«Это был активизм, а не настоящая дипломатия»
Все еще с 2007 года знали, чего ожидает и требует российская сторона, но ничего не предпринимали. Об этом в интервью «Известиям» заявила экс-глава МИД Австрии Карин Кнайссль. По ее словам, последние раунды переговоров западных политиков с российскими не принесли успеха, поскольку ограничивались повторением уже известных позиций. Она также рассказала о том, почему ЕС не сможет быстро отказаться от российского природного газа и о бессмысленности санкций в военных конфликтах.
«Планы по отказу от газа были всегда, но их нельзя реализовать за нескольких месяцев»
— Стоимость газа в Европе уже превышает $2000 за 1 тыс. куб. м. Связано ли это с санкциями ЕС против РФ? И насколько это драматично для европейцев?
— Цены на газ в Европе выросли с апреля 2021-го до начала этого года на 400%. Санкции США и ЕС сознательно не коснулись нефти и газа. Если под рестрикции попадут и энергоносители, то цены взлетят еще сильнее. Это было ясно всем. Тем не менее рост цен всё равно наблюдается. Есть константа, согласно которой в большинстве случаев неопределенность или военные действия приводят к росту цен. Войны в прошлом были в основном на Ближнем Востоке. И я до сих пор помню, хотя была еще ребенком, когда осенью 1973 года цены на нефть за несколько недель выросли в четыре раза (в это время проходила четвертая арабо-израильская война. — «Известия»). Тогда пусть еще и не было экономической глобализации, но эти события глубоко потрясли мировую экономику.
Сейчас мы наблюдаем большую нагрузку на домохозяйства, потерю покупательной способности и инфляцию — только в Германии она составляет примерно 5%, в США — около 7%. Существует огромная неопределенность, и никто не знает, как в таких условиях можно продолжать энергетический переход.
— В ЕС говорят о том, что уже готовятся на тот случай, если события на Украине приведут к возможному прекращению снабжения ЕС газом. Подразумевает ли это только поиск альтернативных России поставщиков?
— Цель диверсификации и меньшей зависимости от российского природного газа ЕС преследует с 2006–2007 годов. Тогда речь шла о внутренних проблемах Украины. В начале 2009 года это привело к перебоям в поставках природного газа из России. Все эти 15 лет тема независимости от российского природного газа была постоянной на дебатах в Евросоюзе. Так появился австрийский проект газопровода Nabucco (не реализован. — «Известия»). Он предполагал получение природного газа Евросоюзом из Ирана через Туркмению и Азербайджан. Однако тогда усилилось и давление на Иран из-за санкций. Планы по отказу от российского газа были всегда, но их нельзя реализовать за нескольких месяцев. Это занимает несколько лет, ведь за этим стоит огромная инфраструктура. Посмотрим, насколько быстро может совершиться так называемый полный разрыв экономических связей с Россией.
— Что будет с планами ЕС по переходу на зеленую экономику в связи с нынешним кризисом?
— Я частично ответила на этот вопрос выше, но ведь еще совсем недавно в ЕС называли природный газ источником энергии для переходного периода. В этом большом мире политики всегда здраво оценивали ситуацию и понимали, что без природного газа не обойтись. Допустим, можно покупать природный газ в Северной Африке, Алжире или Азербайджане. Или путем сжатия природного газа из Северной Америки, Канады и США получать СПГ. Но есть проблема — речь идет об огромных суммах.
Германия получает до 40% природного газа из России. Мы можем использовать его поставки из многих стран Центральной Европы — Германии, Австрии. Однако, например, Венгрия недавно подписала долгосрочный контракт с РФ. Италия тоже находится в тесном контакте с Россией и придерживается мнения, что перейти на другого поставщика за несколько недель или месяцев невозможно. Приводились доводы о возможности сотрудничества в этой области с Катаром. Однако этот эмират, будучи номером один на рынке СПГ, еще в начале февраля заявил, что не может заменить в полном объеме российский природный газ.
— Сколько времени потребуется на то, чтобы поставки СПГ из США смогли стать полноценной заменой российскому газу, учитывая, что сначала будет необходимо наладить инфраструктуру для его транспортировки?
— Дело даже не только в транспортировке. Нам нужны СПГ-танкеры, специальные суда, которые в основном производятся в Южной Корее. За последние 20 лет я наблюдала, как книги заказов этих верфей переполняются. Их строят в Азии годами, но их нельзя заказать сразу, когда они нужны.
Еще одна проблема — строительство СПГ-терминалов на побережьях Европы, Северного моря и Атлантического океана. Несколько было построено в последние годы — в Литве, Польше, Испании.
