«Он на коленях ко мне полз со словами: «Не убивай, не убивай!»
Когда началась война, они были почти детьми. Кому-то исполнилось 17, кому-то чуть больше. Кто-то уже служил, а кто-то пошел добровольцем. «Известия» поговорили с Героем Советского Союза летчиком Василием Решетниковым, пограничником Владимиром Баландиным и связисткой Верой Якубовской. Как совершить 307 боевых вылетов и остаться в живых, едва пережить бомбардировку на заводе в тылу, распознать вражеский самолет только по звуку мотора и каково это — после долгих лет войны посреди ночи услышать новость о победе — в их рассказах.
«Командира полка я не обрадовал»
Василию Васильевичу Решетникову к началу войны шел 22-й год. Он уже служил летчиком-инструктором в 164-м резервном полку дальних бомбардировщиков и вместе с товарищами готовил летный состав для советской армии.
— Я страшно рвался на фронт. Во второй половине 1941 года я узнал, что формируется новый полк дальних бомбардировщиков. К нам приехал один из командиров полка, чтобы отобрать летчиков и штурманов. Он просмотрел наши летные книжки, в том числе и мою, и ничего утешительного не нашел, — рассказывает Василий Васильевич. — Тогда я подошел к этому капитану и говорю: «Проверьте меня ночью в облаках». Он как-то снисходительно отнесся к этому, говорит: «Ну хорошо. Приготовь машину на ночь». Пришел ко мне, сел в переднюю кабину, штурманскую, а я сидел в пилотской. Я запустил мотор, взлетел, вошел в облака и начал ему там выкручивать всё что могу. Он молча сидел, а после посадки протянул мне руку и сказал: «Пойдешь к Тихонову». Майор Тихонов был уже Героем Советского Союза, потому что успел поучаствовать в бомбежках Берлина. Я был безмерно счастлив, что вот так получилось.
Отпускать опытного инструктора из 164-го резервного не хотели — командир не дал разрешения на отъезд. Но Василий Васильевич рассудил, что раз есть телеграммы, подтверждающие направление в другой полк, нужно ехать. Так он и сделал.
— Майора Тихонова, командира полка, своими летными характеристиками я не обрадовал, потому что еще мало налетал, а он собирал элитный полк. У него командиры полков, заместители командиров полков, командиры эскадрильи состояли в качестве рядовых летчиков. Мое достоинство состояло только в том, что у меня была хорошая техника пилотирования, я очень хорошо летал тогда, — вспоминает он.
Первый боевой вылет Василия Васильевича состоялся на Вязьму.
— На этом железнодорожном узле было много складов, там всегда стояло полно немецких эшелонов, с которых они разгружали свое военное добро для наступления на Москву, — делится он. — Я впервые посмотрел, что такое зенитная артиллерия, как она бьет по самолетам. Мы хорошо прошли на цель, штурман хорошо прицелился, сбросил бомбы, но он с первого раза не все сбросил, а только половину. Я говорю: «Что ж ты наделал? Второй раз меня уже отсюда не выпустят, нас обязательно собьют». Он в ответ: «Ничего, попробуем». Попробовал я второй раз, и мы прошли тоже успешно. Дырок мне наделали в фюзеляже осколками, но моторы работали, управление самолетом было в порядке, и я вернулся благополучно на свой аэродром.
За всю войну Василий Решетников совершил еще 306 боевых вылетов. Довелось ему участвовать и в знаменитой Сталинградской битве.
— Я был переброшен на Сталинградский фронт. Мы делали по два, по три вылета в сутки — и днем и ночью. Напряжение было огромное, — говорит он. — Кончилось тем, что в одну из ночей, когда я уже собирался на третий боевой вылет, ко мне подошел врач, пощупал руку и командиру полка доложил: «Его нельзя никуда пускать, он больной». Я говорю: «Что вы, доктор, я здоров». Просто не чувствовал, а он мне совал термометр под мышку, и там уже была запредельная температура. Меня оттуда тепленьким отправили в лазарет.
