилось пространство культуры, которое можно с наслаждением разгадывать годами. Не любить Пушкинский музей невозможно. А в этот день самое время вспомнить, с чего всё начиналось. «Известия» — об истории одного из самых любимых музеев москвичей.
Надежды княгини
Идея создания при Московском университете Эстетического музея возникла еще в начале 1830-х, в кругу княгини Зинаиды Волконской, хозяйки знаменитой московской гостиной, в которой бывали и Александр Пушкин, называвший ее «царицей муз и красоты», и Адам Мицкевич, и Карл Брюллов... Волконскую поддержал университетский декан, талантливый историк литературы Степан Шевырев. В 1831 году в журнале «Телескоп» они опубликовали подробный проект будущего хранилища древностей, которое так необходимо москвичам. Волконская и Шевырев замыслили музей, который «должен в миниатюре представить все сокровища искусства и древности». Княгиня нашла и звучное определение: «Музей изящных искусств». Увы, университетское руководство проект не поддержало: попросту не хватало финансов. Волконская надеялась «положиться на щедрость вельмож, известных своей любовью к искусству», но не сумела найти поддержку даже у самых щедрых меценатов.
Но собрание копий античных статуй и ваз в университете со временем всё-таки появилось. Их заказывали в Петербурге и в Италии профессора Павел Леонтьев и Карл Гёрц. Правда, ютились они в тесноватом помещении — в двух комнатах бывшего университетского больничного корпуса на Большой Никитской.
Мечта профессора Цветаева
Ключевую роль в создании музея сыграл Иван Владимирович Цветаев — сын сельского священника, замечательный ученый, специалист по римской словесности и искусству, хранитель древностей по призванию. Настоящий подвижник, которому во всех начинаниях помогали дочери — Марина и Анастасия.
В 1893 году профессор Цветаев решил превратить университетскую коллекцию в музей, достойный Первопрестольной. Правда, его первый замысел выглядел относительно скромно — собрание античного искусства. Но и это требовало затрат не только на строительство нового здания, но и на покупку множества макетов, копий, реликвий, рисунков. Впрочем, очень скоро стало ясно, что экспозицию нужно дополнить египетским, ассирийским искусством, наконец, шедеврами Ренессанса. Профессор Цветаев мечтал о музее, который стал бы «наглядной хрестоматией по истории мировой скульптуры и архитектуры». Он проникал в высокие кабинеты, выступал на съезде русских художников и постоянно убеждал коллег, чиновников, художников, вельмож, что Москве остро необходим музей, в котором бы в историческом порядке были представлены судьбы искусств у древних и новых народов.
Конечно, он ничего не сумел бы сделать без помощи меценатов. Кто только не принял участие в этом славном начинании с самого начала. Знаменитые просвещенные купцы-коллекционеры Козьма Терентьевич Солдатенков и Павел Михайлович Третьяков, основатель Кустарного музея в Москве Сергей Тимофеевич Морозов, гравер и собиратель редких гравюр Николай Семенович Мосолов, московский банкир Лазарь Соломонович Поляков.
Одной из первых в ряду благотворителей, которых Цветаев увлек своими идеями, стоит фамилия купеческой вдовы Варвары Андреевны Алексеевой, пожертвовавшей на создание музея 150 тыс. рублей в 1895 году — с одним условием. Музей должен был носить имя покойного императора Александра III. Цветаев сразу понял, что это не просто блажь сентиментальной старушки. Посвящение самодержцу повышало статус начинания и, конечно, обязывало императорскую семью помогать музею. Правда, его имя уже носил петербургский музей русской живописи, основу которого составила коллекция, которую царь собирал десятилетиями по своему вкусу. Но его сыну Николаю II нравилось, что в обеих столицах появятся галереи, посвященные царю-миротворцу. Не всё шло гладко: некоторые благотворители, негативно относившиеся к Александру III, стали меньше помогать начинаниям Цветаева. Но для большинства имя императора звучало притягательно.
