Главы комитетов Госдумы и Совета Федерации Павел Крашенинников и Андрей Клишас внесли в парламент законопроект, согласно которому за пытки заключенных будут лишать свободы на срок до 12 лет. Но прежде чем обсудить этот важный документ, хотел сказать о другом. Тема пыток не взялась из ниоткуда, это не то, что неожиданно свалилось нам на голову как гром среди ясного неба. Система ФСИН является отражением всех существующих в обществе проблем. Когда «здесь» царит агрессия, нетерпимость, жестокость, «там», в закрытой системе, эти пороки отражаются в гипертрофированном виде.
Кроме того, российская пенитенциарная система имеет печальную историю, связанную с периодом сталинских репрессий, где осужденные порой использовались для бесплатного рабского труда, и никто не думал о сохранении их жизни и здоровья. Люди погибали десятками, сотнями тысяч на стройках коммунизма, под пытками, в бесчеловечных условиях. Всё это необходимо осознать, прежде чем приниматься за борьбу с пытками как явлением.
Сегодня система исполнения наказаний рассматривается и обществом, и многими сотрудниками ФСИН как репрессивная, цель которой — подавить и сломать человека. Главная же задача уголовно-исполнительной системы — исправление оступившегося человека — воспринимается как недостижимый идеал, как утопия. В реальности всё происходит совершенно по-другому.
Сама система таит в себе много сопутствующих проблем. Это низкие зарплаты сотрудников, кризис внутрифсиновской медицины, старые колонии, построенные еще в советские годы. Я был в десятках регионов и видел этот контраст: наряду с учреждениями, отвечающими всем международным требованиям, как, например, тюрьма «Новые Кресты» в Санкт-Петербурге, есть колонии, в которых нет элементарных условий для жизни и занятости осужденных.
За последние годы сообщения о пытках появлялись регулярно, но пример саратовской тюремной больницы — это уже, наверное, верх цинизма и жестокости. Эти видеокадры ужаснули всех.
Тема пыток обсуждалась на недавней встрече СПЧ с президентом и сопровождалась крайне негативной реакцией главы государства в отношении ситуации, которая царит в системе ФСИН. Я знаю, что и сейчас внутри федерального аппарата продолжаются кадровые перестановки.
Одним из основных шагов нового руководителя ФСИН должна стать встреча с правозащитным сообществом. Он должен услышать их рекомендации, потому что зачастую регионы не заинтересованы озвучивать проблемы: бывали случаи, когда информация о пытках всплывала спустя несколько лет. По существующей практике мы видим, что силовые органы не заинтересованы в привлечении к ответственности своих преступивших черту сотрудников. Это тоже печальная данность, с которой нельзя мириться.
О необходимости законопроекта, который сейчас внесен в Госдуму, говорилось уже много лет, в том числе в качестве рекомендаций профильных комитетов ООН в адрес Российской Федерации.
Что демонстрирует внесенный документ? Во-первых, общественную значимость проблемы пыток, ее опасность для государства как единого организма. Он показывает, что власть осознает проблему и не хочет с ней мириться. Что касается самого текста законопроекта, на мой взгляд, он нуждается в гораздо более тщательном изучении и обсуждении. Надеюсь, последуют общественные экспертные слушания на разных площадках, в том числе и в Госдуме, которые помогут усовершенствовать будущий закон.
Что бы я отметил из плюсов? Если раньше понятие «пытка» было расплывчато, то теперь оно конкретизируется, вводится «лицо, осуществляющее пытки», которым может быть сотрудник правоохранительных органов, в том числе сотрудник ФСИН. Это дает хотя бы минимальный инструментарий для усиления противодействия пыткам и привлечения к ответственности тех, кто их осуществляет. Ответственность за пытки увеличивается до 12 лет, а с ней и сроки давности рассмотрения таких дел, пытки переходят в разряд особо тяжких преступлений.
Из очевидных минусов — по-прежнему нет отдельной статьи для этого вида деяний. Правозащитники много говорили о необходимости выделения пыток в отдельную статью Уголовного кодекса. Но пока в другие статьи УК добавляется лишь конкретизация понятия пыток. Размывается значимость преступления, она как бы перераспределяется по другим статьям УК.
Кроме того, проект закона предлагает ввести такое понятие, как «запугивание» «как способ контроля над личностью заключенного или принуждения другого лица к совершению каких-либо действий под страхом пытки», а принуждение к даче показаний тоже приравнивается к пыткам. Пока из проекта не вполне понятно, какой именно набор действий будет квалифицироваться как запугивание. Например, следователь или дознаватель говорит подследственному: «Если признаешься, получишь пять лет, не признаешься — 15». Как на практике доказать, что он именно запугивает человека, а не описывает ему объективную перспективу согласно Уголовному кодексу? Некоторая размытость формулировок по-прежнему присутствует в проекте, нужно работать над их большей четкостью.
И дело не только в запугивании, это не единственная причина пыток. Я сталкивался с примерами в уголовно-исполнительной системе, когда людей избивали за неповиновение, за то, что человек отстаивает свои права, отказывается участвовать в криминальных схемах. Мы знаем, что из уголовно-исполнительных учреждений звонят населению по поводу банковских карточек и с иными мошенническими схемами. Где-то продолжают работать схемы, связанные с наркоторговлей, — это тоже бывает завязано на некоторые учреждения ФСИН.
Тот факт, что к числу лиц, совершающих пытки, добавляются сотрудники ФСИН, с одной стороны, может стать определенным прорывом. С другой — по истории в Саратовской области и случаям в некоторых других регионах мы знаем, что не только сотрудники колоний собственноручно пытают заключенных, чаще всего они «перепоручают» это преступление так называемым активистам из числа заключенных. При этом сами зачастую остаются в тени. Думаю, что такого рода уход от ответственности со стороны сотрудников тоже требует более детального отражения в документе.
В целом законопроект может быть оценен как первый шаг в осознании проблемы пыток, но именно как первый. Насколько мне известно, его хотят принять весной, и есть еще время для обсуждения. Пока живого обсуждения у нас с депутатами, к сожалению, не было.
Еще один очень важный механизм для усиления прозрачности системы ФСИН — механизм формирования общественно-наблюдательных комиссий (ОНК). Сейчас окончательное решение о формировании ОНК закреплено за федеральной Общественной палатой. Это не совсем правильно, потому что федеральные общественники порой не знают людей, которых предлагает регион. Поэтому считаю важным, чтобы к формированию ОНК подключались и уполномоченные по правам человека субъектов. В таких комиссиях должно быть больше правозащитников, правоведов, журналистов, которые не будут заинтересованы нивелировать ситуацию, а будут доводить эти острые вопросы до общественности.
Автор — российский правозащитник и общественный деятель, член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
