«То, что происходит, — это освобождение»
Утро в Донецке началось с видеообращения о начале специальной военной операции на Украине. Кто не знал, что происходит, того будили близкие или родственники. Да и не спалось, признаться, особо. Вечер накануне оказался особенно гнетущим, город — еще четыре дня назад живой — как будто вымер. Терзало: что дальше? Очередное «затишье перед бурей», о котором так часто говорят в ЛДНР, разорвалось громом в это утро.
Гремело непрерывно — час за часом, до обеда и после. Но не привычно и не близко, а где-то далеко, неумолкаемыми раскатами. «Поддержка артиллерии» — скажут позже в новостях, хотя никаких объяснений не нужно было. И еще не верилось, что греметь может не здесь, а далеко — все отвыкли! Отвыкли все еще и от того, что может что-то измениться. Таким незыблемым казалось сложившееся — болезненное и искривленное — положение вещей.
Последствие обстрела в поселке Александровка Донецкой области
После новостей о поражении узлов связи ВСУ, военных аэродромов, баз и складов вооружения в украинских городах, трудно было поверить, что может опять заполыхать в Донецке. Если раскаты далеко — значит отодвинули, прогнали?..
Утром я с водителем Олегом выдвигаюсь на западную окраину города, в поселок Александровка. Чтобы понять — что происходит, нужно ехать в прифронтовую зону.
Александровка — это 300 м через минные поля до украинской стороны. Многострадальный поселок, по которому фактически еженедельно в течение семи лет били БМП, гранатометы, снайперы. От центра Донецка до Александровки — 22 км.
«Едем, — созваниваюсь с главой поселка Константином Чалым. — Как у вас?»
«Сложно! Я сейчас в Донецке, эвакуирую женщин. Скоро буду!»
Сотрудник МЧС во время эвакуации жителей Донецкой Народной Республики
Пересекаем город. Это, в общем-то, почти тот же город, что и вчера. Только мужчин в гражданском почти нет — в основном военные, группами, с автоматами и в полной выкладке. И никто не соблюдает правила дорожного движения: едут на красный, через двойную сплошную, не соблюдая скоростной режим...
Донецк с Александровкой соединяет «дорога жизни», как ее называют сами александровцы — три километра петель и буераков. Машины на ней нам встречаются только встречные, причем — на бешеной скорости. Слышны хлопки. Останавливаемся и опускаем окна, — совсем близко раздается разрыв.
Обстрел!
«Назад», — поворачивает машину водитель Олег.
Рядом падает снова. Мины!
Со стороны Александровки на нас выезжает БМД — боевая машина десанта, на броне двое — один с пулеметом, другой с автоматом. Бойцы ДНР.
Когда рядом падает третья, понимаем — охотятся за БМД: мы в низине, нас видно.
БМД рвет вперед, выходя из зоны обстрела, мы тоже.
«Где вы?» — выходит на связь Чалый.
И объясняет: минами кроют и соседний с поселком Петровский район Донецка, не надо обратно!
Значит — вперед.
Приезжаем на место практически одновременно.
Указатель временного убежища в Петровском районе Донецка
— Бьют с утра, — говорит он, когда мы присаживаемся у него в кабинетике в одноэтажной поселковой администрации. — С утра валяемся тут, под окнами, прячась, чтобы осколками не порезало, до бомбоубежища не поспеть. Бьют из 82-мм, 120-мм. И с дронов, особенно там, на трассе. Я сейчас несколько человек отвез на Петровку (Петровский район), и сюда. Я — последний из Александровки уйду!
И, прислушиваясь, добавляет:
— Тихо. Видно, перезаряжают. Сейчас массированно начнут…
На вопрос «Для чего?» — отвечает:
— От отчаяния, и от злости. Бьют во все стороны уже, несмотря на жилой сектор. Думаю, они сейчас много гадостей наделают…
На улице у школы — скопление людей. Подвал с надписью — «Бомбоубежище». Велосипеды, сваленные скопом.
«Так не стреляли с 2014-го!» — говорят все, как один.
Школьное бомбоубежище — единственный глубокий подвал в поселке, где могут единовременно уместиться несколько десятков человек. Бежали сюда из-под огня сегодня со всех концов.
Внутри убежища — детские стульчики, парты, учебные стенды, емкости с водой, поддоны, из которых составлены нары, накрытые одеялами. Люди внутри — около десятка — сидят молча, глядя в бетонные стены. Сил что-то говорить нет…
Из Александровки едем на север — на другую окраину, в поселок Спартак. Там людей меньше. Совсем выжженное поле: магазинов нет, основное место ночлега — подвал.
По дороге подхватываем попутчиков, люди голосуют на остановках, автобусов не дождаться.
Все испуганы. О начале военной операции вооруженных сил России говорят с надеждой.
«Я воспринимаю ее однозначно: то, что происходит, — это освобождение», — делится также водитель Олег, коренной дончанин, поживший и под Харьковом, и в Киеве. И добавляет:
— Очень хочется съездить в Святогорск, что под Славянском, — там я с детства отдыхал, для меня это такое же родное место, как Донецк. И в Мариуполь. И в Одессу, конечно! Без границ, без страха.
Стела на въезде в село Спартак на севере Донецка
По пути созваниваемся со старостой Спартака Валентиной Плешковой.
— Вроде бы спокойно, — говорит неуверенно она.
Спартак граничит с разрушенным аэропортом, до передовой — километр. На подъезде слышим несколько близких разрывов, но не понятно — где падает. Падает сегодня везде. Трасса пустынная, только один раз проносится мимо тяжелый военный грузовик.
— Бить начали! — звонит снова Валентина. — Мы в подвале. Уезжайте, не надо сюда!
Две-три минуты решаем, стоя на развилке. И поворачиваем: не надо — значит не надо. При выезде с развилки нас настигает еще один на сегодня снаряд — на этот раз совсем рядом, метрах в 30. Машина подскакивает. Столп огня вспыхивает в лесопосадке справа. На дорогу выносит землю и остатки деревьев. Оглушает — не слышно друг друга. Били, возможно, прицельно. Счастье — никто не пострадал.
Когда въезжаем в Донецк — за спиной, далеко, рвутся еще снаряды.
Рваться они будут в этот день по всем окраинам непрерывно, и в других городах и поселках, до ночи. В это же время появятся новости о погибших и раненых.
Сергей Прудников, Донецк