Великий князь
Председателем комитета по созданию музея изящных искусств стал великий князь Сергей Александрович — московский генерал-губернатор. Он собирал древнегреческие статуэтки, и Цветаев увлекательно рассказывал ему о них. А между делом заинтересовал музейным начинанием. Великий князь, согласившись возглавить комитет, сразу отверг идею строить музейное здание «на задворках университета». По его настоянию Московская городская дума безвозмездно передала для музея территорию заброшенного царского Колымажного двора — на старинной Волхонке, в историческом центре Москвы. Там совсем недавно снесли тюремный каземат и собирались строить грандиозный манеж, но цветаевский замысел показался великому князю интереснее. Провели и архитектурный конкурс, который выиграл Роман Клейн, умевший со вкусом и размахом переосмыслять градостроительные идеи классической древности. В августе 1898 года состоялась торжественная церемония закладки музейного здания — в присутствии молодого императора Николая II.
Электричество в экспозиционные залы не проводили. Считалось, что осматривать музей следует при естественном освещении и открыт он будет только в светлое время суток. Клейновскому дворцу искусств требовалась сложная система освещения. Инженер Владимир Шухов создал проект внутренних коммуникаций музея — уникальных трехуровневых стеклянных перекрытий, через которые в огромный дом с колоннами проникало солнце. А над парадной лестницей работал Иван Жолтовский — в то время еще молодой архитектор, а в будущем — мэтр московского зодчества.
Великий князь предложил, планируя экспозицию, не забыть об истории зодчества. Так были созданы впечатляющие макеты исторических храмов и дворцов. Вместе с братом Павлом Сергей Александрович пожертвовал 30 тыс. рублей на строительство зала Парфенона, посвященного великому Фидию — любимому скульптору Цветаева. До открытия музея Сергей Александрович не дожил: он погиб от бомбы террориста в феврале 1905 года. После смерти великого князя замену ему искать не стали, пост председателя комитета оставался вакантным.
Презренный металл
Финансирование строительства курировал владелец стекольных заводов в Гусь-Хрустальном Юрий Нечаев-Мальцов. Именно он приобрел для музея первые экспонаты — оригинальные памятники искусства и культуры Древнего Египта. Понравилась ему и дерзкая идея Цветаева и архитектора Клейна придать музейному зданию такой вид, чтобы оно само воспринималось как экспонат, который хочется разглядывать. Музей должен был напоминать античный храм с колоннадой, как в афинском Эрехтейоне, и в то же время — дворец эпохи Возрождения. Белый мрамор доставляли с Урала и из Венгрии. А еще надо было создать копии мозаичных панно собора Святого Марка в Венеции. Строительство затянулось на 13 лет, и Нечаев-Мальцов вложил в него 2 млн рублей. Даже в 1905 году, когда его заводы бастовали, меценат ни на рубль не уменьшил финансирование строительства.
Но одних стараний Нечаева-Мальцова не хватало. Цветаев славился фантастическим талантом добывать деньги в самой отчаянной, бесперспективной ситуации. После очередного похода в правительство он писал: «Витте мне грубо и надменно отказал во всякой поддержке музею, сказавши, что «народу нужны «хлеб да лапти», а не ваши музеи». Казалось бы, дело безнадежное. Но ниже следует приписка: «После многочисленных переговоров Витте согласился лишь на 200 т.р.». По характеру мягкий и бесконфликтный, Цветаев превращался в сталь, когда речь шла о помощи его детищу, которому профессор посвящал всё свое время. Несмотря на скупость правительства, он добился и ежегодных крупных государственных субсидий (по 10 тыс. рублей) на приобретение научных и художественных предметов.
С миру по лепте
В новом музее нашли приют вещицы из кабинета изящных искусств и древностей Московского университета — слепки, античные вазы, монеты. Цветаев дополнил коллекцию Леонтьева и Гёрца множеством новых замечательных копий — с античных, египетских, ассирийских, ренессансных оригиналов.
Музей заполучил всемирно известное собрание египтолога Владимира Голенищева — более 6 тыс. единиц хранения и сплошь бесценные оригиналы. Снова помогла цветаевская настойчивость. Голенищев продал свою коллекцию государству в рассрочку, решение о ежегодных выплатах за коллекцию принимала Дума. И египетские реликвии, конечно, пребывали в столице, в Петербурге, в Эрмитаже. Но Цветаеву удалось убедить правительственных мужей, что в Москве вот-вот откроется музей, которому они нужнее.
Дипломат Михаил Щекин пожертвовал новому музею свою коллекцию итальянской живописи и различных европейских диковин. Великая княгиня Елизавета Федоровна и сын знаменитого славянофила Дмитрий Хомяков подарили подлинные итальянские скульптуры XVI–XVII веков. Археолог Алексей Бобринский (праправнук Екатерины Великой и графа Григория Орлова) передал Цветаеву свою коллекцию старинного французского художественного литья.