Однако гораздо сложнее это сделать на Средиземноморском побережье. В прошлом году Хорватия запустила очень неоднозначный проект на острове Крк. Он встретил сопротивление тех, кто не хочет видеть изрезанное бухтами Адриатическое побережье. Во-первых, это сложно, а во-вторых, этот регион хочет использовать свои побережья все-таки для туризма. Строительство огромных заводов СПГ, а также перерабатывающих заводов в последние 30–40 лет там было непопулярно.
Кроме того, СПГ производится в более сомнительных условиях с точки зрения вреда экологии, чем природный. Здесь также придется учитывать критерии, которые выдвигает ЕС в области зеленой экономики. В любом случае проезд на поезде, который использует СПГ, обойдется европейцам дороже. В некоторых регионах расходы домохозяйств выросли уже на 70–80%, и это тяжелое бремя.
— Европейские политики выходят из руководства российских организаций. Ряд компаний перестает сотрудничать с РФ. Как это отразится на европейском бизнесе и экономике?
— Если я правильно понимаю, российское правительство заявило, что активы компаний, которые перестают сотрудничать с Россией, не могут быть изъяты, не могут быть экспроприированы. В любом случае они остаются в России. Неважно, являются ли они нефтяными компаниями как американская ExxonMobil, которая занимается крупными проектами на Сахалине. Имущество этих компаний также нельзя продавать. И, конечно же, это создает соответствующую нагрузку на этот сектор.
«Никто не отвечал на вопросы и опасения другой стороны»
— Западные политики неоднократно заявляли о необходимости дипломатии для разрешения ситуации на Украине, сейчас же вводят санкции. Достаточно ли сделал ЕС для того, чтобы поспособствовать дипломатическому решению ситуации?
— Действительно, было много заявлений о дипломатии. Вспоминаются последние визиты ряда европейских глав правительств и министров иностранных дел в РФ. Однако, по моим наблюдениям, это был скорее активизм, чем настоящая дипломатия.
Позиции всё время повторялись. Никто не отвечал на вопросы и опасения другой стороны. Это не дипломатия. Нельзя просто повторять старые заявления, нужно проявить изобретательность и привнести новые идеи.
Бывший президент Франции Николя Саркози сейчас выступил с очень настойчивым призывом о том, что нужно придерживаться дипломатии. Однако французской дипломатии сейчас не хватает, должна появиться дипломатия с идеями. Глава МИД РФ Сергей Лавров заявил на пресс-конференции с британской коллегой Элизабет Трасс, что не услышал ничего нового. Переговоры должны основываться на доверии. Должны быть какие-то другие аргументы, кроме тех, что представляются публике на пресс-конференции. Нам нужны идеи.
Министр иностранных дел России Сергей Лавров и министр иностранных дел Великобритании Лиз Трасс на совместной пресс-конференции в Москве
— Если мы обратимся к истории, насколько эффективны экономические санкции для разрешения военных конфликтов, на ваш взгляд?
— В качестве дипломата, журналиста и преподавателя я наблюдала, как Ирак, Иран и Сербия находились под санкциями. Во всех трех случаях я заметила, что поведение акторов этих стран под экономическим давлением не менялось. Американская сторона неоднократно пыталась поменять «плохое поведение» государств, изменив там с помощью санкций обстановку. Эта форма давления применялась и к Ирану, но работа над ядерной программой продолжалась. Санкции в Сербии привели ее к черному рынку и контрабанде. Кроме того, в условиях рестрикций население часто еще больше поддерживает свое правительство. Это рефлекс, который потом приводит к сплоченности.
— В одном из своих интервью вы говорили, что президент России Владимир Путин был прав в своей Мюнхенской речи 2007 года. Как вы отметили, ситуация обострилась из-за отсутствия за прошедшие 15 лет активности прежде всего со стороны западных государств. В чем выражалось это бездействие?
— Бездействие заключалось в следующем. С 2007 года всем было известно, чего ожидает и требует российская сторона. Все твердили об общей европейской архитектуре безопасности, а Владимир Путин тогда четко сказал, что ее нет. И причина такого положения дел заключается в том, что в этом направлении ничего не делалось. И это прискорбно. Карты были на столе, так сказать, но ничего не происходило.
— Сейчас европейские политики заявляют о том, что ЕС и НАТО стали как никогда едины в своих действиях. Почему им потребовались для этого такие события?
— Об этом очень трудно судить. В последние годы в адрес НАТО звучала сильная критика. Президент Франции Эммануэль Макрон говорил о том, что блок находится в состоянии «смерти мозга». Были попытки, особенно с французской стороны, создать новую единую инициативу по европейской безопасности. Однако другие члены сопротивлялись. В том числе Германия и такие новые члены альянса, как Польша. Внутри альянса всегда существовало противостояние. И получить представление о структуре НАТО было практически невозможно. Безусловно, сейчас там наблюдается определенный консенсус. С другой стороны, вторая с точки зрения войск сила НАТО — Турция, насколько мне известно, на сегодняшний день никаких экономических санкций в отношении России не вводила.
