«TikTok — это вообще что-то страшное»
Актриса Полина Агуреева не считает достижением свои роли в кино, называет Сергея Бодрова последним настоящим человеком в нашем времени и уверена, что душу ребенка невозможно развить одними мультиками и компьютерными играми. О том, что произойдет, если на два года лишить своего сына смартфона и интернета, а также о драке со зрителем, возможности продолжения работы с режиссером «Ликвидации» и своем учителе Петре Фоменко, 90-летие со дня рождения которого отмечается в этом году, ведущая актриса «Мастерской Петра Фоменко» рассказала в интервью «Известиям».
«Вообще люди все сложные»
— Петр Наумович Фоменко был, как он сам о себе говорил, непростой. Вам с ним было сложно?
— Нет, с ним было прекрасно. Ну конечно, с ним было очень сложно, он действительно был тяжелый человек, очень. Такой парадоксальный. Мне кажется, что вообще люди все сложные. Особенно умные. И талантливые. Вообще я не знаю легких людей-то.
— Вам в театре его недостает или, может быть, вы чувствуете его присутствие?
— Я чувствую ответственность за… В том смысле, что должна что-то такое сделать свое собственное, чтобы его как-то продолжать. Не повторять. Чувствую ответственность за то, что я его ученица.
— Можно сказать, что у вас театр — семья?
— Нет. Я так никогда не думала. Считаю, что это немножко неправда, этого не бывает. Семья все-таки это семья. Я могу умереть за каждого члена своей семьи, не задумываясь. Но в театре я так не сделаю.
— А для чего вам нужен театр?
— Не знаю. Я просто этим живу. Это моя профессия, я в ней ищу. Отвечаю для себя на какие-то болезненные вопросы. Это мое пространство, где я разговариваю с кем-то, с людьми, с миром, с самим собой.
— А если выбирать — кино или театр?
— Конечно, театр. Просто у меня, наверное, в кино не было таких сложных задач. И сложного материала интересного. Я вообще, мне кажется, не очень умею сниматься. Мне всегда кажется, что меня разоблачат сейчас. И выгонят.
— Но у вас есть роль в сверхпопулярной «Ликвидации». Как вам кажется, за что ее любят?
— Это очень хороший жанровый фильм. С большим юмором. С хорошими актерами. С хорошей атмосферой человеческой. И с историей. Просто сошлись много составляющих. И, конечно, всё это собрал режиссер. Он эту атмосферу посеял. Кстати, Сергей Владимирович Урсуляк — один из самых остроумных людей, которых я в своей жизни встречала. С ним можно прямо до слез хохотать.
— Вы у него не раз снимались. Он вас и сейчас приманивает новым проектом?
— Мне кажется, что Сергей Владимирович со мной больше никогда не будет работать. Без обиды говорю, просто у меня есть такое ощущение, интуиция. Бывает, что люди какое-то время работают, потом исчерпываются отношения. Мне кажется, что он уже какие-то другие страницы открывает для себя.
— И других актрис?
— Да, это нормально.
— Есть ли режиссер, у которого вы бы безоговорочно согласились сниматься?
— Бергман.
— Это потому что «Фанни и Александр» ваш любимый фильм?
— Да.
— Сейчас у вас есть еще одна работа интересная, у Бодрова-старшего. Он практически биографическую картину снял. Называется «Дышите свободно». Вы играете доктора, который лечит человека…
— …от заикания, да. Очень интересно. Очень любопытная роль. Очень харизматичная женщина, потрясающий врач. Она действительно лечит людей, лечит их души. Вдруг влюбляется в своего пациента — и обнаруживает полную свою несостоятельность, даже патологичность, оказывается совершенно неприспособленной ни к жизни, ни к любви. Заканчивается тем, что она лежит с нервным истощением в психиатрической клинике. В общем, веселый фильм.
У героини есть реальный прототип, и я очень много про нее посмотрела, влюбилась абсолютно. Не буду ее называть — фильм далек от действительной истории, но она мне очень помогла.
— Там ведь снималась внучка режиссера, дочка Сергея Бодрова-младшего?
— Нет, он взял другую девочку — Полю Пушкарук. Тоже очень хорошая актриса. А внучка, кстати, у нас в театре работает, Ольга.