Замечательную реплику Пергамского алтаря создали под руководством архитектора Федора Шехтеля и на его деньги. Александра Подгородецкая, дочь знаменитого доктора Григория Захарьина, который, кстати, лечил Александра III, оплатила оформление зала скульптур эпохи Возрождения с микеланджеловским Давидом, который навсегда стал одним из символов музея. Случались и отказы. Запомнились слова Марии Федоровны Морозовой, хозяйки знаменитого купеческого дома: «Мы из мужиков. Музейное дело — это не наше». Но недостатка в благотворителях комитет не испытывал. Очень многие считали за честь помогать такому замечательному начинанию.
«В наш с Вами Музей изящных искусств после станут приходить все... и здесь найдет из них каждый и внутреннее успокоение, и поученье, неизменно изливаемое произведениями науки и искусства. Тут не будет ни правых, ни левых, там будут только наслаждающиеся и просвещаемые», — мечтал Цветаев. Так и случилось.
Праздник на Волхонке
Открывали музей 31 мая (13 июня по новому стилю) 1912 года. К этому дню успели даже подготовить каталог «Памятники Музея изящных искусств им. императора Александра III» с научным описанием экспонатов.
Церемонию запечатлели кадры кинохроники. В исполнении сводного хора московских музыкальных училищ прозвучала кантата, которую сложил в честь музея композитор Михаил Ипполитов-Иванов. Открывал музей сам император. Перед первыми посетителями открылось нечто небывалое. 22 больших зала, заполненных скульптурами, макетами, археологическими находками, два кабинета и два дворика. Экспозиций такого масштаба музейная Москва не знала. Вместе с царской семьей на Волхонку прибыли десятки почетных гостей. «Старики, старики, старики. Ордена, ордена, ордена. Ни лба без рытвин, ни груди без звезды. Мнится, что сегодня вся старость России притекла сюда на поклон вечной юности Греции. Живой урок истории и философии: вот что время делает с людьми, вот что — с богами. Вот что время делает с человеком, вот что (взгляд на статуи) — с человеком делает искусство», — таким запомнился этот день Марине Цветаевой.
Ее отец стал первым директором музея. Посетители как будто перемещались во времени, из эпохи в эпоху. Античность в те времена изучали серьезно — и в гимназиях, и в университете. Конечно, музей заинтересовал не только студентов. 1 сентября двери дома на Волхонке открылись для всех, и до зимы его посетили 60 тыс. человек. Экскурсии вели студенты и профессора. На Волхонке, в двух шагах от Московского Кремля, москвичам назначили встречу великие эпохи мирового искусства. Это, пожалуй, самое европейское место в Москве и в то же время — истинно московский музей. Как был настоящим москвичом его основатель Иван Цветаев.
Он ушел из жизни через полтора года после открытия музея — осенью 1913 года, в 66 лет. Исполнилась мечта Цветаева — и оказалось, что профессор отдал все силы своей мечте. Незадолго до смерти он сказал одному из своих учеников: «Я сделал всё что мог». Основоположника в музее никогда не забывали. Его просто невозможно забыть. И дело не в мемориальной доске, на которую трудно не обратить внимание при входе в музей. Там жив его дух.
Москва получила невиданный музей и центр исследования истории искусств на все времена, который с первых дней существования славился не только продуманной экспозицией, но и просветительскими, лекционными программами. В его залах трудно не подпасть под обаяние мировой культуры — разнообразной и загадочной, но бессмертной. Клейновский храм-дворец стал центром притяжения для всех, кому дорого искусство и просвещение. А сколько будущих ученых, художников, писателей, в детские годы посетив музей на Волхонке, впервые прониклись своим будущим призванием. И, проникнувшись историей и искусством, немедленно стали искать книги о Древней Греции и Риме, о европейском Средневековье...
Потом, после 1917 года, дом на Волхонке получит импрессионистов и не только, получит уникальное собрание зарубежной живописи — из упраздненного румянцевского музея, из частных коллекций — Рембрандта, Рубенса, Боттичелли, Дега... Получит имя Пушкина — русского гения со «всемирной отзывчивостью». Но это уже другая история.
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»
