Мариуполь второй месяц в огне. Бои не затихают. Тема оставшихся внутри гражданских, а также сумевших вырваться — едва ли не номер один в современной новостной повестке. И совершенно справедливо: на наших глазах впервые за много лет разворачивается трагедия подобного масштаба. Разворачивается фактически в прямом эфире, многое мы видим своими глазами. А еще больше не видим, и то, что остается за кадром, не вообразит себе, думается, даже самая изощренная фантазия.
Когда слышишь от очевидцев, как в толпу людей, стоящих за водой, влетает артснаряд, разнося в клочья тела 13 человек — родителей на глазах детей и наоборот, — в это как-то сразу сложно поверить: трагедия не может быть обыденной. Или когда выходящая из пекла старушка попадает под прицельный огонь снайпера, валится, раненная в бедро, на тротуар и лежит несколько часов, истекая кровью, пока ее случайно не обнаруживают бойцы РФ и не отправляют в больницу в Новоазовск, шевелится иррациональное: кто предназначил для нее пулю, зачем?
А чего стоят картины полыхающих с первого по девятый этаж панельных домов: факт единовременной потери крова десятками тысяч человек снова крайне сложно осмыслить. А сколько в этих руинах и подвалах лежащих, немощных, раненых опять же, неспособных подняться, найти крошку хлеба и каплю воды, выбраться из пожара, обреченных на погибель… У меня нет желания продолжать этот перечень, но я задаюсь вопросом: а что будет дальше, когда всё закончится? Что станет с теми, кто останется жив? И за ответом вроде бы далеко ходить не нужно — достаточно посмотреть на тех, кто уже выжил, выбрался, находится в безопасности.
Да, никто не был готов к подобного масштаба катастрофе, но некоторые вещи стоит называть своими именами. Путь беженца из горящего Мариуполя в тот же перевалочный центр в селе Безыменном сегодня — это полоса препятствий, где полагаться ему приходится только на самого себя (человек при этом выходит истощенным, голодным, часто — больным, без вещей, без денег). Очередь из машин на въезде в село — больше 2 км, люди тут днюют и ночуют, жгут костры, регистрация новоприбывших проходит совсем не ударными темпами. Далее следует перевалочная база в Безыменном, дни ожидания своей очереди для поездки в Донецк. А там — размещение в школах, которым, к слову, приходится самостоятельно обеспечивать едой и водой беженцев (ищите как хотите).
Да, учителя, спасатели из МЧС и многие другие делают огромную работу, бьются изо всех сил, собирают всем миром продукты и одежду для мариупольцев, но организационных пробелов (скажем мягко) это совсем не отменяет. На вопросы тех же учителей, административных работников или волонтеров, как оптимизировать процесс, как устранить организационные нестыковки, к кому обратиться, где найти концы — ответов не отыскать, сколько ни бейся. При этом речь, повторюсь, идет о тысячах потерявших всё и вся.
Или взять хотя бы вопрос финансов. Те немногие, у кого есть украинские банковские карты, не имеют возможности снять с них в Донецке деньги. Не во всех магазинах принимают наличные гривны — жалоба многих беженцев. А как быть тем, у кого денег нет совсем? Бои за Мариуполь еще продолжаются, но ведь для этих людей мир (назовем его так) уже наступил, им нельзя ждать завтра, они уже здесь.
Некоторые из моих донецких знакомых пытались найти себе применение на этом гуманитарном фронте: «Мы хотим быть полезными!» И снова утыкались в «куда обратиться» и «кто подскажет».
Одна девушка — имя ее Алена — в конце концов сама на своем авто доехала до Безыменного и три дня жила там, ночуя вместе с беженцами на полу в школе, выступив в роли самодеятельного помощника-координатора. Разобравшись в ситуации, подсказывала, куда идти, помогала пожилым и больным в насущным делах, осуществляла со своего мобильного в течение дня телефонную помощь (SIM-карт местной связи в продаже в нынешнюю горячую пору в республике почему-то нет). Также она съездила с одной из женщин на свой страх и риск на восточную окраину Мариуполя в поисках пропавших. А потом отвезла еще троих в Донецк. Сама, повторюсь, по своей инициативе.
А сколько таких неравнодушных в России, не желающих оставаться в стороне, для которых Мариуполь мог бы стать одним общим делом (как, например, Крымск в 2012 году). Да, кто-то собирает в разных регионах гуманитарку и отправляет в Донбасс, кто-то переводит сюда деньги и просит просто отдавать в руки по 1–2–3 тыс.и рублей наличными самым нуждающимся. Кто-то приходит в пункты беженцев в своем городе и находит себе дело там. Но можно и необходимо бы делать больше, слишком велик масштаб. Один из примеров: Мариуполь живет без воды, люди давно выпили воду даже из труб, но привезти ее в город практическому некому!
Многие из России, к слову, готовы бы работать в самом Донбассе — волонтерами, психологами, да кем угодно, но граница ДНР пока закрыта, попасть в республику невозможно. А ведь впереди еще разбор завалов, восстановление городов…
Станет ли Мариуполь, а вместе с ним Волноваха и другие населенные пункты при условии открытия границы для волонтеров-добровольцев новым общим Крымском, сплачивающим, доказывающим, что мы вместе, покажет ближайшее время. Хотя может (и должен) показывать уже сегодняшний день, без всяких скидок. Увы, в полной мере этого не происходит. На счету в Донбассе каждые рабочие руки, и они не должны оставаться невостребованными. Ценен любой порыв. Дорога каждая минута.
Автор — специальный корреспондент «Известий»
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