— Как к ней относятся коллеги? Есть какой-то, может быть, пиетет?
— С пиететом можно относиться, наверное, к ее папе, который трагически погиб. А Оля просто очень хороший, глубокий человек. Мне она нравится совершенно не потому, что она дочка Бодрова. Хотя Бодрова я тоже очень люблю, потрясающий был человек, настоящий. Действительно, последний настоящий человек в нашем времени. Но почему это нужно связывать — совсем не понимаю. Мне кажется, в этом что-то есть, извините, пожалуйста, плебейское. Как-то… «Дочка царя». Что-то из этой серии.
— Ну есть такие люди, которые держатся за репутацию родителей. И с этим идут по жизни.
— Я много знаю сыновей и дочек известных актеров, и них нет такого, чтобы они несли: я — сын, я — дочь. Это их самомнение существует в восприятии публики.
— Какие у вас сейчас планы в отношении театра? Предложения, новые роли?
— Я поставила спектакль «1000 и одна ночь» по сказкам Шехерезады как режиссер. И хочу попробовать еще поставить спектакль по Чехову.
Актеры Стефани Елизавета Бурмакова (Будур) и Анатолий Анциферов (Ала-ад-Дин) в сцене из спектакля «Тысяча и одна ночь» в постановке Полины Агуреевой в театре «Мастерская Петра Фоменко» в Москве
— Как худрук Евгений Каменькович относится к вашим поискам?
— Хорошо. У меня получился хороший спектакль. Мне кажется, доволен. Это не первый мой спектакль, но это первый, который и мне нравится. Приходите.
— Ваш фильм «Асфальтовое солнце» выходит в начале будущего года. Сейчас есть мода на ретро. И фильм Ильи Хотиненко — о молодежи 1980-х. Как вам кажется, современные режиссеры могут проникнуть в эпоху, о которой снимают кино?
— Конечно. Детство и юность Ильи, я так понимаю, пришлась на 1980-е. Мне кажется, он взял время, которое хорошо знает. Я ему верю, не думаю, что он нафантазировал что-то, отвлеченное от реальности. Он даже свои личные вещи отдавал в фильм.
— А у вас какие ассоциации с этим временем?
— Я родилась в 1976-м, маленькая была в это время. Росла в малюсеньком провинциальном городке Волгоградской области. И я помню, у меня было суперсоветское время в начале 1980-х. Не совсем такое гламурное, как у Ильи.
Фильм — о становлении подростковом. Превращении мальчика в мужчину. Это всегда болезненный момент. В фильме всё еще усугубляется предательством папы. Конечно, это переломный момент в жизни героя. Играет его Артем Фадеев, очень хороший мальчик, подлинный такой, лишенный субкультуры. Я очень люблю просто актеров, которые не ассимилируются со своей профессией, на них нет печати «актер». Как и в любой другой профессии, мне кажется, это неправильно, с ней ассимилироваться. Мне очень приятно с ним было общаться. Как и с Ильей Хотиненко, который замечательный, искренний панк такой.
— Вы при ваших заслугах тоже нетипичная актриса.
— Слава Богу. У меня нет каких-то… во-первых, я не считаю, что у меня какие-то особые заслуги в кино. Все-таки в основном я театральная актриса. Снимаюсь очень редко и соглашаюсь очень редко. И у меня не получается в кино так же серьезно и кропотливо относиться к профессии, как в театре.
«Взяла и отобрала у зрителя телефон»
— Если скажешь «Полина Агуреева», все вспомнят, как вы поете. Вас приглашали участвовать в какое-нибудь музыкальное телешоу?
— Сто раз приглашали. Отказывалась.
— Почему, расскажите.
— Не нравится этот формат, не нравятся песни. Не буду кокетничать — я хорошо, наверное, пою, потому что понимаю, про что пою. Но у меня, конечно, нет потрясающего голоса, вокальных данных. Всегда говорю, что я не хорошо пою, а хорошо вздыхаю, когда пою. Но очень люблю петь, просто очень. Наверное, людям нравится. Вообще, я люблю делать только то, что мне самой нравится.
— А что вам нравится?