В 1943 году летчику присвоили звание Героя Советского Союза. Об окончании войны Василий Васильевич узнал в польском городе Замосць.
— Там у нас был аэродром. Мы чувствовали, что что-то должно произойти, потому что тайком у себя держали радиоприемник — это, вообще-то, было запрещено, но у нас он был. Передачи были не на русском языке, и мы не понимали, о чем говорят, то ли об окончании войны, то ли о каких-то мирных договорах, — рассказывает летчик. — Мы выключили свет в комнате и улеглись спать, и вдруг сквозь сон слышим стрельбу — то одиночная стрельба пистолетная, то пулеметная, а где-то даже из пушечки стреляли. Я думаю: «Что такое? Может быть, прорвались где-то какие-то польские банды?» Мы распахнули окна, кто-то пробегал мимо. У нас был, по-моему, третий этаж, и мы сверху спросили: «Что такое, что происходит?» — и снизу кричит кто-то: «Война закончилась!» Ну, тут мы включили свет вовсю, поднялись, уже никакого сна не было у нас. Мы предались этой радости. Это была середина ночи.
В чемодане у Василия Васильевича была припрятана бутылка грузинской чачи.
— Когда сообщили, что закончилась война, я выставил эту бутылку на стол. Было столько радости, столько всего! Каждому досталось по полстаканчика, правда, водочка была такая крепенькая. Мы ритуал соблюли. Сами выскочили, конечно, на улицу и тоже начали палить со всех пистолетов. Так примерно встретили конец войны, — вспоминает ветеран.
После войны Василий Васильевич продолжил службу, в 1969 году стал командующим дальней авиацией СССР, а в 1980 году — заместителем главнокомандующего ВВС СССР.
«Сидим мы с другом в «секрете» у болота...»
Война ворвалась в жизнь Владимира Васильевича Баландина 4 ноября 1941 года. Именно в тот день вражеская армия нанесла авиаудары по нижегородскому заводу имени Ленина, где он проходил практику.
Владимира Васильевича спас верстак — за ним тогда еще 17-летний мальчишка, слесарь-инструментальщик, спрятался от взрывов. После атаки его вытащили из-под завалов и на месяц отправили в больницу оправляться от травм и контузии.
В Красную армию Баландина призвали 15 августа 1942 года. После учебного батальона направили служить на погранзаставе «Сергеевка» в Хабаровский край. После учебы в Окружной школе Хабаровского погранокруга в Биробиджане он стал командиром отделения станковых пулеметов на погранзаставе «Кани-Курган». И, наконец, 25 апреля 1944 года был зачислен в состав 85-го погранотряда, который впоследствии вошел в состав 1-го Белорусского фронта.
Неоднократно участвовал в боевых операциях по ликвидации националистического подполья и бандформирований.
— Это было сложно, тяжело очень, трудная была такая борьба, не на жизнь, а на смерть, — вспоминает он. — Мы выявляли националистические разведгруппы. Они, оставшись в тылу у нашей наступающей армии, вели подпольную работу, нападали на обозы с оружием, с боеприпасами, с питанием, которое подвозилось армейским частям, убивали солдат, офицеров, мирных жителей.
На свое первое задание Владимир Васильевич в составе маневренной группы отправился в Беловежскую пущу.
— А в Беловежской пуще — это в ней побыть надо. Там и болота, и леса… В свое время там партизаны свои базы устраивали, а когда они ушли, базы заняло националистическое подполье. У них и связь телефонная была, и склады с оружием, и питание. Они там обучались, выходили оттуда на свои, так сказать, грязные дела, — рассказывает он. — И вот однажды нас привезли туда. Мы с другом сидели в «секрете» у болота. На третий-четвертый час началось окружение этой националистической группировки. Слышим отдельные пулеметные, автоматные выстрелы, потом гранаты пошли. И вдруг товарищ мне: «Володя, я кушать хочу». Я говорю: «Сиди, Вася! Мы с тобой должны выполнить задание, иначе проедим всё». Неожиданно передо мной оказался человек с немецкой винтовкой. Хорошо, что я по натуре энергичный, быстро воспринимаю всё и действую всегда на опережение. Я с автоматом выскочил на него. Винтовку он бросил. И на коленях ко мне подползает: «Не убивай, не убивай!» Я говорю: «Встань». Он встал, руки вверх поднял. Я забрал винтовку и повел его в штаб, передал там офицеру.
В 1945 году Владимир Васильевич попал в школу сержантского состава в белорусских Пружанах. Там его и застала новость об окончании войны.
— В час ночи дежурный выстрелил — война окончилась! Мы все сразу выскочили. Если бы вы знали! Начали стрелять. А командир-то матом кричит, дескать, прекратить! А потом узнал, что война закончилась, и сам как зарядил! — делится воспоминаниями ветеран.
После победы он остался служить в пограничных войсках. Награжден орденом Великой Отечественной войны II степени и многочисленными медалями.
«Нас называли разведчицами неба»
В мае 1941 года Вера Александровна Якубовская отметила 18-летие. 21 июня в средней школе во Ржеве, где она жила и училась, отпраздновали выпускной, а в воскресенье ребята собрались кататься на лодках по Волге, но по радио объявили, что началась война.
Вера Александровна приняла решение идти в Красную армию добровольцем. Ее долго не хотели брать, но благодаря своей настойчивости она попала в сталинский призыв, когда из-за больших потерь на фронте в армию впервые стали набирать женщин.
— Перед отправкой на передовую, в Сталинград, нас учили стрелять, ползать по-пластунски. Вражеские самолеты мы изучали вначале по альбомам, — рассказывает Вера Александровна.
После обучения ее и других девушек включили в состав 14-го отдельного батальона воздушного наблюдения, оповещения и связи, сражавшегося в Сталинграде. В задачи батальона входило наблюдение за вражеской авиацией. Днем дежурили на вышке с биноклем, ночью распознавали типы самолетов по звуку.
— Нас называли разведчицами неба. Женский слух острее, тоньше мужского, мы определяли самолеты по звуку. Никаких радаров не было, только наблюдатели — разведчики на вышках и связисты в землянках, которые сообщали добытую информацию в штаб. Там уже решали, как ею распорядиться, — вспоминает она.
Ее батальон не был в самом пекле сражений. Но девушкам не раз приходилось использовать полученные во время обучения навыки — например, ползать по-пластунски, чтобы соединить разорванные из-за ударов противника линии связи.
Жили разведчицы-связистки в землянках, а носили мужскую одежду.
— В начале войны женской военной одежды не было совсем. Мы носили мужские штаны, гимнастерки, кальсоны и ботинки. Ботинки были не по размеру. Особенно трудно приходилось тем, у кого маленькая нога. Ступня в ботинках гуляла, обмотки разматывались. Если тот, кто идет сзади, наступит на выбившуюся наружу ткань, передний падает, — делится Вера Александровна. — Чуть позже появились юбки, а к концу войны, по-моему, уже в Польше, у нас были платья, кстати, довольно красивые. Помню, как я танцевала в этом платье — меня пригласил один лейтенант, когда объявили, что война кончилась.
Она прекрасно помнит, что за музыка звучала в этот момент: «В лесу прифронтовом». Эта песня, грохот выстрелов в воздух и почти детские шалости навсегда врезались в память. Вскоре после этого Вера Александровна демобилизовалась.
В 1975 году ей удалось вновь побывать в местах, где проходила Сталинградская битва. На память об этой встрече однополчан — тогда еще довольно молодых людей — остался документальный фильм «Встреча». Его снял сын Веры Александровны режиссер-документалист Александр Якубовский.