— Если говорить вообще о музыке, я очень всеядный человек. Высоцкого очень люблю. Мне нравятся советские песни многие. Потому что они заставляют душу работать. Военные песни нравятся, которые не только о любви, но и про смерть, про страдания. Но страдания, как говорил один очень умный человек, расширяют ландшафт души. И страдания в искусстве, поскольку они безопасны и поскольку они не настоящие, имеют терапевтический эффект, конечно, они тебя очищают — это то, что греки называли катарсисом.
— Вы как-то признались, что вам хотелось чтобы на вашем спектакле «Бесприданница» люди не хлопали, а, наоборот, была тишина в каких-то местах.
— Все актеры об этом мечтают, но тайно, не говорят. Там есть момент, где моя героиня Лариса Огудалова поет очень трагическую песню. Это такой вой одиночества, непонимания, отсутствия любви. И, конечно, когда после этого тебе хлопают, — немножко странно. Вот если бы я сейчас заплакала, вы похлопали бы мне?
— Нет.
— Конечно, нет. Ты же воспринимаешь зрителя как очень доверенного тебе человека. Очень сильно открываешься на сцене. Это же вообще единственное место, где можно так сильно открыться. Гораздо больше, чем в интервью, несравнимо. Потому что в интервью я делаю всё, чтобы прикрыть себя, а на сцене — всё, чтобы открыть себя.
— На сцене подлинная Полина Агуреева, да?
— Конечно. Думаю, да. То есть, конечно, это героиня. Но то, что она чувствует, думает и транслирует, — это степень открытости самая максимальная.
— А когда в зале эту затею разрушают звонки телефонов, вас это бесит?
— Очень. Вы знаете, я однажды на спектакле «Одна абсолютно счастливая деревня» даже подралась со зрителем.
— Как это?
— Вот так. Взяла и отобрала у него телефон. Мы этот спектакль играем в очень маленьком пространстве. И человек на первом ряду сидел с телефоном. Смотрел всё время, нажимал кнопочку. Я подошла, стала отбирать, ну просто не выдержала. А он у меня стал обратно отбирать. Так некоторое время боролись.
— А что другие зрители?
— Ну так, немножко, наверное, в шоке были. Да я не знаю, мне всё равно. Мне кажется, что полтора часа можно потерпеть без телефона. Ведь театр — это диалог между актером и зрителем в идеале.
«Сейчас совершенно апокалиптическое время»
— Может быть, понятия о приличиях как-то изменились?
— Я вообще замечала, что сейчас, по-моему, совершенно апокалиптическое время. И полный какой-то треш. Время, которое не предлагает человеку глубину проживания, вот так можно сказать. Ни в телевизоре, ни в радио, ни в кино, ни в театре. Глубину проживания надо же с детства воспитывать. Например, мои дети в приказном порядке смотрят советские фильмы детские. Я точно знаю, что только с советскими фильмами, в которых есть тонкость, глубина человеческая, нюансы человеческих взаимоотношений, можно стать развитым человеком.
Душу тоже нужно развивать, тренировать. А не играть. Если человек смотрит только американские и европейские мультики и играет в компьютерные игры, из него никогда не вырастет человек с развитой душой.
— Непривычно увидеть сегодня человека читающего. Вы своих детей не заставляете читать?
— У меня старшему будет уже 17 лет, Пете. Вот он много читает. Хочет вообще в Литинститут поступать… На писателя. И он лишен интернета и телефона уже два с половиной года. За это время он научился прекрасно играть на гитаре. Кучу книжек прочитал. И вообще принял человеческий облик.
— Дайте совет родителям, как этого добиться.
— У нас был такой повод, не очень приятный, не буду рассказывать, долго. Но прямо за гранью уже повод. И мы сказали: ах, так — всё, прости, дорогой, но больше у тебя интернета нет. Раньше он каждую секунду отворачивался к телефону, это прямо зависимость была. Сейчас такого нет. Я безумно счастлива.
Младшему шесть лет исполнилось. И он пока вообще ничего не делает с компьютером. Буду сопротивляться до последнего, считаю, что это прямо реальное зло. Я по своему старшему ребенку видела, что с ним происходит. «ТикТок» — это вообще что-то страшное.
— У вас, видимо, нет никаких страничек в соцсетях.
— В Facebook вот недавно я завела страницу. Но я туда не особо заглядываю. Нет, в соцсетях точно меня нет.
